Как-то еще в студенческие годы мне в руки попала небольшая книжечка Л. Е. Куббеля «Путь в Томбукту». С тех пор прошло много лет, но помню, что тогда я залпом проглотил рассказ о путешествиях англичанина Александра Гордона Лэнга в глубь Африканского материка. Это было мое первое знакомство с историей Африки, полной тайн и загадок. Книга заронила в душу какую-то непонятную тоску по городу, в котором я никогда не был и название которого для меня словно барабанный ритм сонгайского танца такамба, услышанный мной впервые в 1975 г. уже на улицах древнего города:
— Том-бук-ту, Том-бук-ту, Том-бук-ту…
Моя случайная поездка в 1975 г. в Томбукту, свалившаяся на голову как царский подарок судьбы, еще больше разожгла интерес к городу. Мне захотелось поглубже заглянуть в его историю, узнать, что было до того, как на песчаные, знойные улицы ступила нога майора Лэнга.
Считается, что нынешнее название города Томбукту произошло от слов «Тин Бокту», означающих на одном из берберских диалектов «Место Бокту». По разным версиям, Бокту — название колодца или имя чернокожей женщины, жившей возле него. Видимо, из «Тин Бокту» возник и употреблявшийся долгое время в исторической и географической литературе вариант названия города — Тимбукту. В конце концов во французской и советской литературе стало употребляться слово «Томбукту». Именно так произносят его в Мали.
В сухой сезон здесь, возле колодца, разбивали лагерь кочевники-туареги. Поэтому их, как более или менее постоянных обитателей оазиса, считают основателями города Томбукту.
Первые жилища оседлого населения появились вокруг колодца около 1080–1100 гг. Но лишь два века спустя Томбукту действительно превратился в город, — так как возвысившийся торговый Дженне начал активно использовать речной путь для перевозки товаров. Тогда Томбукту приобрел значение важного перевалочного пункта, и его население быстро возросло. Как мы уже знаем, дальнейший расцвет Томбукту связан с империей Мали. В то же время сюда стали съезжаться купцы из Магриба и мусульманские ученые. Исламский законовед, автор знаменитой «Тарих ас-Судан» («Суданские хроники»), из которой черпают сведения многие поколения африканистов, Абдарахман ас-Сади, родившийся в Томбукту в 1596 г., писал, что арабские путешественники уже в XIV в. восхищались знаниями здешних ученых людей.
Император мандингов Канку Муса в 1325 г. распорядился построить в Томбукту Большую мечеть (на языке сонгаи — «Джингарей бер»). Строительство велось под руководством архитектора и поэта ас-Сахили, которого император пригласил в Мали после совершения паломничества в Мекку. С тех пор мечеть неоднократно перестраивалась и подновлялась — обычное явление для строений из банко, — но нынешнюю «Джингарей бер» справочники все равно относят к XIV в. Жители Томбукту утверждают, что прах почти всех 333 святых города покоится в Большой мечети. Ежегодно Джингарей бер становится центром мусульманского праздника мулуд («рождество пророка»). Праздник мулуд в Томбукту славится своей яркостью и пышностью на всю Западную Африку. Трудно сейчас сказать, как отмечали праздник в средневековом городе, но старожилы говорят, будто бы нынешний мулуд здесь сохранил почти все традиции старины. В частности, коллективное чтение Корана возле Джингарей бер, которое якобы было заведено еще в конце XV в. имамом Большой мечети Сиди Абдулом Эль Туати.
Во время празднования мулуда все население города можно видеть на улице одетым в лучшие наряды и с дорогими украшениями, во всей его этнической пестроте: сонгаи, туареги, мавры, бамбара, фульбе, бозо… Звучит сонгаи и арабская речь. Люди шумно и весело приветствуют друг друга. Трудно сказать, где здесь кончается религиозная благочестивость, а где начинается радость большого праздника, общения с людьми.
Массовое чтение Корана происходит и возле двух других знаменитых мечетей — Санкоре и Сиди Яхья. Точных дат их строительства история не сохранила. Известно лишь, что мечеть Санкоре была построена на деньги богатой и набожной женщины еще при мандингах, видимо в XIV в., а мечеть Сиди Яхья закончена в начале XVI в. В это же время в Томбукту появляются медресе, библиотеки. Чрезвычайно дорого ценятся книги арабских ученых, привезенные из Северной Африки.
Мечеть Санкоре прославилась на века тем, что в ней был открыт первый в Судане исламский университет, где все преподавание велось на арабском языке учеными, прибывавшими сюда из Северной Африки, Испании, арабских стран Ближнего Востока.
Дальнейшая история Томбукту нам уже отчасти знакома. Она связана с захватом города туарегами, а затем — с расцветом империи Сонгай. Лев Африканский, побывавший в Томбукту около 1507 г., описал город как центр бойкой торговли, где можно было купить даже ткани из Европы. Рынок щедро предлагал любое продовольствие, соль из Тегаззы. Оплачивались товары золотым песком. Для мелких покупок использовали ракушки-каури.
В 1591 г. Томбукту был завоеван марокканцами. Дальнейшая его судьба в основных чертах повторяет судьбу Дженне: владычество фульбе Масины, зависимость от государства тукулеров, а кроме того, периодические набеги кочевников (фульбе, мавров и особенно туарегов), нещадно грабивших город.
Как и Дженне, Томбукту был захвачен французами в 1893 г., как и Дженне, из-за развития морских путей к тому времени он утратил свое значение важного торгового центра. Экономическая деятельность города пришла в упадок, население заметно сократилось. Так же как и в Дженне, время начало останавливаться на пыльных улочках столицы песков Томбукту Таинственного, как и сегодня с легкой руки француза Феликса Дюбуа, посетившего Томбукту в конце прошлого века, называют в Мали этот город у южной оконечности Сахары. Книга «Томбукту Таинственный» Ф. Дюбуа вышла в свет в Париже в 1897 г. В гостях у заведующей историческим отделением Педагогического института Бамако мадам Ба Конаре, крупного специалиста по истории Западного Судана, я с величайшей осторожностью листал страницы этой прекрасно иллюстрированной книги, ставшей сегодня библиографической редкостью.
«Огромное и блистающее небо, блистающая и огромная земля и, отделяя одно от другого, изящный и великий профиль города, темный, правильный и длинный силуэт — так возникла передо мной Королева Судана, образ величия в безграничности», — писал Ф. Дюбуа о Томбукту.
Почему он назвал Томбукту таинственным? Ведь о существовании города на границе Сахары и Судана в Европе было известно давно. О нем рассказывали целые истории, по большей части невероятные. Но пути в Томбукту европейцы не знали. И хотя есть предположение, что первые европейские купцы побывали в Томбукту еще во второй половине XV в., никаких документальных свидетельств об этом не сохранилось. Когда европейцы всерьез занялись исследованиями внутренних областей Африки в конце XVIII — начале XIX в., город долго ускользал от них, оставаясь тайной. И лишь сравнительно недавно, соответственно в 1826, 1828 и 1853 гг., англичанин Александр Гордон Лэнг, француз Ренэ Кайе и немец Генрих Барт дошли до Томбукту.
Ренэ Кайе опубликовал в 1830 г. подробный дневник своего путешествия по Западному Судану, переизданный недавно во Франции. Дневник содержит интереснейшие наблюдения о Дженне и Томбукту, описания нравов и обычаев народов, населяющих сегодняшние Сенегал и Мали. Чтобы обеспечить успех своего путешествия, Р. Кайе переоделся в одежды араба и исправно следовал всем мусульманским канонам, хотя эта уловка сама по себе могла стоить жизни отважному французу, скончавшемуся в 1838 г. от болезней, нажитых в ходе африканских странствий.
И тем не менее, несмотря на уже появлявшиеся отдельные документы, новые карты и описания, Томбукту во многом продолжал оставаться окутанным тайной вплоть до французской колонизации.
И забавно и грустно, что в конце 70-х — начале 80-х годов нашего века Томбукту все еще имел репутацию таинственного города, потому что попасть в него было крайне трудно. Государственная авиакомпания «Эр Мали» к этому времени испытывала большие затруднения. Рейсы на Томбукту стали крайне нерегулярными. Иногда их даже обеспечивал военный транспортный самолет, который не подчинялся никакому расписанию. Если кому-то везло и он все-таки добирался до Томбукту, то не было никаких гарантий, что сумеет выбраться из города без проблем, потому что никто не мог сказать, когда будет обратный рейс. Крохотный частный самолет иногда совершал полеты в Томбукту, переправляя туда на уик-энд богатых туристов. Однако, чтобы совершить путешествие на этом самолете, нужно было набрать необходимое количество спутников, способных оплатить такую «прогулку», и подобной ситуации можно было ждать долго. Значительная часть автодороги в Томбукту пролегает по глубокому песку, и неопытные водители надолго застревают на ней в ожидании помощи. Поэтому подготовка к моему второму визиту в Томбукту доставила мне много хлопот.
Не видя другого выхода, я уже было принялся сколачивать автоэкспедицию, подобную поездке в Гао. Энтузиастов практически не оказалось. Многие, порассуждав о заманчивости такого путешествия, в последнюю минуту отказывались, ссылаясь на занятость, семейные обстоятельства и т. д. И тогда, когда я уже решил, что встречу с Томбукту придется отложить до лучших времен, в Мали появилась частная авиакомпания «СТА» («Сосьете де транспорт аэрьен»), которая взялась путем эксплуатации президентского самолета обеспечивать рейсы на местных линиях.
28 мая 1984 г. должен был состояться первый рейс этой авиакомпании, выбившей еще один клин из-под «Эр Мали», и я кинулся добывать билет. «Добывать» не пришлось. Билетов было много. Удивленный такой неожиданностью, я стал с пристрастием допрашивать симпатичную служащую авиакомпании о регулярности рейсов и интересовался, есть ли гарантии, что вернешься вовремя назад, и т. д. Почти поверив, что это не сон, я купил билет и, уходя, расхохотался, потому что пришедший в агентство вслед за мной малиец начал задавать именно все те вопросы, которые только что задавал я.
Утром в аэропорту, подойдя к стойке с надписью «Рейс Бамако — Мопти — Томбукту — Гао», я спросил:
— Итак, все это не шутка?
— Отнюдь нет, месье, но вы уже четвертый, кто задает этот вопрос, — последовал ответ.
Действительно, это был не сон, и через полтора часа полета на борту комфортабельного английского лайнера маленькая кучка первых пассажиров «СТА» вышла на горячий бетон аэропорта в Томбукту.
Такого рыжего неба я не видел никогда в жизни. Может быть, силуэт города, описанный Ф. Дюбуа, и отделяя бы небо от земли, но здесь, казалось, вообще нет линии горизонта. Пыльное небо сразу переходило в пыльную землю, а едва намечавшийся в желтизне диск солнца скорее напоминал луну в тумане. Зато воспетую французом безграничность я ощутил в первые же минуты, когда шофер такси запросил за семикилометровый проезд до города такую умопомрачительную сумму, которой хватило бы на оплату такси из Бамако в Мопти. Тут же я прочувствовал и описанные путешественниками гордость и непреклонность жителей Томбукту. Шофер был не намерен торговаться со мной и прозрачно намекнул, что оставит меня с моими фотоаппаратами здесь, в песке. Потом я неоднократно сталкивался со сказочно высокими ценами в этом сказочном городе. Довольно редкого здесь тубабу никак не хотели принимать за старого знатока Мали и малийцев. Для них я был просто белым туристом, и поэтому за найм такси для съемок города в течение шести-семи часов мне пришлось выложить сумму, превышающую стоимость авиабилета от Бамако до Томбукту.
И Ренэ Кайе, и другие путешественники были весьма разочарованы видом Томбукту. Вместо прекрасного города-легенды перед ними предстали блеклые глиняные коробки в песке, разделенные песчаными лабиринтами кривых улочек, с песчаными полами, столами и кроватями. Думаю, сегодняшние туристы еще больше разочаровываются Томбукту. Мне приходилось разговаривать и с европейцами, и с американцами, направлявшимися в песчаный город. Их представление о нем — на уровне дневников Ренэ Кайе и Феликса Дюбуа. Для тех, кто не видел Томбукту, он продолжает оставаться Таинственным. Но многие, побывав в нем и вступив в так называемый «Клуб друзей Томбукту», никогда не испытывают желания вновь посетить Королеву Судана, Жемчужину песков.
И все-таки легенда о Томбукту жива. Пока живы легенды, люди не будут сидеть на месте. А пока живы люди, они будут отчаянно цепляться за легенды, всячески оберегая их, чтобы не испытывать горечь разочарований. Сюда едут, чтобы потрогать руками обмазанные глиной блоки известняка старых стен Санкоре, почувствовать огонь песка, прожигающий подошвы уже в 11 часов утра, вдохнуть прохладу ночной Сахары и послушать ее космическую тишину.
Предвидя возможность поживиться на этих чувствах, французская фирма возвела в песках за городом импозантное здание роскошной гостиницы «Азалай». Это Настоящая крепость в Сахаре, но только со всеми удобствами.
В 1975 г. я побывал в Томбукту в апреле, когда из Сахары возвращались последние азалай, соляные караваны. Зрелище, продолжающее привлекать путешественников. На песчаной площади преклонили колени верблюды со связками искрящихся на солнце ослепительно белых плит. Караванщики, закутанные в литамы, развязывали засаленные веревки. Возле них неторопливо прохаживались толстые торговцы.
На этот раз я приехал сюда в конце мая, в мертвый сезон. Где-то на юге Мали уже выпали первые дожди, а здесь смена погоды выражалась в тучах пыли, затмевавших небо. Туристов не было, как, впрочем, давно не было и авиарейсов из Бамако. «Азалай» за неимением клиентов закрылся на несколько месяцев. Это было самой неприятной новостью, потому что после первого посещения города у меня остались тяжелые воспоминания о здешнем кемпинге с несколькими относительно чистыми комнатами, где кондиционеры гнали горячий и пыльный воздух, и отдельным двухэтажным караван-сараем из известняка, изобиловавшим комарами, мышами и ящерицами. Следующим ударом было сообщение, что комнаты с кондиционерами-нагревателями только что заняты какой-то экспедицией, зато я могу выбрать любой номер в сводчатом серале. Там я единственный клиент.
Остановившись на пятой или шестой комнате с обшарпанными стенами, я разложил свои вещи и включил вентилятор, шевеливший душный воздух. Вскоре услышал довольно громкий шорох. Это большая мышь пришла есть мое печенье. Под шкаф стремительно юркнула ночная ящерка. Взяв в руки ботинок, я стал расправляться с огромными тараканами.
В полночь отключили свет и соответственно воду. Под накомарником спать было невозможно. Душила жара. Но и вылезти из-под него было нельзя. В воздухе стоял гул от мириад комаров. Обнаглевшие мыши основательно изучали мои вещи, роняя время от времени со стола всякие мелочи. Ветер хлопал ставнем и дверью из толстых досок, посвистывая в щелях. С минуты на минуту должно было постучаться привидение.
Часа в три ночи я решил выйти на воздух и просидеть там до утра. Лишь открыл дверь, под ногами что-то заурчало и зашипело. Стремительно захлопнув ее, решил в муках дожидаться рассвета под накомарником.
Когда между досками ставня появились светлые щели, я вышел наружу. Рядом с дверью на земле сладко спал малиец, которого поселили ночью в соседнем номере. Не выдержав жары, он улегся на воздухе, и именно его храп так напугал меня в темноте.
Выжатый, как лимон, я поплелся в бар, с ненавистью глядя на закрытый «Азалай», который неприступно маячил на песчаном холме по ту сторону давным-давно пересохшего канала.
Экспедиция, также проведшая ночь на земле, укладывала в «лендровер» свои вещи. В баре при свете свечи суетился старичок в очках. У него были грустные глаза.
— У вас есть холодная вода? — поинтересовался я.
— Что вы, месье, откуда? Ведь ночью не было электричества. — Он кивнул на старенький «Зил».
— Дайте хотя бы теплой, — попросил я.
— Теплой тоже нет. Городской насос еще не работает. В шесть часов дадут свет. Тогда выпьете воды и умоетесь. Пока могу предложить пиво, но оно, к сожалению, теплое.
— А у вас ничего не изменилось за десять лет, — сказал я.
— Стало хуже, месье. Клиентов совсем нет. В туристский сезон всех отбивает «Азалай». А в это время они вообще редкость. Сейчас уедет экспедиция, и вы будете у нас один. Доходов нет. Не на что ремонтироваться, не на что купить движок, а городская станция стала совсем никудышной. Без конца выходит из строя. И хотя свет отключают каждую ночь, днем тоже часто не бывает электричества.
Город с населением в 10 тысяч человек производит удручающее впечатление. В самом центре Томбукту есть развалившиеся дома, которые никто не ремонтирует. Домик, где некогда останавливался Лэнг, почти совсем съеден ветром. Даже ограда Джингарей бер с одной стороны совершенно разрушилась.
Нанятый мной шофер Али Майга возил меня по городу. Он здесь родился и вырос, знает каждый камень, знаком с огромным количеством горожан.
— Али, почему Джингарей бер в таком состоянии?
— Зато внутри чисто, — вскинулся он. — В прошлое воскресенье я позвал мужчин, и мы вымели всю грязь из мечети, а двор и пол засыпали чистым белым песком. Там сейчас очень хорошо. Это я сам все организовал. Даже радио Мали об этом сообщило. Разве ты не слышал?
— Нет.
— Ну ничего. Может быть, еще раз передадут, — успокоил меня Али.
Было раннее утро. Город отдыхал от ночной жары. Население высыпало на улицы и расположилось на остывшем за ночь песке. Одни досыпали здесь бессонные ночные часы, другие просто блаженствовали, наслаждаясь прохладой, а школьники читали учебники.
В Томбукту я без конца вспоминал роман Кобо Абэ «Женщина в песках». Вся жизнь этого города связана с песком. Он везде и всюду. Даже в хлебе, который здесь выпекается в старинных глиняных печах, какими пользуются в Томбукту уже многие века. С рассветом эти печи начинают дымить по всему городу. Небольшие лепешки с помощью маленькой лопатки с длинной ручкой наклеиваются на внутренние стенки раскаленной печи, быстро запекаются на жару и через минуту-другую вынимаются на расстеленный у печи платок. Сероватый хлеб, пачкающий руки пеплом, довольно вкусен, но песок постоянно скрипит на зубах.
Из песка состоят редкие и тощие грядки, на которых часть жителей пытается выращивать овощи. Эти грядки мгновенно поглощают воду, и через несколько минут не остается никаких следов полива. Песок засыпает местами асфальтированную дорогу, ведущую в аэропорт. Пустыня окружает город со всех сторон, и многие жители на ночь уходят спать в песок, чтобы не страдать от жары и комаров. В песке молятся, играют в футбол. В песке проводятся уроки физкультуры у школьников. В песок, как правило, ходят гулять с детьми. Среди барханов влюбленные нередко назначают друг другу свидания.
За городом в песках живут туареги. Со своими ремесленными изделиями они буквально преследуют иностранцев от самого аэропорта, приходят в гостиницу и навязчиво (при этом без конца извиняясь) предлагают «старинные» мечи, браслеты и т. п. Ремесленники достают из мешков незамысловатые украшения, маленькие имзады, металлические мундштуки. Если им все-таки так и не удается что-нибудь продать, тогда они пытаются заманить иностранца на прогулку на верблюде в свою стоянку, чтобы выманить деньги там.
Мохаммед Аг Мосса долго выбирал момент, чтобы приблизиться ко мне. Наконец, потупив взор, подошел:
— Не желает ли месье совершить прогулку на верблюде?
— Куда?
— В мою деревню.?
— А что я там буду делать?
— Посмотрите, как живут туареги. Я угощу вас туарегским чаем. Может быть, вы купите наши изделия, — сказал он тихим голосом.
— Ты кто? Ремесленник? Малем?
— Я?! — он выпятил грудь и сверкнул глазами. — Я настоящий туарег. Я скотовод.
— А почему же ты не со своим стадом, а здесь, в кемпинге?
— Скота нет. Засуха. Осталось немного коз. Те, кто были со стадами, ушли на юг, к Мопти.
— Чем же ты живешь?
— Катаю туристов на верблюде. Показываю нашу стоянку.
Я уже писал об изменениях, происходящих в жизни туарегов. В Томбукту также была масса тому примеров. Целыми днями напролет взрослые туареги дремали в тени домов и редких деревьев или часами играли в древнюю игру майду, нечто вроде шашек на песке.
У меня выдался свободный вечер, и я не смог отказаться от экзотической прогулки верхом на верблюде за четыре километра от Томбукту. Поездка, после которой три дця я не мог сидеть.
Старого, покрытого шрамами рыжего верблюда заставили опуститься на землю, и Мохаммед с ремесленниками помог мне вскарабкаться в седло под смех проходивших мимо женщин белла. Позади меня на него с моими фотоаппаратами взобрался еще один Мохаммед, старшина клана здешних ремесленников. Покрикивая, Мохаммед потянул веревку. Верблюд встал, и мы тронулись через пески.
Стоянка племени бокият была обычным туарегским лагерем, рассредоточенным на большой территории. Тут и там было разбросано несколько больших семейных палаток из соломенных циновок. На землю опускалась вечерняя прохлада. У колодца два туарега поили коз, доставая воду черным кожаным ведром. Женщины занимались ребятишками, а мужчины, устроившись в кружок, курили и готовили чай.
Мне пришлось отведать этого очень сладкого зеленого чая из липкого (видимо, уже давно не мытого) маленького граненого стаканчика. — Из таких стаканчиков все малийцы пьют чай. Бамбара долго кипятят зеленый чай на огне, доваривая его почти до черноты. Туареги доводят чай до кипения и сразу снимают с огня. Однако и те и другие кладут в чай очень много сахара.
Затрм передо мной набросали целую гору изделий из крашеной кожи, янтаря, металла, камня. На традиционных туарегских копьях висели украшения, вырезанные из жести банок из-под «кока-колы» и пива. Ничего другого не оставалось, как кое-что купить. Но после этого началось настоящее вымогательство. По очереди, — тайком друг от друга подходили ко мне туареги, и начинался примерно такой диалог.
— Патрон, мы с тобой пили чай. Кто пьет чай с туарегом, становится его другом. Теперь мы друзья. Уходя, ты должен оставить сувенир на память.
— Какой? — интересовался я.
— Можно деньги, — был ответ.
Я доставал билет в тысячу малийских франков (десять французских) и протягивал моему «другу».
«Друг» гневно сверкал глазами и говорил:
— Ты что! Разве это деньги? Это обида для туарега! Я пожимал плечами и убирал билет.
— Давай сюда, — воровато оглядываясь, торопливо говорил «обиженный» мной «друг».
Вскоре на его месте появлялся новый. Кошелек худел. Пора было уносить ноги. Некогда гордые воины сегодня превратились в попрошаек.
Меня вновь взгромоздили на верблюда. Те ремесленники, у которых я так ничего и не купил, окружили животное в надежде всучить мне что-нибудь в последнюю минуту. В сахарских сумерках под эскортом туарегов с копьями и мечами я двинулся в обратный путь. «Корабль пустыни» проплывал по песку мимо роскошного подъезда современной гостиницы «Азалай», человек десять мужчин молились, выстроившись в ряд на бархане, неподалеку от них мерила шагами песок девушка с тетрадкой в руках и вслух зубрила математику. Меня глубоко поразил этот нелепый синтез времен, обычаев и явлений.
В апреле 1828 г. Рерэ Кайе Прибыл по реке в Кабару, порт на Нигере, расположенный в семи километрах от города. Он писал, что видел вокруг себя только затопленные болота с водоплавающими птицами… Из этих огромных болот открывался вид на деревню Кабра (Кабара), расположенную на небольшой горе, предохраняющей ее от затопления. Его заверяли, что в сезон дождей вода в болотах поднимается на десять футов, и это показалось ему «огромной глубиной для столь обширного пространства, ведь тогда большие суда могли бы швартоваться возле Кабры». Апрель — конец засушливого периода. Р. Кайе видел огромные болота и до Кабары добрался по воде.
Мне пришлось быть в Кабаре в апреле 1975 г. и мае 1984 г. Там, где когда-то резвились водоплавающие птицы, теперь пустынный ветер пересыпал песок. Взор нигде не встречал ни пятнышка воды. Русло реки проходит километрах в 10–15 от Кабары, которая принимает суда только в разгар дождей, в течение очень короткого времени. Засуха, наступление пустыни разительно изменили эти места. Канал, некогда прорытый между Кабарой и Томбукту, сегодня обвалившийся и засыпанный песком, уже давно не заполнялся водой.
Вода — самое дорогое, что есть в этих местах. Утром, еще до того, как начинает работать электростанция, у колонок выстраиваются очереди с ведрами и тазами. Когда нередкая здесь авария останавливает насос, вереницы людей с ведрами на головах тянутся в пески к колодцам. Вокруг Томбукту построено 13 бетонированных колодцев для кочевников. Соответствующая программа предусматривает доведение таких колодцев до полусотни. Еще один специальный проект нацелен на сооружение цепи колодцев на древнем соляном пути из Томбукту в Тауденни вдоль караванной тропы. В рамках того же проекта «Соляной путь» ведутся с помощью ООН изыскательские работы на пресную воду в районе Арауана. Однако собственно городу Томбукту это ничего не дает. И небольшая электростанция на солнечной энергии (1400 вт), качающая воду для населения Кабары, конечно, тоже не решает проблемы. Нужны более основательные сооружения, но средств, как всегда, на это не хватает.
Нет воды — нет и зелени. Растительность города крайне бедна. Утром я наблюдал, как солдаты из здешней воинской части ведрами таскали воду для полива нескольких крохотных акаций, посаженных ими на центральной площади и окруженных сложными металлическими конструкциями, напоминающими противотанковые ежи, на которые к тому же были надеты мелкие стальные сетки. Мера необходимая, ибо многочисленные козы, бродящие по городу, не преминут полакомиться ветками и корой.
Можно было бы еще долго говорить о социальных проблемах Томбукту, но они мало чем отличаются от тех, которые стоят перед Дженне. Жизнь здесь проходит в другом измерении, словно в стране остановившегося времени, где процветает только всемогущее и неистребимое племя малийских коммерсантов. Сегодня очень трудно предсказывать далекое будущее Томбукту. Ближайшее же явно безрадостно. В октябре 1980 г. был создан комитет, в который вошли видные деятели города. Они разработали план развития Томбукту, который здесь часто называют «планом спасения». В некоторых он заронил луч надежды.
Город собирается пышно отпраздновать свое тысячелетие (разумеется, условное), и власти хотели бы к этой дате добиться некоторых улучшений: увеличения капиталовложений в местное сельское хозяйство, модернизации системы здравоохранения, реконструкции аэродрома и т. д. — то есть затронуть всю социально-экономическую структуру области. Отдельные рекомендации этого плана обратили на — себя внимание правительства Мали и были учтены в пятилетием плане развития на 1981–1985 гг. Но в настоящее время обнаружить какие-либо следы хотя бы частичной реализации этих предложений практически невозможно. Определенные надежды связаны также с поисками нефти в Ярба (200 километров на северо-восток от Томбукту), еще не принесшими результатов. Но всем хочется верить в успех.
А пока городу остается только прошлое. И это сокровище, память человечества, этап мировой цивилизации не могут принизить ни трудности, с которыми он сталкивается, ни некоторые уродливые гримасы современности. Эта мысль пришла мне в голову, когда, стоя босиком почти на макушке минарета мечети Санкоре, я фотографировал Томбукту. Мне повезло — немного осела пыль, и город рельефно выставил свои геометрические формы, словно на полотнах кубистов. Отсюда почти не было видно признаков современной жизни. Где-то за этими строениями простиралась величайшая пустыня, из которой веками шли и идут азалай сюда, к Королеве Судана, представшей передо мной такой, какой ее будто только вчера описал отчаянный француз Р. Кайе.
О том же я невольно подумал, посетив Центр исторических исследований и документации имени Ахмеда Бабы. Сотрудники Центра собирают и изучают арабские письменные источники. Среди их находок есть редчайшие вещи, уникальная переписка. Меня принял местный ученый Сиди Амар ульд Эли — благообразный мавр с приветливым и добрым взглядом. Он провел меня в библиотеку Центра и, сдернув плотное покрывало со стеклянной витрины (везде песок!), показал древние арабские тексты. Самыми старыми из них были комментарии к Корану 1241 г. (время правления Сундьяты, расцвет империи Мали), найденные в походном мешке кочевника неподалеку от Томбукту. Плотные желтоватые страницы скругленной по углам книги, жирная черная вязь текста. Как будто и не было семисот с лишним лет. Если так сохранилась бумага, то разве может истлеть человеческая память?