Мерзавцы в крови

Глава 12. Урок четвертый. Убивать - легко

Николь открыла глаза, нащупала выключатель ночника и встала. Она приняла душ, почистила зубы и застыла с капающей щеткой над раковиной, глядя на себя в зеркало. На шее красовались отчетливые розоватые шрамы от укуса Августино, и девушка едва касаясь прошлась по ним подушечками пальцев. Пережитый несколько недель назад ужас, сказки Самиды, безобразные песни Арни и заглядывающий в гости вампир, который шептал ей гадости, и потом долгие ночи и дни томящего одиночества казались размытыми пятнами мутного и липкого кошмара, в котором безрадостно варилась Николь, страдая от боли, вожделения и горячки. Она видела перед собой не себя, а кого-то другого — разнузданную девицу, которая наслаждалась страхом, унижениями и разъедающими сознание страданиями. Реальность перекрутилась в нелепую буффонаду из секса, угроз и жестокости, и Николь была главной актрисой всего этого безумия. Извращенцы, любители пикантных историй и просто идиоты должны рукоплескать ее слабоумию.

В ней напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения. Накипь воспитания, навязанных ценностей и социальных конструктов пошла трещинами и осыпалась ржавчиной, обнажая холодное любопытство, а что будет дальше и как далеко зайдет Николь в своем стремлении получить в хорошенькие ручки вечную жизнь? Как она ею распорядится? Ее возбуждал не бледный надменный Августино, а его бессмертие. Когда она целовала вампира, то прикасалась к сиянию темной стороны, которая никого не осуждает и не винит. Когда мужчина прокусывал ее кожу и вытягивал жизнь, причиняя боль, она увидела над собой глаза уродливого бытия, вечного покоя, который устремляется в ледяную бездну равнодушия к живым и мертвым. На нее смотрела оборотная личина Бога, который давал ей выбор, жить или умереть, насаженной на член Августино. Получить шанс на перерождение или дойти до конца пути, чтобы предстать перед миром гнилой и истекающей гноем мразью или существом, которое познало все стороны Ада и вышел из него незапятнанным, потому что грязь к равнодушию не липнет. Впрочем, как и золото.

Милая Николь была любимицей матери и гордостью отца. Училась прилежно, работала усердно и помогала друзьям. Верила в чистую любовь, верность и хороших людей, но в глубине, под гнетом всей этой приторной желейной массы, сидел демон, который только и выжидал момента, чтобы выпрыгнуть и… спасти Николь от стыда, мук совести и страха перед чудовищами, которые решили, что им все дозволено. Августино злился, цеплялся к Николь, потому что хотел ломать и перекраивать стеснительную девочку, наслаждаться тем, как мешает человека с грязью и лепит из него кого-то другого. Он хотел быть самим Дьяволом, который извращает детей Бога.

Девушка сплюнула слюну и вышла из ванной комнаты. Увы, Самида не приготовила ей платья, вероятно, решив, что загубленную душечку не спасти, и она больше никогда не проснется. Николь уверенно вышла в темный коридор и прислушалась к приглушенным стонам, которыми дышал несуразный дом. Голая она выскользнула в темный коридор, бесшумно спустилась по лестнице, прошлась как ночная кошка по мягкому ковру в гостиной и притаилась у дверей, которые вели в столовую.

Ужин “команды Августино” был в самом разгаре — Самида лежала на столе, широко раздвинув ноги и прижимая к груди подол платья нежного кремового цвета. Рыжая голова Арни была прижата к лобку бесстыдницы, которая громко стонала и темными глазами смотрела на Августино, наслаждающегося криками фамильярки и медленно цедившего кровь. Вампир сидел, вальяжно расставив ноги и привалившись к высокой спинке стула. Никто не заметил бледную Николь, которая внимательно следила за слюнявым Арни, который делал что-то не так. Самида стонала просто прекрасно, это была услада для ушей. Ее напряженный изгиб спины, сжатые пальчики на аккуратных ступнях завораживали, но Николь видела тень ускользающего наслаждения в фамильярке, прозрачную как наледь на весеннем ручье, который схватился морозной ночью хрустальной корочкой. Льдинки возбуждения срывались в поток слюней и яростного вылизывания и таяли в нем без следа.

— Лижешь как собака, — процедила Николь.

Августино от неожиданности поперхнулся, окропив белую рубашку кровью и разочарованно с толикой омерзения осмотрел пятна на груди, а затем перевел взгляд, полный ненависти, на девушку.

— Почему ты голая?

Арни приподнял голову, Самида повернула удивленное лицо и тихо выдохнула:

— Николь…

— Я хочу попробовать, — девушка ясными глазами посмотрела на запыханную фамильярку, — Арни все никак не отойдет от хвоста в заднице и путает вагину женщины с щелью суки.

— Ты не ответила на мой вопрос, — Августино вскинул бровь, — неприлично заявляться на светский ужин голой.

Николь медленно прошлепала босыми ногами по паркету к тяжелым шторам. Она просунула руку за ткань и резко дернула на себя легкий тюль, который с треском и позвякиванием металлических застёжек упал на пол. Девушка подхватила воздушную тряпку и ловко перекрутила ее вокруг себя, закинув мягкие складки на левое плечо.

— Кажется, я готова к ужину, — Николь сделал грациозный реверанс и посмотрела на злющего Августино через пушистые ресницы, — вы позволите присоединиться к вашему обществу?

— Прошу, — вампир вскинул руку в сторону удивленной Самиды и вновь сделал глоток крови.

Арни пересел на стул рядом со своим хозяином и вытер рот салфеткой, растерянно глядя на Николь, которая наклонилась к Самиде.

— Твои стоны меня пробудили от кошмара, — она коснулась пальчиками бархатной щеки и ласково поцеловала колено, — ты бы видела себя, ты такая красивая!

Фамильярка широко распахнула глаза от изумления и покраснела. Николь опустилась на стул и нежно прильнула губами к тонкой белесой полосочке шрама на бедре ближе к ягодицам — след незаслуженной ненависти и ярости. И позор Николь, которая не совладала с бушующими лживыми эмоциями. Кожа Самиды пахла гиацинтами и терпкими маслами, и этот аромат кружил голову девушки, которая покрывала дорожкой невесомых поцелуев шелковистую вульву, запятнанную слюной Арни.

Николь мягко прошлась влажным языком по лепесткам интимного цветка, скользнула чуть дальше и обхватила губами напряженный клитор, легко его посасывая. Самида тихо охнула и откинула голову назад, когда девушка прижала мягкий язык к горошине и с нажимом провела упругим кончиком вверх. Девушка обвела темное колечко тугих мышц между ягодицами и с бесстыдной негой впилась в малые губы, едва заметно втягивая в себя налитую кровью точку женского начала, которое веками игнорировали и стыдились. Самида выдыхала горячие стоны и крепко сжимала подол платья, едва заметно вздрагивая от каждого движения Николь, которая медленно наращивала темп и давление языка. Когда фамильярка судорожно вздохнула, девушка раскрыла губы и остервенело въелась в промежность любовницы, энергично протягивая язык между складками. Она больше не церемонясь со своим блюдом -- излишняя нежность и неуверенность загасит яркий огонь страсти.

— Без рук, Арни, — послышался строгий голос Августино, но этот нахальный и надменный вампир не смог оборвать звенящую нить вспыхивающего экстаза, который прострелил изгибающееся тело Самиды.

Николь нырнула руками под бедра Старшей и обхватила ладонями тонкую талию восточной прелестницы, испивая из нее дрожь наслаждения. Девушка пьянела от нежности к Самиде, и никакая порка не сравнилась с минутой крепких спазмов мышц и пульсацией крови в нежных и тонких тканях. Самида раскинула в стороны руки, и Николь пластично, как юная хищница, наклонилась к фамильярке и прошептала:

— Прости меня.

Старшая порывисто приподнялась и припала в истекающем нежностью поцелуе к губам Николь, крепко обнимая как свою возлюбленную.

— Прощаю, — Самида прижалась щекой к виску девушки и едва слышно выдохнула, — спасибо.

— Прекрасно, — Августино три раза хлопнул ладонями, довольный откровенной сценой нежности между двумя чаровницами.

Самида проворно спрыгнула со стола, одернула платья и смущенно села на стул, ожидая дальнейших указаний от Господина. Николь изящно промокнула губы, глядя на возбужденного вампира и аккуратно положила кусок ткани обратно на стол.

— Самида все же десерт, — девушка улыбнулась напряженному Августино, — и я голодна.

— Иди на кухню, — мужчина хлестнул Арни по руке, которая была в опасной близости к ширинке, — да что ты за животное? Я на тебя опять надену тебя ошейник!

Николь подхватили многослойный подол и довольная засеменила из столовой. Ей казалось, что она готова съесть медведя вместе со шкурой и мохнатыми ушками. Она забежала на кухню и с тихими улюлюканьем и пританцовываниями вытащила из холодильника остатки запеченной в прованских травах телятины, овощной салат и нарезку из пармской ветчины. Николь налила себе белого вина из початой бутылки, которую нашла на боковой дверце и уселась на стул, широко расставив ноги. Не успела она отправить в рот кусок сельдерея, как на кухню зашел Августино и сел напротив. Однако вампир в заляпанной кровью рубашке не смог испортить аппетит девушки, и она громко захрустела сочным куском мясистого стебля. Мужчина нервно бросил на стол тонкую черную папку.

— Ты приемная.

— Да, — Николь отправила в рот ломтик холодного мяса и запила душистым вином.

— Ты знала и не сказала мне? — мужчина откинулся назад и постучал пальцами по колену.

— У всех вампиров плохо с памятью? — Николь недоуменно моргнула, — никаких откровений, Августино.

— Да чтоб тебя, — мужчина раздраженно потер подбородок, — откуда ты вылезла такая?

— А там не написано? — пробубнила с набитым ртом, тыкая вилкой в папку.

— Монастырский приют, — вампир прищурил глаза.

— Верно, меня нашли розовощекой крошечкой у порога Церкви, — Николь запила мясо вином, — ни записки, ни кулончика.

— Какого кулончика? — Вампир смешался.

— Какая-нибудь загадочная семейная реликвия, — Николь засмеялась, — которая жутко дорогая.

— Ты хоть на каплю крови адекватная? — Августино скривился, — тебя не волнует, кто тебя выродил?

— Нет, — девушка мотнула головой и захрустела листьями салата, — у меня есть папа-домохозяин, мама-швея. Я росла в замечательной полной семье со счастливым детством и разбитыми коленками. У нас был кот и собака. Нормальная, Августино, собака, а не человек в ошейнике! А дом у нас близко к морю, маленький и уютный. Там всегда пахнет шарлоткой и коричным сахаром, — она провела языком по зубам и скривилась, — зачем мне знать, кто выродил меня? Чтобы что?

— Ты ведь могла стать монахиней, — вампир передернулся.

— Могла, — Николь отодвинула пустые тарелки и выпила остатки вина, — а еще я могла стать физиком-ядерщиком, если бы не провалила экзамен. До сих пор жалею, что вместо того, чтобы зубрить учебники, я сериалы смотрела. Это тебе не члены вампирам отсасывать.

— Да, — Августино высокомерно кивнул, — экзамен по минетам ты бы сдала на отлично.

— Ну, я же не знала, что ты проводишь набор на факультет озабоченных фамильяров, — Николь сладко зевнула, — ты бы хоть объявления, что ли, развесил.

— Как-то не подумал, — Августино склонил голову и скользнул глазами по шее Николь, — расскажи мне, что ты почувствовала в моих объятиях той ночью.

— Мне было больно и страшно, — Николь меланхолично смотрела на своего убийцу.

— И все? — мужчина размял челюсть.

— Никакого романтизма, — девушка покачала головой, — забавно, что в массовой культуре, ваши укусы описывают как нечто ослепляющее истинным наслаждением, а на деле в меня будто сунули тупую вилку и расковыряли мышцы. А еще меня тошнило от головокружения и потери крови. Мерзкое ощущение.

— Иди ко мне, золотце, — Августино ласково улыбнулся и протянул руку к девушке.

Николь обогнула стол и мягко села на колени мужчины., томно заглядывая в его глаза. На тонких веках были нарисованы аккуратные стрелочки, которым позавидовала бы любая женщина. Да и сама девушка удивилась твердости руки вампира, ведь у нее всегда получались кривые и смазанные линии.

— Я видел дом, — мужчина поцеловал шрамы, и Николь дрогнула от болючего укола, — в котором ты росла. Забавные рисунки на стенах в твоей комнате, читал дневник с девичьими секретами, смотрел на твоих спящих родителей, которые крепко друг друга обнимали и всхлипывали во сне. На их тумбе стоит фотография, где ты в забавной школьной форме.

— Зачем, — Николь вздрогнула и сглотнула комок, — ты к ним ездил?

— Было любопытно, — Августино нежно присосался мягкими губами к шее, поглаживая оцепеневшую девушку. Он улыбнулся в тонкую ключицу, — ты была сладенькой малышкой.

Николь злобно вцепилась ногтями в челюсть ехидного вампира и прошипела:

— Что решил ударить по больному? — она приблизила лицо, — у тебя совсем совести нет?

— А ты как думаешь? — прошептал Августино, вглядываясь в льдистые глаза Николь, — я знаю все твои секретики, в каких мальчиков была влюблена в школе, кто тебя в впервые поцеловал и кто отверг твою наивную любовь. Удивительно. Ты в пеленки гадила, а я в этот момент был занят потрахушками, ты училась ходить, а я убивал людей. Ты плакала в подушку, когда провалила экзамен и не знала, что через несколько лет попадешь ко мне в загребущие лапы. Твоя жизнь, по сути, началась в Церкви, там же и окончилась.

— Ты желаешь увидеть мои слезы, Августино, — фыркнула Николь.

В груди раскрылся цветок тоски по семье, по сладкой выпечке отца, но эта печаль была тихим отчаянием человека, который все для себя решил. Да и что она сделает? Вырвется из когтей Августино и побежит к маленькому дому, в котором ее оплакивают, а потом вампир убьет близких и родных Николь на ее глазах, чтобы проучить? Августино был моральным уродом, который не смог причинить ей страдание физической болью, страхом смерти, и теперь решил впиться клыками в душу Николь.

— Я могу заплакать, если ты этого и правда хочешь, — девушка склонила голову.

— Я не люблю лживые слезы, золотце— мужчина положил ладонь на ее солнечное сплетение, — в подвал через полчаса.

Он ловко спустил ее с колен и щелкнул по носу:

— Ты сильно удивишься, — он поднялся и зловеще улыбнулся.

В его глазах вновь заиграло сияние равнодушного бессмертия, которое так очаровывало Николь. Девушка поднялась на цыпочки и легко коснулась его губ кончиком языка.

— Только очнулась и уже вся течешь, — сухо прошелестел Августино, — и не трогай папку на столе, ты меня поняла?

Николь недоуменно оглянулась на черный конверт, и вспыхнула диким любопытством.

— Так забери ее с собой, — девушка жадно пожевала губы.

— Не хочу, — мужчина направился к выходу.

— Каково наказание за нарушение обещания? — Николь села на краешек табурета и положила руки на стол ладонями вниз, пристально взирая на папку.

— Я запру тебя в клетке, — Августино бросил ледяной взгляд через плечо, — без еды и воды. В темноте и одиночестве. Никаких тебе сказок на ночь и песен.

— Значит, там что-то важное, — девушка придвинула ладони к папке.

— Кто знает, — вампир хмыкнул, закрывая дверь за собой, — возможно, я просто тебя провоцирую.

Девушка положила голову на стол и задумчиво посмотрела на загадочный черный конверт. Августино дал четко понять, что папка напрямую связана с Николь, а, точнее, с ее биологическими родителями, но хотела ли знать девушка, кто те уроды, кто ее бросил под двери маленькой Церквушки?

Хотела!

Она торопливо раскрыла папку, пробежалась глазами по своей анкете, где была указана основная и общая информация о ней — возраст, адрес, образование, места работы, имена ее врачей. Она перевернула страницу и вперилась в лицо потасканной жизнью женщины с небесно-прозрачными глазами. Николь с ужасом вчитывалась в строчки — наркомания, наркоторговля, проституция, отсидки в тюрьме за разбойные нападения на людей и множество мелких краж. И убийство.

Николь перелистнула, и на нее пустыми глазами посмотрел немолодой мужчина. Некогда волевые черты лица обрюзгли, кожа покрылась язвами и гнойниками, а с головы свесились слипшиеся почти белые волосы. Незнакомец мог быть эталоном арийской красоты, если бы не следы грязной и гнилой жизни на его лице. В его "впечатляющий" список достижений добавились изнасилования, и девушка с растущей тошнотой закрыла папку.

Она метнулась к бутылке с вином и с жадностью присосалась к горлышку, запивая вкус кислого гнилья во рту. Николь коснулась горячим лбом холодильника, тяжело дыша и вздрагивая всем телом. Пары алкоголя защекотали ноздри и она громко чихнула, прижимая ладони к лицу. И ей стало страшно. Ее пугал не Августино, не его клетка и плети, а то, что маленькая девочка могла вырасти в гадюшнике в окружении гниющих заживо наркоманов. Над ней нависла зловещая тень страшного и отвратительного мира, частью которого были два человека, которые в наркотическом дурмане зачали ребенка. Николь не была плодом любви, она оказалась цветком вонючей и червивой похоти. Ее выродили мрази, у которых не было ни стыда, ни совести, а только слизь и гной вместо чувств.

— Николь, — Самида коснулась ее плеча, — Августино ждет.

Привычный путь по широкому коридору, спуск по темной лестнице, поворот направо, и девушка пьяным взглядом смотрит на двух подвешенных людей к толстой балке на потолке в пыточной. Мужчина и женщина в замызганной и дурнопахнущей одежде и с мешками на головах, но Николь прекрасно знала, чьи лица скрываются за темной тканью. Они дергались, невнятно мычали, задевая макушками металлические тазы под ними.

— Ты очень непослушная девочка, Николь, — вампир равнодушно смотрел в порозовевшее от алкоголя лицо, — твое своеволие вредит тебе.

Он подошел к ней и вложил тонкий холодный скальпель в негнущиеся пальцы:

— Так бы ты убила незнакомцев, — мужчина сжал ее кулак в своих ладонях, серьезно глядя на девушку, — а теперь знаешь, кому вскроешь горло.

— Зачем? — Николь недоуменно созерцала бесстрастное лицо Августино и пыталась прочитать в черном холоде его глаза ответ.

— Так надо, — вампир отошел на шаг и с отвращением посмотрел на затихших уродов, — ты приносишь мне жертву. Совет отказался принимать дар, когда выяснилось, кто твои родители. Они обязали меня выжрать эту гниль! Фамильяр отдает родную кровь Высшему Вампиру, чтобы он стал для тебя всем миром. Нет ничего крепче кровной связи.

— Чего? — Николь пошатнулась, и Августино зло схватил ее за плечо, чтобы она не упала.

— Мне придется выпить их кровь, золотце, — он передернулся, — я буду неделями валяться влежку, очищаясь от яда героина и венерических заболеваний, — он дернул Николь, — вот зачем пришел в дом твоих родителей, чтобы похитить их, а оказалось, что вы не родные. Я это учуял сразу, по запаху!

— Почему сейчас? Год еще не прошел! — Николь держала скальпель в кулаке, как ребенок леденец.

— Это тебе не быстрый процесс, — вампир говорил едва слышно и дрожал от ненависти к Николь, — я не просто выпью кровь твоих мамочки и папочки, я проживу их жизни. Их кровь должна стать моей, чтобы я потом мог привязать твое тело крепкой связью к моему бытию.

Он метнул неприязненный взгляд на подвешенных мразот и сжал зубы:

— Если бы я знал, что ты мерзкое отродье двух отбросов, — он сплюнул слюну, чтобы избавится от накатывающей тошноты, — я бы не удостоил тебя взглядом.

— Оу, — девушка медленно моргнула, — а я тебе даже отсосала. Своим гнилым ртом, отвратительно.

Августино с размаху залепил пощечину Николь, которая с тихим вздохом упала на пол, уронив изящное оружие на бетон. Шипящий голос Августино начал переплетаться со звоном в ушах и легким головокружением:

— Закрой пасть, Николь, — она навис над девушкой, — я не намерен терпеть шуточки и издевки, я твой хозяин и требую уважения.

В голове девушки промелькнула идея схватить скальпель и воткнуть его в ногу Августино — в ней проснулась агрессия в ответ на его удар.

— Ты встанешь, — вампир наступил на скальпель, — и молча вскроешь горло этим прекрасным личностям, которые насиловали и убивали других. Я устал возиться с тобой, я отдаю и отдаю, но ничего не получаю взамен. Я тебе не Мать Тереза, сука похотливая.

— Прости, Августино, — девушка потерла щеку. Все же зря она пытается укусить мужчину зубами язвительности — она здесь бесправное существо, а раз так, то надо стать тем, кто может дать ему отпор в будущем. Сильным и коварным вампиром, который сам отхлестает наглеца по его бледным щекам.

В пыточную бесшумно проскользнула Самида и подала хозяину серебряный кубок с инкрустированным хрусталем — белые льдистые трещины покрывали чашу хаотичной сетью, врастая в драгоценный металл застывшими веточками. Вампир задумчиво повертел в ладонях массивный бокал, глядя на него пустыми глазами.

— Если бы не изгнание из Совета за отказ пить проклятую пороками кровь, — вампир закрыл глаза, собираясь с духом, — я живьем закопал тебя в могилу. Я желал испить хороших и добрых людей, а не эту шваль. Никогда нельзя поддаваться минутным слабостям и благородным порывам, желая спасти маленькую невинную девочку. Всегда нужно проверять каждую деталь. Но кто мог подумать, что испуганная милашка окажется неудачным выкидышем спидозной шлюхи.

Августино решительно подошел к пленникам, содрал с их голов мешки и скривился, отворачиваясь от мерзких уродов с кляпами во рту. Лица их были в глубоких морщинах греха и язвах порока, а впалые глаза в пелене жалкой трусости. Полысевшие с желтой дряблой кожей.

— Скажи, что ты отказываешься их убивать, Николь, — Августино сощурил глаза на девушку, — давай же! Ты же милая и добрая душа, которая не погубит человека, даже если он опустившийся на самое дно урод! Это большой грех, золотце, и не будет тебе прощения!

Августино буквально умолял девушку, чтобы она сказала роковые слова и спасла его от яда чужой крови, пожертвовав своей жизнью и возможностью стать Вечной. Николь перевела растерянный взгляд на престарелых наркоманов, и почувствовала к ним презрение и благодарность, что они в своей жалкой жизни приняли хотя бы одно правильное решение — отказались от новорожденного ребенка. И наградой за этот подвиг будет смерть. Кто-то должен был окончить их безобразную жизнь, полную жестокости и грязи, и отправить грешные души прямиком в Ад.

Николь сцапала скальпель, подскочила на босые ноги и кинулась к тем, кто дал ей жизнь. Ухватившись за свою злость на Августино, который скрыл важную деталь их сделки, и омерзение к мычащим торчкам, девушка резким и неумелым движением хлестнула по бугристой шее образины, из чьей утробы она вылезла. Женщина глухо завопила и задергалась, и тонкое лезвие без труда вспороло кожу. Влажный всхрип, и из шеи брызнула кровь. Не позволяя Николь опомниться, мозг перетянулся ледяными нитями решимости, и девушка с молчанием мясника продырявила горло своему отцу. Она жестко дернулась всем телом в сторону и из кривого пореза вырвался фонтанчик смерти.

Николь свирепо отняла протянутый кубок из пальцев мрачного Августино, чьи глаза горели зловещей отрешенностью, и дрожащими руками подставила тяжелый сосуд сначала под одного умирающего в агонии родителя, а потом под другого. Сознание Николь покрылось непробиваемой коркой алмазного льда, защищая ее от шока и ужаса перед смертью и страданиями живых людей. Из тьмы подсознания отделилась тень, которая взяла на себя грязную и отвратную работу.

Трещины на кубке почернели от крови, когда чаша наполнилась до краев. С остекленевшим взглядом девушка подала кубок безмолвному Августино, который с ползучей неприязнью к белобрысой дряни прошипел:

— Я принимаю твою дар, Николь.

Он уверенно опрокинул в себя кубок, и по его челюсти и шее поползли багровые черви теплой крови. Хрусталь на чаше потускнел и стал мутным и грязным, как воды нечистот, стекающих в зловонные лужи на помойках во время дождя. Вампир отбросил кубок в сторону и послышался мелодичный звон, который оповестил о свершении сделки между бессмертным чудовищем и мелкой жестокой пакостницей.

Мужчина в остервенении накинулся на Николь, отбрасывая скальпель в сторону, и за волосы потащил ее к клетке. Присутствующая на казни Самида вышла из тени и с печальными и сочувствующими глазами помогла хозяину приковать оглушенную адреналином Николь цепями к стене. Руки Августино тряслись как у алкоголика, горло было схвачено спазмами разъедающей тошноты, и стоило ему подняться на ноги, как он пошатнулся и привалился в слабости к прутьям. Вампир был отравлен самым отвратительным ядом в мире, и его мышцы обрастали корнями проклятиями чужих болезней и недугов. Вампир с трудом запер клетку треморными руками, и выйти из пыточной ему помогла Самида, на чьих хрупких плечах он повис стонущим стариком.

Николь вжалась в стену, глядя невидящими глазами на покачивающихся и подергивающихся жертв быстрой и безжалостной расправы. Она посмотрела на окровавленную руку и вновь немигая уставилась на двух мертвецов, чьи раны были раскрыты как пасти кошмарных монстров. Девушка словно смотрела на устроенную ей бойню со стороны, как на застывшую картину обезумевшего душегуба. Николь безучастно подумала о том, что тазы под трупами были бесполезны — весь пол был залит алой кровью, и лишь малая ее часть попала в емкости, дребезжащие от каждой вязкой капли.

Реальность начала терзать когтями ледяную броню Николь. Жестокий демон махнул тонким хвостом и скрылся в черном омуте души задыхающейся от паники девушки. В нос ударил густой запах крови, смерти и обгаженного белья. И Николь закричала. Ее вопль вынырнул из пыточной, скользнул по лестнице и устремился во все комнаты и коридоры тлетворным дыханием бездушного и вечного зла, которое скрывается в каждом человеке.