Малийские этюды

НОЧНОЙ БРОСОК

Мы проезжали причудливые горы Хомбори, вытянувшиеся цепочкой отдельно стоящих справа от дороги гигантских столбов и тумб с плоскими вершинами. Если хороню присмотреться, то на некоторых из них можно было разглядеть жилища одного из племен народа догон, населяющего главным образом скалистое плато Бандиагара, расположенное юго-западнее тех мест, где мы находились. Украшение Хомбори — огромный каменный зуб, самая высокая точка Мали. Он возвышается на 900 метров над равниной Гурма, по которой мы ехали.

Нужно сказать, что нам сильно повезло с погодой. Стоял февраль. Сахельская жара приближалась к своему пику. Но в день нашего отъезда из Мопти харматтан затянул небо мглой из пыли и песка, через которую солнце едва пробивалось, и поездка была не такой изнуряющей, какой могла бы оказаться при ясном небе. Однако из-за этого мне не удалось как следует сфотографировать знаменитый зуб Хомбори. Его вершина совершенно растворилась в сероватом мареве.

Вскоре после Хомбори стало ясно, что придется включать второй, ведущий мост нашего УАЗика. Колеса глубоко погружались в песок. Тут и там виднелись следы буксовавших здесь до нас автомашин.

Пока возились с ключами, нас окружили женщины и дети. Они были почти голые. Весь их наряд состоял лишь из куска пестрой ткани. По характерным украшениям мы догадались, что эти женщины — фульбе. У большинства из них были тонкие черты лица.

И женщины и дети настойчиво повторяли одно и то же слово;

— Бонбон, бонбон![24]

Видимо, от проезжавших по дороге путников им изредка перепадали конфеты. Снова в ход пошли куски сахара и пустые бутылки из-под «Виттеля».

Кому-то достался мешочек на нитке с чаем «Липтон». Нас жестами попросили объяснить, что это такое. Мы также жестами показали, что мешочек следует опустить в воду. Нам так и не удалось изобразить горячую воду. Поэтому откуда-то появилась зеленая полиэтиленовая миска с простой водой. Мешочек бросили в воду, помяли пальцами, а затем все по очереди отпили из миски… На нас смотрели полными не то упрека, не то удивления глазами: не насмехаются ли белые люди, а если нет, то зачем они кладут эту штуку в воду, которую можно пить просто так?

Решив во что бы то ни стало объяснить, как заварить чай, мы стали пытаться изображать огонь. Кажется, нас поняли и пригласили следовать за ними. Шагов через пятьдесят мы оказались у кочевья, которое сначала не заметили. И немудрено. Здесь стояли небольшие, скрытые за неровностью местности круглые и островерхие палатки кочевников, сооруженные из жердей и соломенных циновок. Я назвал бы их шалашами, если бы по. форме они не напоминали шлем Головы из «Руслана и Людмилы».

И тут нас подвели к толстой рогатине, наклонно укрепленной над остатками давно прогоревшего костра. Так что с чаем ничего не получалось.

Мы заглянули в два шатра, расположенные поблизости. В одном стоял осел и лениво махал хвостом, в другом вдоль стен лежали циновки и шерстяные одеяла. У входа стопкой были сложены миски с засохшими остатками какой-то незамысловатой пищи. Крайний дефицит воды и отсутствие элементарных знаний санитарии всегда чреваты опасными последствиями при возникновении малейших инфекций. Не случайно детская смертность в этих местах чрезвычайно высóка.

Дело было к вечеру. Нас смущала песчаная колея. Нужно было торопиться.

Довольно бодро пробежав по глубокому песку и с ревом преодолев длинный подъем, погубивший «Лендровер», о котором я уже упоминал, УАЗик вырвался на плоский, как стол, открытый всем ветрам простор. Желтый грунт, вылизанный ветром от пыли и песка и твердый как камень, не оставлял никаких следов от проезжающих по нему машин. Появились первые признаки быстро наступавшей темноты, а колеи, самой надежной лоции при путешествии в пустынных местах, не было. И хотя бы одна встречная машина! Нам стало немного не по себе. Впервые я подумал о том, какое же великое благо для путника проторенная дорога, пусть кривая и разбитая. Здесь же мы оказались словно на чисто вымытом блюде, вдоль края которого можно двигаться вечно.

Однако даже самому неприятному тоже приходит конец. Блюдо, которое мы «пересекли», оказалось небольшим плато. За ним следовал песчаный спуск, по которому колеи разбегались в разные стороны и вновь сходились: следы поиска наиболее оптимального пути.

И вдруг чудо — в пятистах метрах правее от колеи мы заметили аккуратную насыпь неширокой, но вполне приличной автодороги. Откуда она взялась? Было уже довольно темно, чтобы тянуть с выбором между песчаной колеей и настоящей дорогой, и мы осторожно въехали на насыпь. Дорога оказалась достаточно твердой и ровной. Но свежих следов от шин на ней не было. Чудо было похоже на сказку о богатыре: «Направо пойдешь… и т. д.» Поэтому мы стали осторожно по ней двигаться. Левее, на колее, которую мы только что покинули, показались фары ехавшей нам навстречу машины. Вскоре мы разглядели огромный трейлер, над высокими бортами которого торчали многочисленные головы стоявших в кузове пассажиров — распространенный способ передвижения в Африке.

Нам оставалось уже немного, чтобы поравняться друг с другом на параллельных дорогах. Не доехав метров двести до точки нашей условной встречи, грузовик остановился, и все головы, включая водителя, повернулись в нашу сторону. Такое внимание к нам польстило, но почему-то и насторожило. Еще больше сбавив скорость, мы стали внимательно смотреть вперед и вскоре разглядели черный провал. Мы вышли из машины. Дорога прерывалась канавой метра три-четыре глубиной и метров восемь шириной. На дне ее лежали три остова легковых автомашин. Через них проросли какие-то жидкие кусты. Вот почему на насыпи не было свежих следов автомашин. Видимо, это остаток старой, разрушенной временем дороги, которая стала ловушкой для слишком доверчивых водителей. Теперь Нам все стало ясно.

Посовещавшись, мы решили продолжать осторожно двигаться по насыпи. Все-таки какая-никакая, а дорога. Опыт обогатил нас, и мы были уверены, что сумеем предотвратить беду. Стороной объехав яму, машина снова взобралась на насыпь. Не торопясь, мы проехали километров шесть. Остановились перед провалившимся бетонным мостом. Плиты уже надежно затянул колючий кустарник. Вязкая, черная ночь не сулила ни одного огонька. С фонарем мы оглядели окрестность. Насыпь заканчивалась этим сюрреалистическим мостом в никуда. Дальше были песок и колючки. Колею поблизости не обнаружили, — видимо, насыпь ушла в сторону. В полной ночи предстояло искать путь, не представляя своего местонахождения. Дорога лишний раз доказала нам, что не следует пытаться ее перехитрить. Пусть по песку, пусть не по прямой, а она выведет. А теперь она играла с нами в прятки.

Мы немного поспорили. Каждый считал, что именно он прав. Решили уклониться влево, внимательно следя за следом, оставляемым нашей машиной, чтобы в случае чего вернуться хотя бы к исходной точке. И все-таки потеряли его, сделали в темноте петлю, снова нашли и стали еще внимательнее, особенно после того, как в свете фар разглядели след кошачьей лапы размером с хорошее блюдце.

В конце концов выскочили на главную колею, хотя и намотали немало лишних километров. Правда, машина проваливалась в песок, и нам приходилось вцепляться в сиденье, чтобы не ткнуться головой в брезентовый тент… Зато дорога вновь приняла нас в свое лоно. А с ней уже не пропадешь.

Впереди показались огоньки. Это свет огромного грузовика, застрявшего в яме. Темно. Конечно, ему не выбраться отсюда до утра. Водитель и пассажиры расстилают на песке циновки и тряпки. Ничего не поделаешь, лучше всего лечь спать.

А мы продолжаем медленно ползти дальше через песок и колдобины. Наша цель — Гао.

Мы были вознаграждены за нашу настойчивость. Слева остались огни довольно крупного поселка Госси. Через двенадцать километров появилась латеритовая насыпь, а еще через пятьдесят и асфальт. Новенький асфальт! Если бы у нас были силы, мы бы закричали:

— Ура! Наконец-то!

Насколько позволяло разумное отношение к нашему старику УАЗику, мы прибавили скорость. Стоп! В свете фар сверкнули катафотики и косые красно-белые полосы барьерчиков, употребляемых при дорожных работах. Они преграждали нам путь. Пока мы раздумывали, что бы это значило, из шалаша, стоявшего возле дороги, вышел старик в лохмотьях и стал объяснять нам жестами и мимикой, повторяя без конца два-три французских слова, что здесь ехать по шоссе нельзя, а надо делать объезд по песку.

Так не хотелось спускаться с крутой высокой насыпи на песок после всех наших мучений. Из дорожных запасов мы извлекли несколько липтоновских мешочков с чаем и передали их старику. Он осветил подношение карманным фонариком, внимательно осмотрел и обнюхал желтые пакетики и вопросительно глянул на нас. Мы дружно изобразили питье с причмокиванием. Старик спросил:

— Кофе?

Чтобы не усложнять объяснение деталями, мы утвердительно кивнули головой. Старик заулыбался и стал быстро растаскивать барьерчики. Мы осторожно тронулись по асфальту и очень быстро поняли, что никаких дорожных работ на этом участке не велось. Путь был прямым и гладким. Старик просто использовал опыт туарегов, собиравших поборы с путешественников. Правда, он обогатил этот опыт современными техническими средствами.

Сто десять километров асфальта — и мы увидели впереди мерцающие огоньки. Мы приблизились к ним и очутились на берегу Нигера, а огоньки оказались кострами, разложенными тут и там возле грузовиков и фургончиков-вездеходов, и керосиновыми фонарями в хижинах.

Выяснилось, что через Нигер можно переправиться только на пароме, а он работает лишь в светлое время, и первая переправа — в семь часов утра. Мы поняли, что в Гао нам в тот день уже не попасть, хотя город находился от нас всего в семи километрах. Можно сказать, рукой подать. Значит, нужно устраиваться здесь до утра.

На берегу было довольно прохладно. Закутанные в одеяла и шкуры, люди с изумлением разглядывали наши легкие футболки, а с каждой минутой становилось все холоднее и холоднее. Вот к чему привел нас недостаток знаний и опыта. Сахара была уже совсем близко, а ночи в пустыне, как известно, холодные. Видимо, нам предстоял спартанский сон.

Из темноты возник молодой жандарм в толстой черной шинели с поднятым воротником и каскетке. Он поинтересовался, кто мы и откуда. С готовностью показываем документы. Нет, нет… Не надо. Ему достаточно было нашего словесного объяснения. На прощание нам пожелали хорошо провести время в Гао.

Мы достали примус и провиант. На берегу организован частный сервис для путешественников. Можно заказать растворимый кофе со сгущенным молоком и хлеб. Если вы хотите поесть поплотнее, то вам приготовят кускус — арабское блюдо из мелкой просяной, пшеничной, а иногда кукурузной крупы с мясом и овощами, которое малийцы считают своим национальным. Видя, что продуктов у нас достаточно, лавочник предложил бесплатно воспользоваться его столом и скамейками. В знак благодарности мы что-то у него купили.

Он пытался зазвать нас в свою лавку-гостиницу из банко, где на нескольких квадратных метрах глиняного пола в ряд лежали матрасы с одеялами. На одном из них уже кто-то спал, накрывшись с головой. Мы, с опаской поглядывая на ложа, которые даже условно нельзя было назвать чистыми, вежливо отказались. Лавочник очень огорчился. Видимо, и сегодня не будет большого сбора. Проезжие малийцы в основном тоже предпочитают свежий воздух и спят на циновках или прямо на песке, укутавшись одеялами. Лавочник, вздохнув, задул фитилек керосиновой лампы, тускло освещавший помещение его «гостиницы».

Мои спутники, свернувшись калачиком, устроились на сиденьях УАЗика, а я забрался на пропыленный брезентовый тент, оказавшийся отличным гамаком, но ночная температура +13° и моя «легкомысленная» одежда не дали мне сомкнуть глаз до утра.