138

Продолжение главы 82

Вальхалла находится за шестьдесят миль от города, и по пути туда Амария все время спит. Выходя из машины, она выглядит бледной и выжатой, как лимон, но умудряется улыбнуться, когда хозяева — фермер с женой — выбегают ей навстречу. Они отводят ее в конюшню, где пахнет свежим навозом и сырым сеном, и из прохода слышится радостное лошадиное ржание. «Он уже вас почуял», — шепотом произносит фермерша.

Конь великолепен. Длинные белые ноги, сильные гладкие бока, большие серьезные глаза. Амария заходит в стойло, и Опако ступает ей навстречу. Он обнюхивает ее шею, лицо, волосы. Губами касается ее переносицы. Так они стоят там, прижавшись друг к другу лбами. Конь издает низкое, урчащее, гортанное ворчание, как будто мурлычет.

«Опако знал, что Амария больна, еще до того, как она сама об этом узнала, — объясняет тебе фермерша. — Он не хотел ее возить. Не отпускал ее в поле».

Нет смысла говорить этой женщине, что Амария по-прежнему больна, что, отказавшись от лекарств, она живет взятым взаймы временем. Неужели они этого не видят по ее тонким, как спички, рукам? По ее землистому осунувшемуся лицу? Иногда люди просто отказываются видеть то, что у них прямо перед глазами.

Фермер, дружелюбный мужчина, приносит седло и прилаживает его к спине Опако, затягивает стремена. «Ты уверена, что хочешь прокатиться?» — спрашивает он Амарию. «Я только этого и хочу», — отвечает девушка, и он помогает ей забраться на коня. Она пошатывается в седле. Оказавшись на спине у Опако, Амария ложится, уткнувшись лицом ему в гриву, обхватив его шею руками. Теперь она обнюхивает его точно так же, как перед этим он обнюхивал ее.

«Просто не волнуйся», — говорит фермер и передает Амарии поводья.

Вы все оглядываете простор пастбища, у ваших ног гудят стрекозы. Вы с фермером и его женой садитесь на изгородь со щелями, которая обегает верхушку широкого холма, глядя, как Амария направляет Опако вниз по склону.

Пастбище ныряет в низкую зеленую чашу густой травы. Оно шириной по меньшей мере милю в каждую из сторон. Ты смотришь, как Амария едет на трусящем рысцой Опако, ее фигура выглядит такой хрупкой над его белыми мускулистыми ляжками. Равномерный звук ударов копыт разносится эхом по зеленой чаше, когда Амария направляет Опако к ее дальнему концу и останавливается. Она наклоняется и гладит его гриву. Потом выпрямляется. Конь ржет и галопом несется через все поле. Она стоит в стременах, как жокей, низко склонив голову, будто шепчет что-то коню на ухо.

— Вы только посмотрите на нее! — говорит фермер.

— Слишком быстро, — качает головой его жена. — Слишком уж быстро.

Конь проносится по полю. Ей придется затормозить, чтобы обогнуть скалистую кромку справа от себя. Фермер снимает шляпу и сощуривает глаза: «Какого черта она делает?» Слова Амарии встают у тебя в голове, будто призраки: «Я раньше боялась, что умру на лошади, что Опако взбрыкнет и на галопе скинет меня с седла. Я сломаю шею. Сейчас о таком исходе можно было бы только мечтать».

Ты вскакиваешь и бежишь к ним. Ты не знаешь зачем. Ты не сможешь поймать белого коня и его черноволосую наездницу, не сможешь остановить их. Они сейчас далеко за пределами твоей досягаемости.

Ты останавливаешься, переводя дыхание, и просто смотришь. Ничего другого не остается. Ты смотришь, как Амария поворачивает коня на полном скаку, как отпускает поводья, ее волосы развеваются по ветру, как черный пиратский флаг. Она вынимает ноги из стремян и осторожно съеживается в седле, закрываясь от ветра.

Все идеально становится на свои места. Конь обнюхал ее. Они могут чувствовать недуги. Они могут чувствовать рак, опухоли и нарушения кровообращения. Он знает. Конь не замедляет бега. Ты смотришь на сосредоточенную Амарию, встающую в седле, расправляющую руки, как крылья. Сейчас она не выглядит больной. Она прекрасна, и она ныряет головой вперед прямо на скалы внизу.

Лишившись наездницы, Опако останавливается как вкопанный и быстро поворачивает назад, поводья волочатся по траве. Фермер и его жена бегут к Амарии через поле, окликая ее. Он уже выудил свой мобильный телефон из нагрудного кармана комбинезона и теперь кричит в него на бегу: «Нам нужна „скорая“! Нам нужна „скорая“!» Хотя, по правде говоря, вам не «скорая» нужна, а катафалк.

Когда вы подбегаете к Амарии, Опако уже стоит возле ее тела, прижавшись мордой к ее ноге. Он издает то же ворчание, низкое и гортанное. Теперь ты знаешь, что означает этот звук. Конь плачет. Он плакал там, в стойле, и плачет теперь. Он знает.

Вся эта история всплывает наружу. Так всегда случается. Тебя обвиняют в смерти Амарии, ее родители угрожают засудить больницу и тебя лично, их злость подогревается горем. Фермер и его жена рассказывают свою часть истории, что «по Амарии ничего не было видно… не было никаких признаков… она сделала это по доброй воле…» Но факт остается фактом: Амарии вообще нельзя было покидать больницу, и во всех местных газетах твое имя стоит рядом с убогим термином «пособничество самоубийству». Тебя увольняют, проходит судебное разбирательство, которое ты выигрываешь, но ущерб уже нанесен, и весь этот отвратительный хаос закручивается вокруг твоей жизни, как метастазы вокруг сосудов.

Поэтому ты решаешь все записать. «Амария и Опако». История о девушке, раке и лошади. Почему бы нет? Ты тоже появляешься в этой истории, правда, только в последней главе. Ты описываешь все это и прилагаешь фотографии девушки, снимки лошади, долины и скал, на которые она упала. Книжку издает маленькое издательство, которое в основном специализируется на выпуске слезливых дамских романов, но о ней упоминают в двух ток-шоу больные раком или родственники больных раком и книга начинает продаваться. Она переходит из отдела уцененных изданий на передние полки магазинов, стоит в витринах, появляется в печатной рекламе, в магазинчиках подарков при больницах.

На проценты от продаж книги и грант от штата ты основываешь программу «Компаньоны для больных раком», которая подбирает пациентам животных-компаньонов. Ты не располагаешь базой данных, но тебе и не нужен обзор для того, чтобы доказать, что животные лечат. Когда больные ласкают собак, кормят кроликов, наблюдают за морскими коньками, плавающими в садке с морской водой, у них снижается давление и выделяются эндорфины. К тому же так у пациентов появляются существа, о которых нужно заботиться, притом что они долго были не в состоянии позаботиться хоть о чем-либо.

Не все могут держать дома кошку или собаку и мало у кого есть место в доме для лошадей или свиней, поэтому питомцы, которые не могут жить вместе со своими хозяевами, остаются на небольшой ферме, окруженной лесами, где можно гулять, полями, в которых можно скакать галопом, и располагающей удобными комнатами, в которых можно играть. В числе персонала на ферме всегда дежурят ветеринар для животных и онколог для людей.

У тебя сохраняется период ремиссии, что позволяет тебе все свое время уделять программе «Компаньоны для больных раком», улаживать бесконечные дела, которые возникают в связи с ней. Ты так и не выйдешь замуж, и у тебя не будет детей — вместо детей у тебя будут животные. По ночам, когда все остальные расходятся по домам, ты любишь смотреть на спящих питомцев. Их больше двухсот под одной крышей, и они почти никогда не ссорятся. Почти каждую ночь ты приходишь в конюшни и выводишь Опако на прогулку (фермер с женой отдали его для программы, и он один из любимцев детей). Ему нравится гулять вдоль ручья, который пересекает ваше имение, и вдоль того его края, что ближе к шоссе.

Много десятилетий спустя ты умираешь — не от падения с лошади и не от рака, а просто от старости, единственной неизлечимой болезни. Твое сердце останавливается, когда ты спишь в мягком кресле у камина, на коленях у тебя мурлычет рыжий кот. На небесах тебя отправляют в зеленые холмы, туда же, куда отправляются домашние питомцы.

Даже на небесах ты продолжаешь свою работу, сводя вместе двуногие и четвероногие души. Каждый питомец сразу же узнает своего владельца, когда тот появляется. Часто все питомцы, которые были у человека в жизни, появляются одновременно. И все они живые и здоровые. Здесь нет болезней, нет ран и сломанных костей. И какашек тоже нет. Это же рай, в конце концов.

Загрузка...