Маленькие ошибки больших девочек

154

Твои родители покупают тебе билет первого класса домой — что довольно мило с их стороны, учитывая тот факт, что он стоит дороже, чем стоил бы весь ваш медовый месяц. В самолете с тобой происходит легкий срыв — нельзя сказать, чтобы ты рыдала, но у тебя внезапно начинают течь слезы и ты не можешь их остановить. Твой сосед не только замечает это, но даже пытается как-то тебя утешить (это первый признак того, что он уникален).

— Трудный перелет? — спрашивает он.

Да. Трудный перелет. Трудное лето, трудный год и тяжелая жизнь, большое спасибо. Вы разговариваете. Его зовут Алекс ван дер Берг. У него глубоко посаженные голубые глаза и прямой орлиный нос, а лицо обрамлено длинными светлыми волосами, которые он закладывает за большие уши. Он улыбается, и от его улыбки кажется, что Филиппо остался где-то оч-ч-чень далеко.

Он рассказывает о себе: представитель старинного рода, голубая кровь. «Род до того старинный, что кровь уже стала фиолетовой». Он потомок Бенджамина ван дер Берга, коллекционера произведений искусства и куратора одной из первых открытых для публики художественных галерей в Голландии, основанной им же. Очевидно, он начал продавать картины знаменитых голландских мастеров, таких как Блемэрт, Брэмер, Брюгген, Экут, Хонтхорст, Ластман, Рембрандт и Вермеер. Тебе не все эти имена известны, но Алекс произносит каждое из них с таким уважением и апломбом, что ты понимаешь, что они действительно великие. Он рассказывает, что в те времена дела у семьи шли очень хорошо за счет продаж предметов искусства состоятельным голландским аристократам. Это было году в 1600 или около того. Он говорит, что и далеко за пределами Голландии находились частные коллекционеры, покупавшие у них картины.

Алекс утверждает, что репутация ван дер Бергов была безупречна. Люди знали, что если они покупали картину у них, она просто не могла быть подделкой. Однако была конкурирующая с ними галерея, принадлежавшая семье Янссен (ходили слухи, что они состояли в родстве с Наполеоном). Семьи конкурировали жестко, поскольку состоятельных аристократов, коллекционировавших дорогое голландское искусство, было немного. Однажды галерею ван дер Бергов взломали и разорили. Воры вырезали полотна прямо из рам, сорвали со стен гобелены и опустошили стойку с хрупкими набросками и эскизами. Они забрали все, включая несколько картин, которые были предоставлены хозяевам на время.

Алекс вздыхает. Это стало началом конца семьи ван дер Бергов. Они едва смогли возместить убытки от нанесенного ущерба и задолжали деньги клиентам и коллекционерам по всей Европе, чьи картины были украдены. Из-за долгов и подмоченной репутации семья начала постепенно распадаться, что проходило не безболезненно. Алекс говорит, что, по общему мнению, ограбление было заказано семьей Янссенов; подозрения подтвердились, когда двое его двоюродных прапрадедушек вломились в частный дом Янссенов и нашли там две из украденных работ. Они забрали работы обратно, и вскоре после этого семья официально сменила профиль деятельности, превратившись из художественных агентов в «художников по спасению». Иными словами — воров. Они охотились за похищенными предметами искусства по всей Европе, чтобы вернуть их.

Похоже, что теперь мистер Алекс ван дер Берг, прапраправнук Бенджамина ван дер Берга, является продолжателем семейной традиции. «Я современный „художник по спасению“ и активный гражданин», — говорит он. То есть международный вор предметов искусства.

После того как ты рассказываешь ему свою сравнительно глупую историю, он спрашивает, чем ты собираешься заниматься по возвращении домой, и тебе нечего ответить. Придется восстанавливать жизнь с нуля.

— Не хотите ли освободить несколько ценностей, попавших в чужие руки? — спрашивает он, приподняв одну бровь.

— Ценностей, попавших в чужие руки?

Он подмигивает тебе и улыбается.

— Я беременна, — выпаливаешь ты, что заставляет его еще раз улыбнуться.

— Превосходно, — произносит он, ни минуты не раздумывая. — Кто может быть невиннее беременной женщины?

Тут же и там же ты решаешь, что прошлое — это прошлое, а будущее — это все, что у тебя есть. Теперь Филиппо для тебя умер. (Оказывается, он для всех умер, попав на скутере в аварию. С ним была девушка, их обоих срочно доставили в реанимацию — она отделалась незначительными переломами, а он так и не пришел в себя.)

Алекс объясняет стратегию, которой он обычно придерживается. Сперва он находит украденный предмет искусства, который пропал так давно, что его уже больше никто не ищет. Обычно такие работы невелики по размеру, например карандашные наброски Ренуара или масляные эскизы Вермеера. Локализовать ту или иную работу ему помогают «ворчуны» — обширная сеть информаторов низшего звена, которые ничего не получают от сделки, если не предоставят никакой информации, короче, не донесут. Это швейцары, которые видят, как упакованные полотна выгружали из загадочного фургона, грузчики в порту, подслушавшие частный разговор, помощники художников-реставраторов, которые видят, как их начальники восстанавливают украденные работы, и прочие.

Обнаружив картину, Алекс определяет, как она попала к нынешнему владельцу, отслеживая каждый предыдущий шаг. Он выясняет, кто ее доставил, подкупив горничную, располагающую вполне невинной информацией. Он спрашивает: «А как выглядел посыльный? У него был акцент? Он был за рулем легкового автомобиля, такси или фургона? Какого цвета был фургон? На нем был какой-нибудь логотип или имя?» — и так далее. Алекс говорит, что знает, куда направиться затем, располагая даже самой незначительной информацией. Обычно за счет данных от своих информаторов в правлении порта и компаниях, занимающихся доставкой предметов искусства. Затем он выслеживает человека, обычно еще одного участника низшего звена, который мог и не знать о том, что доставляет украденную картину, снова прочесывает свою сеть доносчиков из компаний, занимающихся доставкой, курьеров, горничных, бывших жен, любых людей, которые могли видеть картину и имеют хоть какое-то представление о том, откуда и куда она отправляется дальше. Людей, которые продают информацию из мести, из чувства справедливости и/или ради денег.

Узнав историю картины, Алекс крадет ее. Никто не может сообщить о краже картины, потому что она и так ворованная. Совершая это, он чувствует, что творит справедливость. «Существует целое море шедевров, которые люди никогда не увидят, — объясняет он, — о которых они даже никогда не узнают, потому что те просто передаются из рук в руки в узких эгоистичных кругах». Сам Алекс считает своей задачей вырвать картины из этого порочного круга и вернуть их в государственные галереи и музеи, одновременно получив прибыль, разумеется.

Теперь для одного предприятия в Нью-Йорке ему нужен помощник. Кто-то сильный, новый и «свежий». А что тебе еще делать? Благодаря Филиппо тебе не придется начинать жизнь в новой семье, и дома, о котором нужно было бы заботиться, у тебя тоже нет. Ты принимаешь его предложение. Разве у тебя что-нибудь в жизни идет как надо? Или, может быть, в тебе нуждаются где-то еще? Работа простая. Он рассказывает тебе о президенте фонда, созданного в качестве прикрытия, который завладел Пикассо, и есть сомнения в законности этого действия. Рассказывает о системах безопасности и о том, что их не хватает. О том, что семья в отпуске, и о том, как ты можешь быть полезна. К тому времени, когда самолет приземляется и родители встречают тебя в аэропорту, вы с мистером ван дер Бергом начинаете совместную криминальную деятельность.

В течение всей жизни ты занимаешься прибыльной программой международной кражи объектов искусства. Когда ты на третьем триместре беременности, Алекс делает тебе предложение и ты соглашаешься! Вскоре после этого на свет появляется малыш Ханс (то, почему у малыша с оливковой кожей и шоколадно-карими глазами голландское имя, никогда не обсуждается). Алекс воспитывает Ханса как родного, и хотя ты почти уверена в том, что твои родители знают, что он — сын Филиппо, они ни разу ни словом об этом не обмолвились. Кому стало бы лучше, расскажи они об этом ребенку? Разве он стал бы счастливее, узнав, что его отец был коварным, трусливым, эгоистичным пройдохой, бросившим его мать? Это даже не семейная тайна — это факт, который все просто стирают из памяти. Забыто. Переписано.

Как только Ханс подрастает и начинает задавать вопросы о том, почему вы так часто переезжаете и куда уходит папа во время поездок, ты обмениваешь свою жизнь, посвященную поискам предметов искусства, на небольшую галерею и коттедж типа «солонка с крышкой» в Кеннебунк-порте, в штате Мэн. Это простая, хорошая жизнь без лишних трудностей (у вас на стенах висит несколько совершенно невероятных картин). На изогнутых улочках Кеннебунк-порта ты живешь до семидесяти двух лет, до того самого дня, когда тебя сбивает разогнавшийся фургон доставки.

На небесах ты встречаешь всех великих мастеров: Ренуара, Ван Гога, Матисса, и никому из них нет особого дела до того, крала ты предметы искусства или нет. Они все смотрят на написанные там, на Земле, картины как на детские каракули. «Пойдем со мной, — тянет тебя за рукав Ван Гог. — Посмотришь, что я сейчас пишу».

Ты остаешься и ждешь до наступления темноты, когда они, поев горького сыра, сухого хлеба и выпив два галлона красного вина, купленного на винограднике в Тренто, засыпают в своих постелях.

Ты достаешь свой паспорт из бардачка, а потом очень тихо и осторожно поднимаешь с пола джинсы Аади, стараясь не стукнуть по полу серебристой пряжкой ремня в виде кобры, и вытаскиваешь из кармана его бумажник. В нем лежит толстая влажная стопка денег. Больше двух тысяч евро, полученных от продажи наркотиков. Интересно, как бы далеко они зашли, если бы у них закончился товар? По крайней мере больше они никого не смогут убить. Внезапно в последнюю минуту ты решаешь предпринять кое-что, чего раньше не планировала. Ты крадешься к потайной панели, вытаскиваешь оттуда все кирпичики мета и засовываешь их себе в рюкзак.

Ты отправляешься в путь и торопишься уйти как можно дальше еще до наступления рассвета. Через несколько часов они проснутся, потянутся, кашлянут, и кто-то спросит, где ты. Может быть, Аади. Вначале они поду мают, что ты просто вышла. Аади встанет и сообщит, что он идет отлить, но на самом деле пойдет проверить, на месте ли ты. Потом, когда выяснится, что тебя нет, Кьяра, наверное, скажет ему, что ты пошла прогуляться. Но Аади проверит наличность, обнаружит, что деньги пропали, и тут-то они и пустятся в погоню за тобой.

Ты бы правда зарыла где-нибудь тяжелые кирпичики мета, но тут до тебя доходит, что если они тебя найдут, ты по крайней мере сможешь выкупить свою жизнь в обмен на мет. Тебе нужно выиграть время. Крадучись, как кошка, ты тайком пробираешься в маленький городок на холме, когда солнце только показалось из-за горизонта. Все еще спят. Ты видишь старый велосипед, прислоненный к дому, — какая-то доверчивая душа оставила его тут. Очевидно, больше она так не сделает. Потому что здесь оказалась ты, чтобы украсть ее велосипед и разрушить ее веру в людей.

Велосипед большой и тяжелый, но ты садишься на него, крутишь педали изо всех сил и катишь по пыльной гравийной дороге. Ты молишься: «Господи, если ты вытащишь меня отсюда, я больше никогда не сделаю ничего плохого. Я поеду домой, я буду ходить в церковь, я стану христианкой, клянусь».

Пять дней спустя ты добираешься до Рима, украв еще два велосипеда, вымотанная, голодная и без денег. Несмотря на свое первое решение (не говоря уже о морали, внутреннем чутье и принципах), в Риме ты продаешь кирпичики мета молодому наркоторговцу-жиголо по имени Марко. Найти его было нетрудно — ты встретила его у Ватикана, где торчат все голубые подростки. Он говорит, что когда тебя снимает священник, это выгодно. Они платят вдвое больше, чтобы их не выдали. Марко отвозит тебя в аэропорт, где ты покупаешь билет на ближайший рейс домой.

Ты возвращаешься в родной город и соглашаешься на первую же подвернувшуюся работу регистраторши в крупной фармацевтической компании. Чтобы все было скучно, тихо, нормально. Но нормально не получается. Ты чувствуешь себя как актриса, попавшая в чужую пьесу. Тебя преследует образ Элен-Эллен. Ее лицо. Грязь. Рытье ямы. Ты не можешь прогнать эти воспоминания — они выпрыгивают, словно треклятые чертики из табакерки, когда этого меньше всего ожидаешь.

Ты не слишком хорошо справляешься. Плачешь из-за мелочей. Тебе нужно освободиться от чувства вины, пока оно не сожрало тебя изнутри. У тебя не получается собраться с мыслями. Может, если бы ты наказала себя, приняла бы кару, груз вины стал бы легче. Ведь, в конце концов, ты же заключила с Господом сделку. Теперь нужно сделать то, чего тебе не хочется. Придется испить эту чашу до дна, даже если ее содержимое горько или противно на вкус. Тебе нужно пойти в церковь.

Не важно, в какую церковь идти, ты не принадлежишь ни к какой конфессии, поэтому забредаешь в первую же попавшуюся на своем пути. Это «внеконфессиональная» церковь, расположенная на втором этаже большого склада недалеко от твоей работы. «Святилище» украшено винтажной мебелью, старинными восточными коврами и разномастными лампами. Посреди комнаты расположена сцена с электрогитарами и усилителями, на которой выступает группа общины.

Пастор — классный парень в линялых джинсах и фланелевой рубашке. Он приветлив. «Люди думают, что церковь только для праведников, — говорит он, — но это не так. Грешники тоже могут познать Бога. Бог знает нас, любит и принимает такими, какие мы есть». Все заканчивается тем, что ты досиживаешь до конца службы, а потом начинаешь приходить регулярно, каждые четверг и воскресенье по утрам. Приятно сознавать, что ты держишь обещание. Ты надеешься на то, что Бог это видит.

Люди, которые приходят в эту церковь, не высокомерны и не смотрят на тебя оценивающе. Они не глядят на тебя свысока, хотя, может, и стоило бы. Это просто нормальные, работящие люди, которые пьют пиво и ругаются, платят за квартиру и работают целыми днями. Они — настоящие. Единственное, чем они отличаются от остальных, это то, что им, похоже, удается сохранять внутренний стержень независимо от ситуации, в которой они оказались, а когда они падают, другие слетаются им на помощь. В них есть какое-то достоинство, какая-то элегантность, даже когда они раскладывают по тарелкам пюре для бездомных или убирают рвоту в детском садике, организованном тут же. Ты не можешь понять почему, но здесь ты чувствуешь себя все лучше и лучше. Как будто Бог смог простить тебя за то, что ты сделала.

Ты знакомишься с человеком по имени Эрик, милым и нежным, и начинаешь с ним встречаться. Он ответственный, относится к тебе с уважением и, к твоему большому облегчению, не возражает против добрачного секса. Вы регулярно ходите вместе в церковь, и, должно быть, Бог тоже выполняет свои обязательства по вашему договору, потому что образ Элен-Эллен посещает тебя все реже и ты больше никогда ничего не слышишь ни об австралийцах, ни об итальянской полиции.

Хотя ты встречаешься с Эриком и все идет просто отлично, со временем ты влюбляешься в пастора Стива. Вначале ты думаешь, что просто под впечатлением от того, как легко он может формулировать самые сложные мысли о духовности и гармонии, но потом осознаешь, что хотя искра, пробегающая между вами, может, и не священного толка, она определенно божественна.

Ты ищешь предлоги, чтобы побыть с ним рядом. Ты добровольно занимаешься всем подряд, вплоть до мытья туалетов. Тебя посещают фантазии о том, как ты целуешь его, — ты сопротивляешься им, но не можешь устоять. Потом однажды в воскресенье, после одной особенно воодушевляющей проповеди, ты задерживаешься дольше обычного, чтобы убрать на кухне, и в пустой темной столовой натыкаешься на пастора Стива. Он улыбается. «Это ты?» — спрашивает Стив. Его лицо так близко к твоему, что ты можешь ощутить его дыхание на своих губах. Он хочет поцеловать тебя… Ты хочешь поцеловать его…

Если ты поцелуешь пастора Стива, перейди к главе 136.

Если ты не станешь его целовать, перейди к главе 137.