114

Продолжение главы 66

Ты идешь в дом Эйлин Эштон. Это трехэтажное здание в колониальном стиле из красного кирпича с зелеными ставнями и большими белыми креслами-качалками на крыльце. Ни одна из самых выдающихся исторических усадеб Саванны не идет с ним ни в какое сравнение. Деньги Эйлин — из старых запасов табачных плантаторов голубых кровей. Деньги «тех, кто участвовал в гражданской войне», тех, кто первыми высадился на Плимутской скале.

Эйлин кажется тебе маленькой и нервной. У нее неестественно темный загар и несколько золотых монисто на шее. Внешне холеная, подтянутая женщина с хорошим маникюром, которая слишком много пьет. Ты говоришь ей, что не совсем понимаешь, зачем тебя пригласили. Она смеется и говорит: «Да заходите же наконец!»

В большой, просторной гостиной под медленно вращающимся бамбуковым вентилятором, прикрепленным к потолку, стоит огромных размеров белый диван. Эйлин протягивает тебе напиток — крепкий джин с тоником в стакане с капельками влаги на стенках. Ты осушаешь его в два глотка. Она протягивает тебе еще один. Ты замечаешь в гостиной большого зеленого попугая, сидящего на кольце, которого ты с полной уверенностью принимаешь за удачное чучело, пока он не меняет своей застывшей позы и не выдает не слишком мелодичное: «Мако!» Эйлин успокаивает его, а птица отвечает ей: «Продолжай в том же духе, стерва!»

— Не обращайте внимания на мистера Бигглса, — говорит Эйлин. — Он просто глупая слепая старая птица, разве нет, мистер Бигглс?

Она делает долгий глоток: «Хотя мой муж его просто обожал. Кормил его привозными бразильскими орехами и сушеными вишнями. А я даю ему кошачий корм».

— Ваш муж умер?

— Нет, конечно! — Она закатывает глаза. — Это было бы просто прекрасно! Нет, когда мы разводились, мой муж сказал, что единственное, что он хочет забрать из этого дома, это мистер Бигглс. Как же он тогда назвал дом? А, преддверием ада, по-моему! Короче, единственное, что он хотел взять с собой, была птица, и поэтому она — единственное, что я оставила себе. Еще джина?

Ты киваешь, но понимаешь, что во всем мире может не хватить алкоголя, чтобы помочь тебе пройти через это. «Он слепой? — спрашиваешь ты, когда она протягивает тебе третий стакан. Ничего другого тебе в голову не приходит. Она что, хочет, чтобы ты ей чечетку станцевала? Или собирается тебя убить? Вот, наверное, в чем дело: у всех особ голубых кровей есть свои скелеты в шкафу, причем в буквальном смысле. И она легко сможет от этого отмазаться. Заплатит нескольким должностным лицам — и готово. Ты навеки попадешь в списки без вести пропавших.

— Глаукома, — отвечает она. — Ни черта не видит, зато болтает черт-те что! Клянусь. Это мой муж научил его некоторым хлестким словечкам.

— Стерва! — пищит птица.

Откуда-то доносится классическая музыка, появляется шелковистая черная кошка и начинает тереться о твои ноги. Еще три напитка, легкая, ни к чему не обязывающая болтовня, Эйлин по-прежнему не говорит, чего хочет. Ожидание заставляет тебя нервничать. Ты рассматриваешь картины и антиквариат, стоящий в комнате. В эту гостиную вложено больше денег, чем ты заработала за всю жизнь. Ты стараешься не обращать на это внимания, роняешь свой стакан, осколки стекла разлетаются по терракотовым плиткам. Зеленый попугай сходит с ума. «Ну и сука! — пищит он. — Ну и сука!» Эйлин вскакивает со своего кресла, чтобы помочь собрать осколки. «Мистер Бигглс! — отчитывает она его. — Что тебе говорили о слове на букву „с“?»

— Извините, — говоришь ты, хотя и не совсем понимаешь, за что извиняться в доме у сумасшедшей богачки с орущим слепым попугаем.

— Не волнуйся, — отвечает она, бросая на то место, где был пролит джин, антикварную подушку. Она, разумеется, ничего не впитывает, но скрывает пятно с глаз. В этот момент мистер Бигглс срывается со своего насеста и падает прямо на пол. «Проклятая слепая птица, — говорит Эйлин. — Почему бы ему как-нибудь просто не залететь в вентилятор?» Ты встаешь, якобы для того, чтобы помочь птице или дособирать осколки, но на самом деле ты просто собираешься уйти, и тут Эйлин хватает тебя за плечо. Ты задерживаешь дыхание. Вот оно.

— Расслабься, — говорит она и целует тебя в губы, горячо и крепко. У тебя кружится голова. Ты слышишь классическую музыку, Баха или Моцарта; ее рука ползет по твоему бедру, она просовывает ладонь между твоими ногами. «Сука!» — жалобно зовет с пола птица. От жара руки Эйлин ты делаешься влажной. «Что вы делаете?» — шепчешь ты, и тут раздается телефонный звонок, как гонг на боксерском матче, и вы отстраняетесь друг от друга. Эйлин подходит к телефону. Звонок приводит птицу в неистовство, отчего она опять принимается сыпать непристойностями и ковыляет на освещенное солнцем крыльцо, где начинает есть из кошачьей миски.

Хозяйка торопится подойти к телефону. «Да? — говорит она, снимая трубку. — Нет, разумеется, это подходящий момент». Она смотрит на тебя и показывает жестом, что это займет всего минуту. «Сейчас? Да, я уверена, это нормально. Заходите».

Она вешает трубку и улыбается, но лицо у нее вытянутое. Она вытаскивает мистера Бигглса из кошачьей миски, а он лупит ее крыльями, как сумасшедший, и орет: «Я разобью тебе лицо, Эйлин!» Она не обращает внимания на его крики и сажает попугая обратно на насест. «У меня дело, — говорит она. — Мне нужно подписать кое-какие бумаги». Эйлин неловко смеется и оглядывает комнату, как будто сама не до конца понимает, как она там оказалась. «Это займет всего минуту, но не могла бы ты сходить в „Кроджерс“ и купить… м-м… — Она снова оглядывает комнату. — Скажем, лимонов? А когда ты вернешься, я все закончу».

«Лимонов, — повторяешь ты, чувствуя, как остывает жар между твоих ног. — Хорошо, куплю».

Ты долго топаешь до «Кроджерса», единственного продуктового универмага на окраине Саванны. Он открыт круглосуточно, и это единственное здание на многие мили вокруг, в котором есть кондиционер. От жары у машин глохнут двигатели, потому что в них закипает масло. К кассам бесконечные очереди, даже ночью. Все обитатели гетто, не имеющие кондиционеров, пришли за глотком прохладного воздуха.

Черные мужчины с футболками, повязанными на голову, кричат друг на друга в отделе молочных продуктов. Дети раскатывают вокруг на сломанных продуктовых тележках, прижав к лицам замороженные стейки. Матери, взмокшие от пота и неудовлетворенности, громко обсуждают друг с другом соседей, деньги и мужчин. Ты берешь зеленую пластмассовую корзинку и лавируешь между стеллажами. Лимоны, лимоны, лимоны. Что за чудной дом! Что творится с этим попугаем? Если бы это был твой попугай, ты бы уже давно случайно утопила его в ванной.

Ты бросаешь лимоны в корзинку. Пока очередь движется к кассе, ты пролистываешь журналы, размышляя, стоит ли возвращаться домой к Эйлин. Тут до тебя доходит, что это может закончиться тем, что ты будешь оказывать ей услуги за деньги. Интересно, почем в наше время несчастные нервные лесбиянки-новички? Проходит пятнадцать минут или около того, и ты понимаешь, что у Эйлин было достаточно времени, чтобы подписать свои бумаги.

Где-то в магазине плачет ребенок. Интересно, мистер Бигглс называет ее шлюхой, потому что так ее называл муж? В этот момент ты замечаешь двух мужчин в лыжных масках. Странно. На улице жара — кто станет в такую погоду надевать лыжные маски? А потом ты видишь, что у них пистолеты. Черные, тупые, направленные на людей в очереди.

Они что-то говорят, кричат, а потом мужчина в голубой рубашке с бейджем, на котором написано его имя, бросается на них. Взрыв. Звук рвущихся петард, по крайней мере так тебе кажется. Мужчина в голубой рубашке падает. Потом ты, словно против воли, будто кто-то тебя толкнул, поворачиваешься. У тебя в груди тепло. Женщина, стоящая сзади тебя, кричит; ты опускаешься на колени. Она падает рядом с тобой, что-то говорит — ты так и не узнаешь что. Последняя мысль, которая проносится в твоей голове: как это странно, что она вот так упала рядом с тобой, а потом тебе становится совсем нехорошо.

Сквозь теплоту, разливающуюся волной по груди, ты чувствуешь, будто к тебе внутрь проникло что-то острое. И ты рада, что эта милая женщина несмотря на все происходящее проявляет к тебе участие. А где лимоны? Они возле твоей руки. Ты зачем-то подтаскиваешь их ближе к себе, прямо через лужу собственной крови. Кажется, ты оглохла, ты видишь ноги других людей, которые стоят рядом, и чувствуешь, как женщина надавливает тебе на грудь. Это приятно. Потом наступает темнота. Чернота с красным огоньком посередине. Огонек становится больше и больше, пока не заполняет все пространство. Потом что-то толкает тебя к центру этого красного, который теперь кажется подсвеченным изнутри, словно блеском пламени. Теплота так приятна, но потом тебе вдруг становится холодно. Хотя никто об этом не говорит, становится ясно, что у тебя есть выбор: двигаться к теплому красному свету или остаться лежать холодной на полу в магазине.


Если ты следуешь за красным огоньком, перейди к главе 186.

Если ты остаешься, перейди к главе 187.

Загрузка...