Купание голышом

Шесть

Звонок из береговой охраны раздался ровно в полдень.

— Вы сдаетесь? Да вы с ума сошли! — заявил Чаз. Он упаковал вещи час назад. — Моя жена где-то там, в воде — что, если она еще жива?

— Шансов почти нет. Мне очень жаль, мистер Перроне.

Чаз выписался из «Мариотта» и, воодушевленный, с облегчением поехал домой. Ему удалось безупречное убийство. Тридцать семь часов назад он перебросил Джои через борт, и даже волоска ее не нашли. Океан сделал свое дело.

Войдя в дом, Чаз ощутил прилив… что бы это могло быть? — нет, не раскаяние, скорее плотское влечение. В воздухе слабо пахло любимыми духами Джои — этот аромат неизменно возбуждал Чаза. «Куда утонченнее, чем эта Риккина фруктовая бурда, — подумал он. — Может, уговорить ее сменить марку?»

Он прослушал на автоответчике серию психованных сообщений от друзей Джои, которые прочитали об ее исчезновении в газетах. Подумал, что ему чертовски повезло жениться на женщине, у которой фактически нет семьи, ни большой, ни маленькой, а значит, некому поднять суматоху. Чаз никогда не встречался с единственным братом жены; интересно, удастся ли новостям о смерти Джои выдернуть отшельника Корбетта Уилера из любезной его сердцу Новой Зеландии.

Поначалу вид платьев Джои в шкафу расстроил Чаза. Ему полегчало, когда он очистил все вешалки, и еще больше полегчало, когда убрал из ванной все ее мыла, кремы, скрабы, увлажнители, отшелушиватели и кондиционеры. Он методично собрал все ее вещи и свалил их на королевских размеров кровать. Все, кроме одного обольстительного кружевного лифчика и трусиков, которые вроде подошли бы Рикке, если бы та сбросила пару фунтов. Ликвидации не подлежали и драгоценности Джои, которые стоили минимум десять или двенадцать штук.

У Чаза не было контейнеров, куда поместились бы все пожитки жены, поэтому он съездил в отдел доставки близлежащего «Брэндсмарт» и прихватил несколько здоровенных картонных коробок. Вернувшись, он увидел серый «форд-седан» на подъездной дорожке и Карла Ролваага на крыльце. Чтобы не показаться веселым вдовцом, другой муж-убийца оставил бы коробки в машине, дабы не светить их перед изнуренным детективом. Но Чаз решил, что не даст запугать себя или сбить с пути.

— Что у вас там? — спросил Ролвааг. — Бронетранспортер?

Чаз молча открыл переднюю дверь и задом вошел с коробками в дом. Он направился прямиком в спальню, а болезненный коп следовал за ним на подобающем расстоянии.

— Видеть не могу ее вещи. Слишком мучительно, — сказал Чаз. Он принялся бросать платья и блузки Джои в коробку, где раньше хранился сорокадюймовый «Санио». — Куда ни посмотрю, всюду она, — уныло продолжал он. — Я даже не могу заставить себя распаковать чемодан, с которым она ездила.

Ролвааг задумчиво наблюдал.

— Люди по-разному реагируют на подобный шок. Некоторые ничего в доме не трогают. Оставляют все в точности как было, вообще все — постельное белье, грязные вещи для стирки. Поразительно. Не выбрасывают даже зубную щетку любимого человека — она так и стоит в стакане на раковине. Иногда это длится годами.

Чаз продолжал наполнять коробку.

— Только не я. Если все эти вещи будут мне о ней напоминать, я по утрам из кровати выбираться не смогу.

— Что будете со всем этим делать?

— Я еще не решил. Может, отдам бедным.

Детектив выудил из груды черепаховую щетку для волос.

— Можно я возьму?

— Будьте любезны, — автоматически произнес Чаз. И после секундного размышления: — Могу я спросить, зачем она вам?

— На всякий случай.

— Да?

— На случай, если что-то всплывет, — сказал Ролвааг, — часть тела или что-нибудь еще. Не хочу углубляться в детали, мистер Перроне, но иногда такое случается.

— Да, я понял. Вам нужен образец ее ДНК.

— Верно. В случае необходимости, волос на щетке хватит для идентификации, — подтвердил детектив. — Ничего?

— Конечно. — Не дрогнув, Чаз сграбастал с кровати пару сумочек и швырнул их в коробку.

Ролвааг сунул расческу Джои во внутренний карман куртки.

— Здесь, во Флориде, были случаи, — сказал он. — Рыбак выуживал огромную акулу, она билась на палубе и внезапно срыгивала огрызок человеческого тела. Иногда через недели после того, как человек пропал. Между тем акула могла проплыть две или три сотни миль…

— Могу себе представить, — болезненно скривившись, прервал его Чаз.

— Прошу прощения, мистер Перроне. Вы наверняка проходили такие случаи в Розенштиле.

Взгляд Чаза метнулся с коробки на лицо детектива.

— Да, мы проходили. — В голосе беспокойство, он и сам слышал. Ролвааг уже навел справки. — Берите все, что хотите, — пригласил Чаз, махнув на груду вещей. — Я готов сделать что угодно, если это поможет со всем покончить.

Улыбку детектива Чаз решил счесть сочувственной.

— Покончить — это хорошо, — сказал Ролвааг. — Хоть иногда и больно, но все равно шаг вперед. Простите за вторжение.

Чаз проводил его до двери и сказал:

— Звонили из береговой охраны. Они бросили искать в полдень.

— Да, я знаю.

Изобразив досаду, Чаз добавил:

— Они обшарили три тысячи квадратных миль, но так ни черта и не нашли.

— Ну, кое-что они нашли, — сказал Ролвааг, и Чаз замер, вцепившись в дверную ручку. — Четыре тюка марихуаны. Больше ничего.

Чаз переждал приступ тошноты.

— Ну и ну, — сказал он. — Вот они там все пересрались в Колумбии.

— На самом деле наркотики прибыли с Ямайки. Но вы правы, никак не выяснишь, кто их выбросил или даже где. Вероятно, Гольфстрим их так и волок до островов.

— С Бермудов, наверное, — фыркнул Чаз. — Не с Ямайки.

— В смысле?

— Гольфстрим, говорите? Он течет с севера на юг.

Белесые брови Ролваага поползли вверх.

— Когда я в последний раз его видел, он с севера не тек, — сказал он. — Я совершенно уверен, что он течет в другую сторону, мистер Перроне. На север.

Чаза одолел незапланированный приступ кашля. «Что, если этот придурок не ошибается?» — уныло подумал он. Это значит, что океанические течения вынесли тело Джои из удаленного района поисков прямо в десятку.

— Черт, может, вы и правы. — Чаз прочистил горло. — У меня сегодня такой бардак в голове, что я солнце от луны не отличу.

— Я все понимаю. Вам надо отдохнуть, — сказал Ролвааг и направился к машине.

Чаз закрыл дверь и обессиленно к ней привалился. Из миллионов людей, не уверенных, в каком направлении течет Гольфстрим, он, должно быть, единственный, кто получил степень в океанографии. На секунду ему захотелось позвонить одному из бывших преподавателей и разъяснить вопрос, но насмешки неминуемы, а Чаз был не в настроении их выслушивать. То был один из редких случаев, когда он жалел, что валял дурака в студенческие годы.

Он быстро вернулся к уборке вещей покойной жены, утешаясь тем, что акулы у берегов Майами-Бич столь же неразборчивы в своей диете, сколь акулы у берегов Кис. Вне всякого сомнения, одна из них сожрала Джои, и лучшее доказательство сего факта — отсутствие тела.

Тем не менее, когда позвонила Рикка, Чаз не удержался:

— Детка, в какую сторону течет Гольфстрим?

— Это что, викторина? А какие варианты?

— На север или на юг.

— Я без понятия, котик.

— Ч-черт.

— Только не надо злиться на меня, — сказала Рикка. — Это ведь ты у нас вроде крутой ученый?

То же самое думал о Чазе Перроне Карл Ролвааг на пути к станции береговой охраны.

Корбетт Уилер переехал в Новую Зеландию в двадцать два года, убежденный, что, если он не сбежит из Америки, остаток юности уйдет на попытки спасти наследство от загребущих теткиных лап. Корбетт умолял младшую сестру бежать из Штатов вместе с ним, но сердце Джои прикипело к Флориде. Корбетт не удивился, когда она вышла замуж за Бенджамина Мидденбока, но был поражен, когда биржевой маклер оказался честным, порядочным парнем, которого деньги Джои явно не интересовали. Лишь впоследствии, когда скай-дайвер расплющил Бенни в лепешку, Корбетт узнал, что сестра так и не просветила любящего мужа насчет семейного наследства. После этого Корбетт заподозрил, что Джои может о себе позаботиться.

К этому времени он полюбил Новую Зеландию, обширную и достославную, как Калифорния, минус орды автомобилистов. Он, что казалось немыслимым, заинтересовался разведением овец в период, когда из Швеции была интродуцирована восточно-фризская порода. Восточно-фризская была самой продуктивной молочной породой овец на свете, и скрещивание ее с новозеландскими линиями щедро дарило кругленьких пушистых ягнят. Корбетт Уилер ощутимо разбогател, хотя прибыль никогда не была его целью: он просто питал невинную любовь к овцеводству. Ничто так не радовало его душу, как сидеть на крыльце фермы, смолить косяк и разглядывать зеленые холмы, забрызганные оловянными бляшками баранов, овец и ягнят.

Однажды ночью взволнованная Джои позвонила и рассказала, что сестра-близнец их покойной матери — алчная гарпия, которая их взрастила, — попала за решетку за поддельные претензии по страховке. Дотти Бэбкок работала в Лос-Анджелесе профессиональной жертвой аварий, в союзе с жуликом-врачом выигрывая по два-три липовых дела в месяц. К каждому вымышленному имени Дотти Бэбкок прилагался треснувший позвоночник, сломанная шейка бедра или отслоившаяся сетчатка. Газета выследила Дотти и поместила на первую полосу фотографию, где жертва катается на роликах в Санта-Монике со своим инструктором по пилатесу. Власти были вынуждены принять меры, и судья приговорил Дотти к сроку от восьми до двенадцати лет. Джои принесла эту весть в надежде, что, может, брат решит вернуться в Штаты, но Корбетт отказался. С такого расстояния (и через подозрительное око «Би-би-си») американская культура казалась все маниакальнее и неаппетитнее. Кроме того, Корбетт Уилер не представлял себе жизни без своих овечек.

Он вернулся лишь однажды, на похороны Бенджамина Мидденбока, и вытерпел жизнь в Америке всего сорок восемь часов. Ослепительная вульгарность Южной Флориды оказалась ему не по силам, и Корбетт, сенсорно перегруженный под завязку, улетел домой в Крайстчерч, полный решимости заниматься делом и опекать свою паству. Он регулярно созванивался с сестрой и так узнал о ее растущих подозрениях насчет верности и добродетели ее второго мужа, доктора Чарльза Перроне. Однако в этих беседах Джои ни разу даже не намекнула, что опасается за свою жизнь.

— Он правда спихнул тебя с корабля? — Корбетт Уилер дрожащей рукой сжимал телефонную трубку. — Но как? И почему, ради всего святого?

Джои рассказала ему обо всем, что произошло той ночью. Он ухитрился рассмеяться, когда она дошла до тюка марихуаны.

— И кто тебя нашел, Управление по борьбе с наркотиками?

— Холодно.

— Но ты ведь уже была в полиции?

Нет ответа.

— Джои, что происходит?

— Это будет мое слово против его, — сказала она, — а он хороший актер. Лучше, чем я.

Корбетт Уилер пару секунд поразмыслил.

— Так у тебя есть план? — спросил он.

— Будет. Может, мне понадобится твоя помощь.

— Все что пожелаешь, — пообещал он. — Где ты сейчас?

— На каком-то острове, — ответила она.

— Великолепно. Ты одна?

— Я с парнем, который меня спас.

— Да ну, Джои.

— Я ему доверяю.

— Чазу ты тоже доверяла, — сказал Корбетт Уилер. — Утром первым делом зафрахтую джет.

— Нет, нет, пока не надо. Пожалуйста.

Корбетт знал, что у сестренки бывали минуты слабости, но глубоко внутри она та еще штучка.

— Что конкретно ты замышляешь? — спросил он.

Положив трубку, Джои вышла на улицу и обнаружила, что Мик Странахэн рыбачит на молу, а Сель дремлет у него под боком.

— Как скоро Чаз официально объявит меня погибшей? — спросила она. — Недели? Месяцы? Ну то есть — раз тело не найдено?

— По законам штата — через пять лет, — ответил Странахэн. Джои порадовалась, хотя не собиралась тратить столько времени, тайно выслеживая мужа-кретина. Она сочиняла что-нибудь быстрое и гадкое.

— Корбетт позвонит в офис шерифа, — сообщила она, — скажет, что это не был суицид или несчастный случай.

— Хочешь, чтобы копы припугнули Чаза так сразу?

— Чем больше, тем веселее. Кроме того, они не смогут доказать, что он это сделал. Ты сам сказал.

— Пожалуй, без твоих показаний не смогут.

— Значит, они просто зададут кучу вопросов и доведут его до нервного истощения. Мне это подходит.

— Ночами он будет лежать без сна, гадая, что принесет ему следующий день, — сказал Странахэн.

— Вот именно. Пялясь в потолок.

— А чем все это закончится?

— Я толком не понимаю, — призналась Джои. — Нет ли у тебя какой-нибудь хитрой мыслишки? Наверняка ведь есть.

Странахэн выудил люциана и кинул его в ведро.

— Ты вправе злиться, — сказал он. — В конце концов, парень пытался тебя убить.

— Главное, я должна выяснить почему, — сказала Джои. — Что бы ни произошло с Чазом, я не могу уйти, пока не узнаю, с какой стати он это сделал. Я говорила, что он младше меня?

— Нет.

— Почти на пять лет. Большая ошибка — выйти замуж за инфантильного юнца.

Она умолкла — эти ее слова можно истолковать определенным образом, — и затем с нажимом прибавила:

— Но это вовсе не значит, что я собираюсь резко начать встречаться с парнями постарше.

— Проклятая судьба! — Странахэн не отводил глаз от воды.

— Сарказм тебе не идет, — нахмурилась Джои. — Это ты Чазу оставь.

— А меня не особо возбуждают воровки.

— Что?!

— Ты сперла мою лодку, забыла?

— Ради бога, — сказала Джои.

Она всего лишь пыталась установить несколько простых правил. Она не хотела, чтобы Странахэн неверно понял их отношения. Она пересмотрела свой подход к мужчинам — отныне его краеугольными камнями станут ясность и прямота, и Странахэн был первым подопытным кроликом.

— Мик, я хочу заплатить тебе за помощь. Плюс издержки, разумеется, включая комнату и еду.

— Я все равно не могу пообещать, что не попытаюсь переспать с тобой, — сказал он. — Я нередко так себя веду, когда встречаю кого-нибудь привлекательного. По справедливости, ты должна это знать.

— Я ценю твою искренность, честно.

— Не переживай, ты за милю поймешь, что я приступил к делу. Я не слишком-то искусен.

— Правда?

— Французское вино, лунный свет и Нил Янг[19], исключительно акустика. Не смейся, я знаю, что это слащаво.

— Смотря какое вино, — ответила Джои.

Она вспомнила, как он целовал ей руку, пока наблюдатель из береговой охраны таращился на них из вертолета. Может, то была не просто показуха.

— Если бы ты была моей сестрой… — начал Странахэн.

— Или дочерью.

— Боже, я не настолько стар.

— Продолжай, — сказала Джои.

— Если бы ты была моей сестрой… честно? Я бы велел тебе убраться с острова как можно быстрее.

— Потому что…

— Потому что — откуда ты знаешь? — сказал он. — Вдруг я президент фан-клуба Теда Банди[20]. Вдруг я серийный убийца, либо насильник, либо нужное подставить.

— Теперь ты просто пытаешься меня умаслить, — протянула Джои.

Странахэн вытянул еще одного люциана и заявил, что на ужин хватит. Он встал, свистнул Селю, и тот поплелся к столу, где Странахэн чистил рыбу.

— Любит к чайкам приставать, — сказал Странахэн.

— Ты ешь рыбу каждый вечер?

— Нет. Иногда омаров, иногда — каменных крабов.

— Тебе тут не одиноко? — спросила Джои.

— Наверстываю годы, проведенные в компании идиотов. — Странахэн расчехлил узкий кривой нож и принялся за дело. Работа деликатная, поскольку люцианы малы, однако нож лежал в обветренной руке твердо и уверенно. Джои поймала себя на том, что наблюдает с каким-то странным благоговением, точно потрошение рыбы — магический ритуал.

— Как-нибудь вечерком можно смотаться на ялике до Ки-Бискейн, — тем временем говорил он. — Там можно найти парочку неплохих ресторанов…

— Мик, у тебя есть ружье? — спросила она.

— Мы во Флориде, дорогая.

— Я серьезно.

— Я тоже. Глава Торговой палаты Майами держала заряженный «узи» под кроватью, — сообщил Странахэн. — Ответ таков: да, у меня есть огнестрельное оружие.

— Покажешь мне, как им пользоваться?

— Вряд ли.

— На тот случай, если Чаз поумнеет.

— Слишком опасно.

— Ну ладно, — сказала Джои, а про себя подумала: «Даже слабоумный бабуин в состоянии научиться стрелять».

— Чем именно твой муж зарабатывает на жизнь? — спросил Странахэн.

— Я говорила. Он биолог.

— Но что он делает?

— Работает в проекте по Эверглейдс в отделе контроля за использованием водных ресурсов.

— И как, успешно? — спросил Странахэн.

— Без понятия. Наука для меня — параллельная вселенная, — ответила Джои. — Я у нас в семье за дурачка.

— Сколько ему платят? — Странахэн бросил пригоршню рыбьих кишок в воду. Чайка со всплеском нырнула в воду, игнорируя лихорадочный лай Селя.

— Чаз получает шестьдесят две тысячи в год, — сказала Джои. — Я знаю только потому, что его проверяла налоговая служба.

— Он может заграбастать твои деньги? Это важно. — Она уверила Странахэна, что ее наследство в безопасности.

— В любом случае он подписал брачный контракт. Время от времени намекал — мол, не порвать ли мне его, но в конце концов сдался.

— Странно, нет?

— Нет, потому что у него своя заначка на черный день. Я не лезла в его дела, — объяснила Джои, — потому что он не лез в мои. В нашем браке денежный вопрос не стоял, если ты об этом. Счета пополам. Налоговые декларации по отдельности.

— Денежный вопрос стоит в каждом браке, Джои. Спроси любого адвоката по разводам. — Странахэн бросил в бухточку блестящий рыбий скелет, и тот медленно потонул в завитке красноты.

— А родители у Чаза богаты? — спросил Странахэн.

— Отец следил за газонами в загородном клубе в Панама-Сити, — ответила Джои. — Чаз говорил, отец заболел от пестицидов и сошел с ума. Проснулся однажды утром и решил, что он — генерал. Уильям Уэстморленд[21]. Отправился в док с клюшкой для гольфа и граблями, атаковал креветочную шхуну. Капитан и экипаж были вьетнамскими эмигрантами…

— Круто. Это тебе Чаз рассказал?

Джои кивнула:

— Он сохранил газетные вырезки. В общем, его отца поместили в приют. Мать работает в «Таргете», вышла замуж во второй раз, за отставного летчика-истребителя из Англии.

— Так откуда же взялась его «заначка»? — Странахэн дочистил филе и уже мыл стол. — Он транжира?

— Как правило, нет, — ответила Джои. — Но, кстати, три месяца назад он пошел и купил новехонький «хаммер H1». Не в кредит взял, а купил. Ярко-ярко-желтый. Сказал, что ему нужен четырехколесный привод для полевых работ в болотах.

— Прекрасно, — хмыкнул Странахэн.

— Когда я спросила, сколько это стоило, он вроде огрызнулся, — вспомнила Джои. — А я его не пилила. Мне просто было интересно, сколько он потратил. Ему тоже было интересно, когда я приходила домой с новым платьем или парой туфель. Но в тот раз он сказал, чтоб я не лезла не в свое дело. Назвал меня пронырливой сукой.

— А ты что?

— Сказала, что, если он еще хоть раз заговорит со мной в подобном тоне, я оторву ему яйца, одно за другим, и вытащу через глотку, — поведала Джои. — Я вспыльчивая, понятно?

Странахэн пообещал иметь в виду.

— В общем, ночью мы лежали в постели, — продолжила Джои, — и Чаз извинился, что на меня наорал. Пытаясь тем временем на меня взобраться. Сказал, мол, выиграл много денег, потому что пострадал в автомобильной аварии.

— Когда?

— Давно, до того как мы встретились. Его подрезал какой-то пьяный киванисец[22] в Тампе, и Чаз серьезно повредил спину. Сказал, что с полгода ходил на костылях.

— Ты почти два года была за ним замужем, и прежде он ни разу не упоминал о травме, которая изменила всю его жизнь, — задумчиво произнес Странахэн.

— Может, он думал… ну, не знаю. — Джои покачала головой. — Может, смущался, что получил деньги по судебному иску.

— Наверняка. Или хотел, чтоб ты думала, будто он получил Нобелевскую премию или, к примеру, грант Макартура[23].

Она почувствовала себя круглой дурой.

— Иными словами…

— Допустим, все, что тебе когда-либо говорил муж, — вранье, — сказал Странахэн. — Сколько, по-твоему, стоит этот новый «хаммер»?

— Почти шестьдесят штук, со всеми прибамбасами. Я смотрела в Интернете.

Они обернулись на визг. Сель жалко барахтался в бухте, морские птицы кружили над ним и дразнились. Странахэн невозмутимо прыгнул в воду и схватил здоровенного пса в объятия. Джои поспешила за полотенцем.

Позже, пока жарилась рыба, Странахэн открыл бутылку вина.

— Можешь не волноваться, — успокоил он Джои. — Оно из Калифорнии, а не из Франции.

— То есть это не твои вкрадчивые холостяцкие штучки?

— Доверься мне хоть немного.

— Но мы же вроде Нила Янга слушаем?

— Нила Янга и «Буффало Спрингфилд»[24], верно. Для своих юных лет ты чертовски проницательна. — Странахэн наполнил вином ее бокал. — Может, завтра снимемся с этой скалы?

— Хорошая мысль. Хочу, чтоб ты посмотрел на этот «хаммер», — согласилась Джои.

— А вот я, — сказал Странахэн, — хочу посмотреть на чувака, который на государственной зарплате способен выложить шестьдесят штук наличными за тачку.

Старшину звали Янси.

— Вот о чем я говорила, — сказала она.

Четыре тюка были выложены в ряд на полу камеры. Подмокшая марихуана сильно и приторно пахла.

Янси указала на третий тюк. Карл Ролвааг наклонился, чтобы рассмотреть поближе.

— Странно, да? — сказала старшина.

Упаковка была повреждена в двух местах. Ролвааг осторожно обвел складки ткани колпачком шариковой ручки. И там и там — узкие продольные бороздки, некоторые настолько глубокие, что мешковина вспорота насквозь.

— Могу я попросить вас об одолжении? — Детектив поманил Янси.

Старшина послушно шагнула вперед. Ролвааг взял ее левую руку и положил ее на одну из рытвин в тюке. Потом взял правую руку и накрыл ею вторую рытвину. Совпало почти идеально, под каждым пальцем Янси — складка.

— Что скажете? — спросил Ролвааг.

Янси окаменела.

— Это не я, сэр. Честное слово, — заговорила она. — Все так и было, когда мы его нашли.

— Успокойтесь, — произнес детектив. — Я вам верю.

— Вы попросили сообщать обо всем необычном, что мы увидим или обнаружим, — сказала она. — Все необычное — вот что вы сказали.

— Верно, и это очень нам поможет. Я вам безмерно благодарен.

— Всегда рады помочь, сэр.

— И где нашли этот тюк?

— В бухте Энджелфиш, — ответила Янси.

— Что, правда? Путь неблизкий.

Это означало, что Джои Перроне очутилась в воде намного раньше, чем заявил ее муж.

— Еще две маленькие просьбы, — сказал Ролвааг Янси. — Обычно вы сжигаете всю конфискованную марихуану, так?

— Да, сэр, мы передаем всю контрабанду федеральным экспертам. Они ее сжигают, — подтвердила старшина.

— Скажите им, чтобы этот тюк не трогали, — велел Ролвааг. — Пометьте его как улику и поместите в безопасное место.

— Как улику. Есть, сэр.

— А во-вторых, есть у вас пинцет и пластиковый пакет?

— Позвольте, я поищу в медпункте, — сказала Янси. Когда она ушла, Ролвааг уселся на один из оставшихся тюков и яростно высморкался. Он страдал от аллергии на пыльцу и плоды целой кучи растений, и мокрая марихуана по его личной шкале стоила все десять баллов.

На стене камеры было нацарапано слово «Libertad!», и детектив задумался, кто мог его написать и куда несчастного ублюдка депортировали. Ролвааг ненавидел Южную Флориду, но нелишне напоминать себе о местах не столь отдаленных, которые гораздо хуже, местах, по сравнению с которыми Хайалиа покажется Изумрудным городом страны Оз.

Старшина Янси принесла то, что он просил. С помощью пинцета Ролвааг начал дотошно исследовать каждую канавку на мешковине. Почти сразу он нашел улику, которую надеялся найти.

— Не могли бы вы открыть пакет? — попросил он.

— Да, сэр. А что вы нашли?

Детектив крепко зажал улику пинцетом и показал старшине.

— Это что, кончик ногтя? — спросила она.

— Похоже на то. Я почти уверен, что женского.

— Получается, она пыталась вскрыть тюк?

— Нет. — Ролвааг уронил кусочек ногтя в пакет. — Она цеплялась за жизнь.

Старшина Янси поглядела на рытвины, и Ролваагу показалось, что она содрогнулась.

— Сэр, может, это женщина… могла это сделать женщина, которую мы искали? Та, что пропала с круизного лайнера?

Детектив подтвердил, что могла.

— Дико, — тихо произнесла Янси. — Ужас как дико.

— Да, дико. — Ролвааг вернулся к мокрому тюку. — Посмотрим, есть ли тут еще что-нибудь.