Малийские этюды

У МАВРОВ И СОНИНКЕ

В Каес, административный центр первой области Мали, мы с товарищами отправились по дороге, ведущей через Ниоро. Линия, которая в легенде географической карты Мали называлась «главной постоянной дорогой», на деле оказалась пропаханной в сахельском песке огромными тяжелыми грузовиками колеей такой глубины, что нашему верному УАЗику там делать было нечего, ибо самое меньшее, что нам угрожало, — это оторвать мост автомашины. Поэтому мы передвигались по бруссе рядом с колеей, отчетливо понимая, почему знакомые малийцы уговаривали нас ехать поездом. До Ниоро было еще очень далеко, и на ум приходила предательская мысль: уж не бросить ли эту затею и не вернуться ли в Бамако? И лишь нежелание пережить позор неудачников двигало нас вперед.

На завершающем и самом сложном участке пути, в районном центре Диема, уже в полной темноте жандармы подсадили нам в качестве провожатого молодого рабочего из Бамако. Он родился и вырос в этих местах, а сейчас ехал, чтобы навестить родителей, живущих в одной из здешних деревень. По дороге он рассказал, что до Диемы добирался в кузове грузовика с большой компанией земляков. Это было страшно даже представить. Он же заверял нас, что каждый год приезжает в родную деревню именно так, ибо другого пути до нее нет. До сих пор я не могу понять, как мой приятель Борис Грещенко продержался в тот день за рулем 15 часов, ведя машину по такой дороге (вернее — бездорожью). Может, его пугала мысль остаться ночью в этой унылой, сожженной солнцем местности, поэтому, несмотря на усталость, тряску и темноту, он гнал машину вперед.

На пути в Ниоро мне еще раз пришлось столкнуться с необъяснимым и так и непонятым за годы работы в Мали проявлением типично малийской беспечности. На разных отрезках пути нам повстречалось несколько грузовиков, набитых товарами и людьми. Эти автомашины много часов не могли сдвинуться с места из-за легко устраняемых причин; спустила камера, выкипела в радиаторе вода и т. п. Водители отправлялись в этот невероятный путь, не имея ни баллонного ключа, ни домкрата, ни запасов воды даже для питья. Всем этим нам пришлось по пути делиться (в меру возможностей, разумеется) с оптимистами, жарившимися на солнце в здешних безрадостных краях.

Безрадостные, унылые края — иначе не назовешь этот кусок первой административной области Мали. Наблюдать плачевные результаты засухи нам довелось во всей ее страшной реальности. Мы находились в сердце Сахеля. Поля вокруг здешних деревень, полностью зависящие от дождей, выгорели настолько, что превратились в однородную с окружающими их пыльными песчаными холмами поверхность. Уровень осадков в этих местах в последний влажный сезон не достиг и 30 % нормы.

До границы с Мавританией было еще добрых две сотни километров, но палатки мавров, перекочевавших в Мали, уже встречались повсюду. Кочевники пасли своих коз на совершенно выгоревшей и выветренной земле. Трудно сказать, что могли найти животные в этой полупустыне без единого зеленого росточка. Палатки сосредоточивались неподалеку от деревень бамбара, где есть какие-никакие источники воды, и такое соседство, конечно же, никак не радовало местных крестьян, у которых своих проблем хоть отбавляй.

Однако было бы несправедливо винить кочевников, все они бежали от засухи. Мавритания в 1983 г. пережила небывалый голод. К началу 1984 г. насчитывалось немало жертв голодной смерти. В 1983 г. в Мавритании выпало лишь 20 % среднегодовой нормы осадков, а низкий уровень воды в реке Сенегал не позволил оросить культивируемые в ее долине земли. В результате выгорания пастбищ и нехватки воды погибло или было забито около 30 % крупного рогатого скота и 50 % верблюдов. Чтобы прокормить население, страна нуждалась в 1984 г. в экстренной продовольственной помощи в размере 258 тысяч тонн зерна.

Пытаясь спасти свои стада, многие племена скотоводов перекочевали в Сенегал и Мали. Но и там положение было очень тревожным. В 1984 г. правительство Мали объявило о нехватке 320 тысяч тонн зерна.

Массовое недоедание среди мавров вызвало различные заболевания. Многие из встреченных нами на пути людей страдали от туберкулеза в открытой форме.

Мы ненадолго остановились в жидкой тени дерева и тут же были окружены кочевниками, с любопытством заглядывавшими под открытый капот УАЗика. Один из них говорил по-французски.

— Здесь лучше, чем у вас? — спросил я его.

В ответ — горькая гримаса и покачивание головой.

— Зачем же вы тогда пришли сюда, ведь здесь тоже нечем кормить скот?

— Нечем. Но надо же куда-нибудь уходить. Дети болеют и умирают. Ты не врач? У нас много больных.

К сожалению, мы ничем не могли им помочь. Возле машины копошились голые ребятишки. Я достал завалявшуюся в кармане пластинку жевательной резинки и протянул им. Они в недоумении посмотрели на моего собеседника. Он хмыкнул, что-то сказал детям по-арабски, затем взял у меня из рук резинку и, развернув фольгу, разломил ее на множество мелких кусков. Один кусочек он отправил себе в рот, а другие роздал детям. При этом он что-то долго им объяснял. Заметив, что я с любопытством наблюдаю за этой сценкой, мавр гордо сказал:

— Я несколько лет жил в Абиджане[9].

— Что же ты там делал? — поинтересовался я.

— Занимался коммерцией, — ответил кочевник. — Какой же?

— Продавал на улице кофе, сигареты и жевательную резинку, — был ответ.

— Ты сильно разбогател, — сказал я, показывая та его рваные штаны.

Он засмеялся:

— Нет, не очень сильно.

Несколько малорослых светлокожих женщин с тонкими чертами лица, все как одна в черных платьях, сидели на корточках возле автомашины.

Одна из них, довольно пожилая, тихо окликнула меня:

— Тубиб![10]

Она изобразила рукой движение, словно сыплет на ладонь порошок, поднесла руку ко рту, «проглотила» невидимый порошок, потерла ладонью лоб и указала на женщин.

— Скажи им, что я не тубиб, — обратился я к «коммерсанту» из Абиджана. Он перевел мои слова. Женщины разочарованно посмотрели на меня, молча поднялись и направились к натянутой неподалеку кожаной палатке, вся обстановка которой состояла лишь из одеял и бурдюка с водой.

Кстати, в нескольких западноафриканских языках слово «тубабу», или «тубаб», переводимое некоторыми словарями как «европеец», не что иное, как искаженное арабское «тубиб». Среди арабов, первыми оказавшимися в Черной Африке, было немало лекарей, затем это слово в конце концов стало означать просто «белый человек».

Мавританские кочевники в последние годы увеличили количество малийских мавров, более или менее точное число которых назвать достаточно трудно, потому что в ряде- французских и африканских источников они не выделяются из группы кочевников, определяемой довольно приблизительно. Согласно справочнику «Республика Мали», вышедшему в 1977 г., в Мали около 100 тысяч арабов. Видимо, было бы точнее сказать, что около 100 тысяч населения говорит на арабском языке, так как пои ближайшем рассмотрении эта группа окажется очень неоднородной и в ней мы прежде всего обнаружим мавров, о которых тот же справочник далее упоминает. Вероятно, цифру 80 тысяч мавров, встречающуюся в ряде источников, можно принять за наиболее точную.

Сахельские мавры называют себя баданами — «белыми людьми», но их арабо-берберское происхождение порой трудно выявить по внешнему виду из-за метисации с негроидными народами, длящейся уже много веков.

Кочевые берберские племена, проживавшие на территории современной Мавритании, чьих потомков сегодня в Западной Африке обычно называют маврами, были исламизированы в IX в. арабами. В XI в. среди них возникло движение альморавидов, выступавшее под знаменем мазхаба, одной из разновидностей ислама суннитского толка[11]. Примерно с этого времени суннизм начинает распространяться на территории современной Мали. Завоевание алъморавидами в 1077 г. древней Ганы в ходе «священной войны» стало началом конца этой империи.

Дальнейшая история мавров тесно переплетается с историей туарегов и сонгаев. Отсюда совпадение многих обычаев и образа жизни. Мавры-кочевники разводят верблюдов и коз. Своим умением выделывать кожу они славятся на всю Западную Африку. Как и у многих кочевников, у мавров считается позором для знати любой труд, не связанный с уходом за скотом. Социальная структура мавров отличается сложной иерархией. Мавры очень суеверны и обычно увешаны амулетами (пережитки язычества). У моего абиджанского «коммерсанта» было целое ожерелье с амулетами в симпатичных узорчатых кожаных мешочках на шнурке.

Я потрогал шнурок:

— Ай-ай-ай! А еще мусульманин! Аллах ведь против этого. Нехорошо!

Он улыбнулся и сказал:

— Хорошо… Когда заболеешь, очень хорошо. Если ты заболеешь, нужно только надеть вот это, и тогда все пройдет.

— Так почему же вы спрашивали тубиба?

Он развел руками.

Значительная часть малийских мавров проживает в первой области страны (в частности, в городе Ниоро, куда мы прибыли уже глубокой ночью). Здесь часть их принадлежит к оседлому населению и занимается торговлей.

Из-за позднего времени Ниоро, город коммерсантов, оказался для нас негостеприимным. Измученные дорогой, мы очень хотели принять душ и поскорее лечь спать. Но ночлежка для путешественников — эдакий глиняный караван-сарай из восточной сказки, на который нам указал прохожий, — надежно задраила окна и двери. К тому же, узнав, что там нет ни света, ни воды, мы отправились в поселок канадских строителей (они ведут дорогу от Ниоро до Бамако). Но и там все давно уже спали. Наскоро поев, нам пришлось устраиваться на ночь в УАЗике.

При утреннем свете Ниоро выглядел куда приветливее. От рыночной площади расходились в стороны сравнительно чистые улицы. Утро было Прохладным (сказывалась близость пустыни), и население куталось в одежды с головой. Бросилось в глаза почти полное отсутствие легковых автомобилей. Какие дороги — такие и машины. Еще одна примечательная черта в сравнительно небольшом городе — множество магазинов и лавок. Именно сюда везли товары попавшиеся нам на дороге грузовики.

В этих местах, на границе современных Мавритании и Мали, располагалось средневековое государство династии сонинке (сараколе)[12] Диавара со столицей в городе Диара, находившемся на северо-востоке от Ниоро. Эта территория веками была театром военных действий. Тукулеры Сенегала воевали против сонгаев, фульбе — против марокканцев. Воинственный Эль-хадж Омар, глава государства тукулеров, сделал Ниоро своим плацдармом перед тем, как обосноваться у слияния Нигера и Бани. И уже когда в конце ХIХ в. французы прочно закрепились в Каесе (в 270 километрах от Ниоро), город еще сравнительно долго продолжал оставаться вотчиной тукулеров.

И все-таки сегодня Ниоро — это прежде всего столица сонинке, основное население которых сосредоточено вдоль границы с Мавританией от округа Нампала на востоке до стыка сенегальской, малийской и мавританской границ на западе. Сараколе, как называют сонинке многие малийцы, очень предприимчивый народ. Они составляют Преобладающую часть Малийских коммерсантов, разного рода маклеров, владельцев различных ателье, автозаправочных станций и т. д. Крайне распространенную среди сонинке фамилию Диавара вы увидите не только на каждой второй вывеске в Ниоро, но и повсюду в стране, в самых отдаленных ее городках. Зайдите на Большой рынок в Бамако и громко позовите:

— Диавара!

И тут же откликнутся сразу несколько человек. За предприимчивость, деловую сметку, умение ловко торговать малийцы прозвали сараколе «черными евреями».

Главное богатство средневековых сараколе — здешние медные рудники — давно исчерпано и заброшено. Ниоро с его маленьким аэропортом стал теперь лишь торгово-перевалочным центром для этих труднодоступных окраин Мали и для приграничных населенных пунктов Мавритании, не имеющих надежных коммуникаций со своей столицей. Никакой промышленности здесь нет. Сельское хозяйство в условиях засухи дает самые жалкие результаты. В деревнях вокруг Ниоро мы видели небольшие, тщательно обработанные и поливаемые из калебасов огороды. Но солнце иногда полностью выжигает всходы, сводя на нет все усилия крестьян. Поэтому население района, состоящее по преимуществу из сонинке, мавров, а также тукулеров и фульбе, уезжает на заработки в Сенегал, на Берег Слоновой Кости и даже во Францию. Здесь можно встретить целые семьи, которые живут в значительной степени за счет средств, присылаемых им родственниками из-за границы.

В лицее Ниоро преподает русский язык большой друг Советского Союза учитель Ба Диаките. Он выпускник отделения русского языка и литературы Педагогического института Бамако. Диаките горячо интересуется всем, что касается нашей страны. Он собрал большую библиотеку литературы из СССР и организовал в Ниоро читальный зал советской литературы. Пока я работал в Мали, мы состояли с ним в постоянной переписке. Ба писал мне на русском языке интересные трогательные письма о своей работе и жизни. Поэтому маленький далекий и ничем особым не примечательный Ниоро для меня навсегда останется прежде всего городом, где живет и работает симпатичный, славный Ба-Диаките.