Николь растерянно глядела на голого Арни в кандалах и цепях. Юноша лежал, свернувшись клубочком в углу клетки, прикрыв ладонями заплаканное лицо. На полу валялись какие-то засохшие объедки и черствые корочки хлеба — его скромный ужин. Следов плети или синяков на его коже не было, и это хоть немного успокоило девушку. Самида постоянно бросала сочувствующие взгляды на фамильяра и избегала смотреть в глаза недоуменной Николь.
— Самида, детка, — Августино стоял возле черной крестовины, — снимай платье.
Фамильярка потупила взгляд и скинула воздушную тряпку на пол, оставшись в кружевном черном белье. Николь залюбовалась ее изгибами, круглой попкой и стройными длинными ногами. Скольких мужчин эта чертовка развела на деньги?
— Белье тоже, — вампир скользнул взглядом по оголенном животику фамильярки.
Самида стянула трусики, отбросила бюстье и смело шагнула к мужчине, потирая тонкие запястья. Неприятный лязг и смуглянка была прикована к дыбе с широко раздвинутыми ногами. Николь покраснела и отвела взгляд от соблазнительных округлых ягодиц, заметив, что на нее пристально смотрит Августино, скрестив руки.
— Николь, — мужчина вскинул ладонь на висящие плети и стеки, — прошу.
Девушка непонятливо уставилась на спокойного Августино и опешила, когда вампир убедительно кивнул в сторону пыточного арсенала.
— Ты злишься на Самиду, — он прошелся по помещению размашистыми шагами, — а она чувствует вину за то, что передала мне твои слова. И чтобы между вами вновь наладились отношения, — Августино остановился перед Николь и цокнул, — ты должна выпороть ее.
— Я не совсем понимаю, — девушка выглянула из-за плеча мужчины и посмотрела на затылок Старшей, — я ведь не злюсь.
— Еще раз солжешь мне, — Августино грубо схватил девушку за подбородок, — я закую тебя в колодки на пару недель. Будешь гадить под себя и рыдать от онемевших мышц по всему телу.
— Возможно, чуточку и злюсь, — пробубнила Николь.
— Золотце, — вампир чмокнул ее в нос, — никакой жалости. Если увижу, что ты выкладываешься не вся, я клянусь своими клыками, живьем сдеру кожу с твоей хорошенькой задницы и запру с Арни. Ясно?
— Я никогда никого не порола, — девушка сложила бровки домиком.
— Вот я тебя и учу, — добродушно улыбнулся вампир, — я хочу увидеть твою темную сторону.
Девушка неуверенно шагнула к стенду с плетками и с похолодевшим сердцем уставилась на хлыст с серебряной рукоятью. Рубцы под тканью заныли.
— Возьми его, — шепнул Августино в ухо, — к черту все эти мягкие плеточки, они для детей.
— Мне страшно, — Николь вытерла вспотевшие ладони о подол платья.
— Я же рядом, — мужчина прижался щекой к виску девушки, глядя на голую Самиду, — накажи мою девочку, освободи ее от чувства вины. И освободись сама от обиды.
Августино мягко толкнул Николь вперед, и та решительно сняла с крючка изящный тонкий хлыст. Не было смысла пускать нюни перед вампиром, который хотел острого зрелища. Отогнав от себя жалость к Старшей, Николь крепко ухватилась за холодную серебряную ручку и для пробы хлестнула воздух перед собой, и прозвучал чарующий свист. Стэк был ни тяжелым, ни легким и идеально лежал в ее ладони. Изысканная жестокость оплела прут тонкими полосками телячьей кожи и вросла в рукоять цветочными узорами. Никаких денег не жалко за такую прелестную вещицу, если ты любишь пороть людей.
Николь бесшумно подошла к Самиде и широко замахнулась, целясь в упругую загорелую задницу. Прут с приятным визгом опустился поперек ягодиц Старшей, которая тихо заскулила. На коже Самиды пролегла белесая полосочка, которая начала тут же исчезать.
— Сильнее, — Августино внимательно следил за Николь, — и не надо так высоко вскидывать руку.
Девушка почувствовала колючую обиду на мужчину за его поучения и непрошеные советы. Николь хотела сама понять, как работать с хлыстом, испробовать на вкус каждый удар. Сжав зубы, она замахнулась еще раз и воздух затрещал громче, а фамильярка глухо вскрикнула. Кровь Николь закипела в венах от злости к черноволосой девке, которая была невероятно соблазнительна с розоватой полоской на попе. Вот как Николь выглядела! Она висела голая на перекладинах и дико возбуждала своей беспомощностью извращённого вампира, который рассекал ее кожу до крови, не жалея и не сдерживая себя. Николь со скрежетом в зубах опустила прут на бедра коварной и лживой фамильярки, сдавшей ее Своему Господину с потрохами. Самида задергалась, дребезжа цепями, и закричала. На коже выступили синевато-красные точки, которые выстроились в кривой ряд живого созвездия. Николь взмахнула еще раз и прут коснулся опухшей полоски, вызвав истеричный визг жертвы. Девушка обрушивала удар за ударом, выпуская наружу демона, который был зол и исходил ненавистью к Самиде за то, что она была пленительно красива и за то, что она принадлежит Августино и останется с ним, когда Николь покинет его дом через год и станет достоянием каждой клыкастой мрази. Будет принадлежать всем и никому!
— Достаточно, — Августино перехватил ее руку и крепко зафиксировал, — а теперь посмотри на свою работу.
Николь уставилась лихорадочным взглядом в множественные кровоподтеки и темные синяки, которые чернели на глазах. Из вспоротой кожи стекали алые капли по бедрам и икрам до самых розовых пяточек. Фамильярка всхлипывала и неразборчиво молила о прощении у Николь. Горячие слезы капали на бетонный пол и оставляли уродливые кляксы. Николь была в ужасе от своей неконтролируемой агрессии и непонятно откуда взявшейся ревности к Самиде и Августино.
Девушка дернулась в руках вампира, остервенело пихнула его в грудь и со слезами на глазах выбежала из пыточной. Она сама незаметно для себя становилась жестоким чудовищем, которое выплескивает свои обиды и злость на других. Николь перескочила ступени и стремглав побежала прочь из безумного дома. Она толкнула дверь и вырвалась на улицу. Холодная ночь дохнула на нее морозом, и девушка побежала дальше по мокрой шуршащей гальке к воротам.
— Николь! — позади нее раздался громогласный зов Августино, — не совершай ошибку!
— Да сожри ты меня уже! — девушка с яростью в глазах повернулась к нему и закричала, — давай, ублюдочный кровосос! Сделай то, что должен и отвалите от меня все нахрен! С меня хватит твоих игрищ и манипуляций, сраный гандон! Я ничего тебе не сделала, чтобы ты так издевался надо мной!
— Я даю тебе шанс успокоиться, — вампир шагнул к ней с раскрытыми объятиями, — и обещаю забыть твои бранные слова.
— Пошел ты в задницу Кардинала! — завизжала Николь, — да чтоб ты сдох от осиного кола в сердце, мудила!
— Это моя ошибка, — мужчина мягко ступал босыми ногами по белым камешкам, которые зловеще поскрипывали под его шагами, — я переоценил тебя.
— Ненавижу! — заверещала Николь и припустила к воротам порывистым бегом.
Августино устало вздохнул и уверенно устремился за убегающей девушкой, чье платье развевалось за ней мягким полотнищем. Мужчина нагнал визжащую жертву и с недовольным рыком повалил на гальку. Она била его по груди, с разъяренными криками пинала, но вампир был сильнее и ловчее. Он молча скрутил ей руки, перевернул на живот и сел сверху, придавив к влажным камням.
— А как же вечность, — он тихо прошипел над ее ухом и зло тряхнул, — и разговоры с Богом?
— В жопу Бога! — Николь клацнула зубами и откинула голову, открывая белую шею, — давай уже, кусай!
— Мне нравится твое рвение накормить меня, — Августино хохотнул, — но мы с этим повременим. Мне была необходима твоя истерика и я специально тебя выводил на нее. Срыв должен случиться в первые три дня, золотце, иначе твой гнев ушел бы слишком глубоко в подсознание и отравил безумием.
— Какой ты заботливый, — она поелозила под вампиром, желая скинуть его с себя.
— Хорошая ночь, — Августино беспечно вздернул голову к черному небу в россыпи ярких звезд, — надо почаще выходить из дома.
Николь неожиданно громко и горько разрыдалась под мужчиной. Ей было тоскливо в обществе вампира вдали от друзей и родных. Она боялась завтрашнего дня, от которого ей нигде не спрятаться и не скрыться. Неизвестность и перспектива быть обескровленной упырями не воодушевляла от слова совсем.
— Николь, — Августино сгреб девушку в объятия и прижался губами к виску, — никто не говорил, что будет легко. Это твое испытание, ты заглядываешь в бездну внутри себя и учишься с ней жить, чтобы в будущем не совершать роковых ошибок. Я понимаю, тебе страшно и одиноко, но вечность из этого и состоит. Ни друзей, ни любви, ни близких. И нужна смелость, чтобы пройти этот путь и узреть в конце истину, для чего мы здесь.
— Чтобы страдать, — промычала девушка в грудь вампира.
— Разве тебе сейчас плохо? — мужчина вздохнул, — или ты страдала, когда кричала мое имя за столом?
— Так, — Николь неуклюже выбралась из рук удивленного вампира и встала, угрюмо глядя на него, — это жестоко, Августино, пробивать меня сейчас на эмоции и привязанность к тебе. Не хочу слышать от тебя такие лживые и подлые слова. Я натура нежная и влюбчивая, но ты это и так знаешь. Поэтому сними с себя маску романтичного рыцаря и прекрати мне пудрить мозги.
— У меня тоже есть слабости, — мужчина встал и положил холодные руки на пылающие огнем щеки Николь, — я ведь умел раньше любить, нежно и самозабвенно.
— Отвали, — девушка подхватила подол платья и потрусила к дому с тихими возмущениями, — любить он умел! — Николь оглянулась на мрачного мужчину и злобно ощерилась, — и кто выпорет тебя за такие откровения? Кто накажет тебя за слова, которые делают больно другим?
— Никто, — Августино пожал плечами и сунул руки в карманы, — лишь Господь Бог, но он пока не торопится с наказанием.
— Вот ты кем себя возомнил, — Николь склонила голову, — Господом Богом над нами?
— А разве это не так? — мужчина насмешливо вскинул бровь, — я благосклонно позволяю сейчас бросаться в меня оскорблениями, а мог свернуть шею. От моей доброты к тебе зависит твоя никчемная жизнь, Николь. Только благодаря мне ты дышишь. Мне действительно стало тебя жаль, когда ты валялась без сознания на полу в окружение дебилов, которые едва сдерживались, чтобы не вгрызться в твое горло. Из всего этого сброда только Амедей и я умеем контролировать свои пороки.
— Как мило! — девушка всплеснула руками, — и вот кому я буду отсасывать и подставлять зад?
— Я жалею, — он шагнул к Николь, — что вступился за тебя. Меня не должно было быть на Собрании Высших, я в жизни не участвовал в этом цирке! Я заскочил в Совет только, чтобы напомнить, что я еще жив, именно в тот момент, когда тебя волокли два урода, связанную и накачанную наркотой. У тебя слюни до пола тянулись! Ты понимаешь, что я мог приехать на день позже, или, наоборот, раньше? И ты бы истекла кровью в руках Амедея, который почему-то тоже тебя пожалел, когда ты сунула свой любопытный носик в чужое дело.
— Я хотела вернуть твоему другу бумажник! — девушка недовольно скривилась
— Почему, — он схватил ее за горловину платья, — бессмертные и жестокие уроды тебя пожалели, Николь? Что в тебе такого особенного, что я, не раздумывая, взял на себя обязательства перед другими Высшими? И почему я сейчас распинаюсь перед тобой, когда мог неплохо тобой пообедать? А? Что с тобой не так?
— Наверное, — девушка сверкнула глазами и съехидничала, — вы, как в тупых женских романчиках про вампиров, влюбились в меня с первого взгляда! А я должна томно вздыхать и обязательно страдать муками выбора — жгучий и властный брюнет или загадочный и отстраненный блондин? Ну, я даже не знаю, кого сделать своим избранником и с кем жить долго и счастливо!
— Что ты несешь? — прорычал Августино ей в лицо.
— Да я без понятия, — Николь дернулась, — почему ты пожалел меня! И лучше бы я сдохла от клыков Амедея, чем потом давилась твоим членом в машине! Ты-то сам хоть раз в жизни запихивал в рот такую дубинку?
— Нет, золотце — мужчина прищурился и приблизил лицо к Николь, — я предпочитаю запихивать свою дубинку в чужие рты, слушать сдавленные всхлипы и чувствовать на головке спазмы истерзанной глотки. Непередаваемые ощущения.
Николь заскрипела зубами и зло впилась в ехидные губы, судорожно расстегивая непослушную ширинку Августино. Она юркнула замерзшей рукой в брюки мужчины и с тихим стоном обхватила его член за основание, слегка сдавливая его пальцами. Николь требовательно повалила Августино на траву, задрала неудобную юбку и оседлала охнувшего мужчину, впустив его в себя до самых яичек. Вожделение отодвинуло на задний план тупую боль внизу живота, и подчинило Николь, которая со звериной страстью овладела вампиром. Девушка запрокинула голову, не желая смотреть на Августино, который вцепился в ее бедра, и самозабвенно отдалась бушующему потоку черного желания. Николь была буквально заполнена естеством вампира, и это ноющее ощущение растягивающихся внутренних мышц подхлестывало ее резко подниматься и вжиматься в пах мужчину. Яростный крик истеричного оргазма Николь спугнул в траве полевку, которая с писком умчалась прочь.
Августино с громким всхрипом поддался к Николь, крепко обнял за спину и со стоном вгрызся клыками в яремную вену, с хрустом выворачивая свою нижнюю челюсть. Ледяные спицы прошли сквозь кожу, прорвали тонкие стенки крупных сосудов и поползли ядовитыми сколопендрами в позвонки и кости. Девушка задыхалась от пронизывающей все конечности боли и отголосков ее исступления. Она дергалась в объятиях вампира и смотрела пустым взглядом на сияющие звезды над ней, чувствуя, как жизнь пульсирующим потоком покидает слабеющее и спазмирующее тело. Она доигралась с бессмертным мерзавцем, который влажно и аппетитно урчал ей в шею, погрузив когти в лопатки глупой жертвы.