Мерзавцы в крови

Глава 6. Урок первый

Николь сидела за широким столом, накрытой белой скатертью, с прямой спиной, наблюдая, как в углу над собачьей миской чавкает Арни. Самида изысканно ковырялась в тарелке с салатом, а Николь не могла даже крошку сыра проглотить, хотя была голодна. Августино сидел во главе стола и пристально смотрел на девушку, покачивая тонкостенный бокал, наполненный густой и темной, почти черной, кровью.

— Ты долго будешь гипнотизировать Арни? — вампир постучал пальцами по столешнице, обращая на себя внимание, — ты не любишь собак?

— Люблю, — Николь взглянула на Августино, который выглядел как-то блекло и болезненно без косметики, — я любуюсь.

— Ты ведь понимаешь, — мужчина прищурился, — твоя ложь глупа и бессмысленна.

Самида бросила испуганный взгляд на вампира и спряталась за бокалом вина.

— Я не лгу, — Николь открытым взором смотрела на Августино, — редко встретишь рыжих собак с серым хвостом.

Мужчина рассмеялся, откидывая назад голову. Он пригубил немного крови и причмокнул:

— Выкрутилась.

— Даже в мыслях не было, — девушка ткнула вилкой в тонкий кусочек мяса и отправила мертвую плоть в рот.

— Скажи мне, — Августино продолжал сверлить взглядом Николь, — и почему я тебе не нравлюсь? Из-за своей доброты к тебе?

— Ты сам говорил, что не терпишь симпатии к себе, — девушка вздохнула и отложила вилку, — и воздыханий.

— Верно, Николь, — вампир вновь присосался к бокалу, — но называть меня за спиной брюзгой это… — он облизнулся, — слишком низко.

Николь вздрогнула и метнула взгляд на тихую Самиду, которая молча расправлялась со спаржей. Лицо фамильярки было умиротворенным, а глаза безмятежными. Девушка хотела возразить рассерженному Августино, но поняла, что будет выглядеть жалко и мелочно со своими оправданиями и попытками обвинить черноглазую обманщицу во лжи.

— Прости, — Николь сложила руки на столе по обе стороны тарелки.

— Прости? — хохотнул мужчина и осушил бокал до дна. Николь не могла оторвать взгляда от мерзких подтеков на хрустале, и мужчина опять постучал пальцами по столу, чтобы вырвать девушку из ступора, — золотце, прекрати выпадать из реальности, это раздражает.

— Я не выспалась, — Николь моргнула и перевела взгляд на вампира.

Девушка не отводила прямого взора от горящих глаз мужчины. Она никак не могла понять, чего он от нее хочет. Был вариант упасть на колени и попытаться орально вымолить прощение за чужой проступок, но это было, по ее скромному мнению, неуместно — она не чувствовала перед ним вины, а значит, не было необходимости в унижении. Если он не в состоянии понять, где ложь, а где правда, то это его проблемы.

— Идем, — Августино энергично встал и тряхнул волосами, — порка отучит тебя бросаться грязными словами.

Самида загнанно глянула на Николь из-под пушистых ресниц и улыбнулась, словно пыталась приободрить. Девушка бесшумно поднялась со своего места и поплыла за мужчиной, который уверенно направился к двери под лестницей.

— Августино, — Николь окликнула недовольного вампира, который остановился и терпеливо посмотрел на нее, — чем провинился Арни?

— С чего ты взяла, — вампир распахнул дверь и хохотнул, — что он провинился? Однажды я и на тебя ошейник надену. Я еще не решил, кем тебе быть — течной сукой или мартовской кошкой.

— Каждый твой фамильяр, — девушка застыла перед порогом и испуганно посмотрела на лестницу, которая уходила вниз, — становится твоим питомцем?

— Золотце, ты не мой фамильяр, — Августино положил холодную ладонь на шею девушки, — ты общая. А я твой наставник, на время, а потом мы разбежимся, а ты пойдешь по рукам. Ты будешь принадлежать всем и никому.

Мужчина цокнул и свел брови вместе:

— Ты пытаешься меня заговорить! — он рыкнул, — спускайся, немедленно!

Николь подхватила юбку и поспешно начала перешагивать ступени. Лестница оканчивалась двумя небольшими и короткими коридорами, в конце которых стояли тяжелые железные двери.

— Направо, — Августино сжал ее плечи и выдохнул в ухо, — никто не смеет заходить в мои покои. Ты меня поняла?

Любопытство колючими лозами оплело Николь, и она повернула голову налево, гадая, что же прячет за дверью Августино. Своих жертв? Гроб, в котором спит?

— Николь, — мужчина провел языком по шее, — какая ты любопытная.

— Что там? — не думая выпалила девушка.

— Там мои секреты, — Августино сжал стальными пальцами грудь девушки, — я не против, если мы заглянем ко мне на огонек, но живой ты оттуда не выйдешь. Я даже агрессивно агитирую тебя совершить глупость, чтобы у меня было право иссушить тебя. Ты очень сладенькая, Николь. Зная твой вкус, мне крайне тяжело сдерживаться.

Девушка склонила голову, открывая бледную шею и задумчиво спросила:

— Что будет, если ты меня убьешь без серьезного повода? — Николь не ведала, что творила. Желание поиграть с вампиром было сильнее доводов разума, — какие обязательства перед тобой, Августино?

— А это не твое дело, — мужчина слегка прикусил кожу на шее ближе к ключицам и промычал, — дверь никогда не заперта Николь, заходи в любое время.

— Нет, спасибо.

— Там я отвечу на все твои вопросы, раскрою тайны Высших, — прошипел Августино, — а потом убью. Ради истины можно и умереть?

— Я не настолько любопытная, — Николь подалась тазом назад, чувствуя, как ее захлестывает вожделение к вампиру.

— Пошла, — Августино с переливчатым смехом мягко подтолкнул девушку направо.

Николь нехотя подошла к двери и потянула за круглую ручку. И остолбенела. Желание внизу живота скрутилось страхом — первое, что ей врезалось в память — это стальная клетка с толстыми прутьями и с внушительным замком. На полу лежала цепь с железными ошейником и кандалами. Она медленно перевела взгляд на деревянные колодки с отверстиями для головы и рук и скривилась от омерзения, которое росло с каждой секундой. На одной из стен был прибита Х-образная крестовина с наручниками, которые без живой жертвы смотрелись слишком одиноко и жалко.

— Ты угадала, — Августино проследил за взглядом девушки, — снимай платье и шагай.

— Я могу как-то избежать этого извращения? — Николь скользнула взглядом плетками тонким стекам, которые была развешены на стене рядом с уродливой дыбой.

— Не задавай глупых вопросов, — мужчина зашел в просторное помещение и хрустнул шеей, — прими наказание достойно.

Девушка скосила взгляд влево и содрогнулась — у стены стояла непонятная конструкция, которая отдаленно напоминала гинекологическое кресло с широкими ремнями и кожаными браслетами на небольших замочках.

— Ты извращенец, — Николь подавилась собственными слюнями и закашляла.

— Да ты что, — Августино снял с крючка тонкий и длинный прут с серебряной ручкой и с визгом рассек воздух, — тебе повезло, золотце, опробуем новинку, — и строго посмотрел на оцепеневшую девушку, — Говорят ощущения непередаваемые. Чуть сильнее ударишь и можно кожу рассечь. Никаких тебе полумер, только контроль и самодисциплина. Но ты можешь уйти, правда, недалеко.

Он оскалился, обнажая острые клыки, которые смотрелись несуразной накладной бутафорией. Левая рука заныла, паника змеей заползла в легкие, и Николь шагнула к самодовольному мужчине, который с голодом в глазах следил за каждым ее движением. Она скинула платье на серый каменный пол и встала возле крестовины, сцепив зубы.

— Руки, — мужчина застегнул массивные наручники на запястьях, прижав девушку своим телом к холодной металлической уродине. Затем он грубо развел колени Николь в стороны и сел на корточки, щелкая кандалами, — ноги.

— Как громко ты будешь кричать? — Августино насмешливо заглянул в побледневшее лицо, — кляп принести?

— Я не знаю, — зло процедила девушка.

— Обойдемся без него, — мужчина коснулся кончиком языка своего правого клыка, — вдруг ты и кричишь музыкально.

— Ты всегда таким был? — Николь повернула к Августино лицо, — или это вечность тебя испортила?

— Всегда, — шепнул мужчина и улыбнулся, — вечность такому не научит.

Августино отпрянул. Визг кожаного прута, и Николь вскрикивает — ее будто резали на живую. Жалкие надежды, что она молча перенесёт наказание и тем самым унизит вампира, рассыпались прахом. Каждый выверенный удар Августино заставлял девушку визжать и уворачиваться от раскаленной плети, но цепи надежно зафиксировали жертву и вырваться не было никакой возможности. Нежная кожа на бледных ягодицах вздулась розовыми бороздками и кровоподтеками с синяками. Каждый новый удар становился острее и ожесточеннее. Медленно, но верно Августино спускался к бедрам, где кожа была чувствительнее, и Николь оглушала саму себя своими криками и просьбами остановиться.

— Я тебе говорил, — хлыст резанул по тонкой коже ближе к коленям, — никаких откровений в этом доме!

Николь заверещала как подстреленная лисица.

— Никаких вопросов, — прут обрушился на свежий ожог, и девушка зарыдала, громко всхлипывая, — никаких разговоров о своем прошлом или родных.

Сил кричать не было, Николь лишь слабо дергалась в полуобморочном состоянии, повесив голову.

— Ты теперь принадлежишь мне, — Августино последний раз замахнулся и рассек кожу на ягодицах девушки под ее отчаянный вопль.

Мужчина отбросил прут от себя и убрал спутанные волосы со лба, лихорадочно глядя на тонкие струйки крови, стекающие по бедрам тихо стенающей жертвы. Августино провел указательным пальцем по кровоточащей ране и со стоном экстаза слизал алую капельку. Мужчина аккуратно отстегнул дрожащую Николь и опустился вместе с ней на пол, прижимая ее голову к груди.

— Тише, золотце, — он как завороженный смотрел на исполосованный зад девушки, — я рядом.

От халата Августино пахло сладкой кедровой смолой и пряным базиликом, который напоминал ей о лете за городом. Николь тихо подвывала в подмышку мужчины каждый раз, когда он ласково поглаживал ее по спине, вызывая дрожь страха перед ним и… густого желания. С ней было что-то не так — где-то в мозгу спряталась опухоль, которая искажала злость и обиду, боль и унижение в нездоровое влечение к жестокому уроду.

Послышался сочувствующий скулеж, и влажный теплый язык коснулся плеча Николь. Девушка дернулась в объятиях Августино, который в ответ крепче прижал к себе, целуя во взмокший висок.

— Я рядом, — бархатно шепнул мужчина, — не бойся Арни, он не кусается.

Николь пискнула что-то нечленораздельное, когда на ее горящий и ноющий зад навалилось горячее тело. Крепкие руки схватили девушку за тазовые кости и яростным толчком овладели ее безвольным телом, глухо зарычав в ухо. Арни истерично дергался над ней, крепко вдавливая гладковыбритый лобок в ягодицы Николь, и горячий пот разъедал свежие ссадины на коже. Девушка сдавленно простонала в пахучий халат Августино от болезненной судороги истомы, которая предательски расцвела внизу живота, и обмякла в руках вампира. Арни с воем выскочил из утробы Николь и окропил голую поясницу густой и обжигающей спермой. Юноша с хриплым стоном упал рядом с Николь и Августино, который протянул к его шее руку и одним движением расстегнул пряжку на ошейнике. Кожаная полоска с металлическим кольцом полетела в сторону. Юноша завел руку за спину и со стоном облегчения и с влажным звуком извлек свой хвост.

— Я к нему привык, — Арни повертел перед собой яйцевидную металлическую пробку и перевел хитрый взгляд на Августино, — я был хорошим кобельком?

— Вполне, — мужчина аккуратно переложил судорожно вздыхающую Николь со своих колен на пол кверху задом и встал, поправляя мокрый от девичьих слез халат, — как тебе наша гостья?

Арни ласково убрал влажные локоны с лица Николь и заглянул в ее помутневшие глаза:

— Милая, — юноша с восхищением цокнул, — порка в первый же день! У тебя талант, милочка, выводить Августино из себя.

— Я ничего не делала, — пробубнила Николь и отвернулась от рыжего извращенца, — это он психованный.

— Ого,— юноша перевел взгляд на мужчину и засмеялся, — у нее есть силы говорить.

— И дерзить, — вампир скривил губы, — ничему не учится.

Николь с кряхтением поднялась на трясущиеся ноги и исподлобья посмотрела на удивленного Августино:

— Я могу идти?

— Можешь, — мужчина благосклонно кивнул.

Девушка обиженно вытерла щеку и поплелась к выходу, еле волоча ноги. Чувствуя на своей спине липкие потеки чужого семени и сальные взгляды вампира и его фамильяра, девушка хрипло хохотнула — каким же странным способом она зарабатывает себе очки на вечную жизнь, но это было не хуже ежедневных трясок в метро в шесть часов в давке с вонючими и немытыми людьми.

У лестницы Николь остановилась и кинула быстрый взгляд на дверь, за которой послышалось приглушенное шуршание, которое резко оборвалось. Она взялась за высокие перила и пожевала в нерешительности губы:

— И кого же ты там прячешь? — она сморщила свой покрасневший носик и начала подниматься, — не мое дело. Пусть хоть сам Иисус там сидит, я не суну туда носа.