Мерзавцы в крови

Глава 21. Крик куклы

Августино ждал, когда Амедей прекратит пялиться на Самиду, которая мило и смущенно краснела под теплым и влюбленным взглядом вампира. Его друг расцвел и миру явился обворожительный льстец и галантный кавалер.

— Хватит, — не выдержал Августино, когда Амедей подлил вина пунцовой Самиде, — это уже неприлично.

— Даже в мыслях не было! — вампир тряхнул волосами и оставил бутылку. Он сел и обласкал Самиду восторженным взглядом, — мечта поэта.

Арни совсем потерялся и сидел мрачной тенью перед Амедеем, прячась за бокалом вина. Ему вот никто не говорит такие слова!

— Зачем пришел? — Августино пил третий бокал крови за вечер.

— Ну, — Амедей бросил извиняющийся взгляд на друга, — Лоренцо согласен сделать Николь вампиром.

— Что?! — Самида подскочила со стула, опрокинув бокал , — так скоро?

Августино смотрел пустым взглядом, как красное вино впитывается в белую скатерть и цедил густую кровь восьмилетнего мальчика. Без примеси донорской.

— Даже любопытно, — вампир хмыкнул, — чем она его удивила. Не отсосала же в машине.

Самида подняла бокал и торопливо промокнула влажные пятна, которые напоминали лужи крови на снегу. Арни нахмурился еще сильнее — Августино не торопится награждать своих рабов за любовь и безоговорочное подчинение.

— Не смотри на меня, Арни, — процедил Августино и ткнул пальцем в него и обиженную Самиду, — вы бы у плешивого старика не продержались и дня.

— Мы лучше, — прошипела Старшая и смолкла под обескураженным взглядом Августино.

Амедей мягко рассмеялся и опять завалил фамильярку комплиментами, прикладывая холеные руки к груди.

— Да трахни ты ее уже, — Августино заскрипел зубами, — слушать тебя невозможно!

— Я думаю мне пора, — Амедей лучезарно улыбнулся товарищу и поднялся, поправляя пиджак, — как только в Совете определятся с датой церемонии, я тебе дам знать.

— Я не буду участвовать в этом цирке, — мужчина покачал головой, кривя лицо, — я не одобряю решение Лоренцо.

— Не ревнуй, — Амедей легко рассмеялся и зашагал прочь, — говорят, у Николь новый почитатель, заваливает ее цветами и… — Амедей бросил быстрый взгляд через плечо, — стихами.

Он опять мелодично рассмеялся, а Августино трясся от ненависти ко всему миру. Когда дверь хлопнула, мужчина перевел спокойный взгляд на Самиду, которая тупила глазки и теребила край скатерти.

— Спускайтесь в подвал, — вампир выпил остатки крови, — и ждите. Без разговоров.

Фамильяры молча встали и испуганными тенями покинули столовую. Августино не торопился идти вниз и сидел в тишине, разглядывая уродливую картину перед собой. О чем он думал, когда покупал эти кривые треугольники на черном фоне? Современное искусство уродливое, как и эта эпоха. Смертные настолько распустили себя, что перестали скрывать безобразную душу и выплескивают сумасшествие на полотна. И не стесняются показывать ущербность остальным идиотам, которые рукоплещут слабоумию творцов.

Вампир с печалью заглянул в пустой бокал и направился в подвал, где его ждали послушные и молчаливые фамильяры. Августино сел на стул посреди комнаты, под балкой, на которой висели родители Николь, и вытащил из кармана две черные ленты.

— На колени, — мужчина устало потер лоб.

Фамильяры беспрекословно выполнили приказ и подползли к своему Господину, раболепно глядя в его лицо. Августино туго завязал ленту на глазах Самиды, а затем на голове Арни, который уже начал трястись от возбуждения к Хозяину.

— Начинайте, — мужчина расстегнул ширинку и откинулся назад, уставившись на серый потолок, который давил его своей мрачностью.

Его милые фамильяры тыкались в его пах как слепые щенки. Их влажные и горячие языки скользили по покрытому вздутыми венами члену, чувственные рты с жадностью обхватывали головку и соединялись в жаркие поцелуи, а затем вновь спускались вниз. Когда Самида ласкала пухлыми губами яички, Арни старательно работал сверху — яростно лизал и посасывал нежную и чувствительную уздечку, вызывая дрожь и тихие вздохи мужчины. Августино судорожно вздохнул, чувствуя приближение экстаза, и рабы со стонами приникли губами к головке, с радостью и благодарностью принимая господскую сперму, наслаждаясь ее солоноватым и пряным вкусом. Арни с мычанием поцеловал Самиду под довольным и благосклонным взглядом Хозяина.

— Повязки не трогать, — Августино вытер платком опавший член от остатков семени и слюны фамильяров и выбросил в сторону, — раздевайтесь.

Арни и Самида стояли перед ним голые и полностью беззащитные. Сверни он им сейчас голову, они даже не пискнут, но способны ли подобные фамильяры сами в будущем стать вампирами и взять ответственность за свою жизнь, когда полностью зависят от Августино? Они бы стали отличными вечными слугами без своих желаний и целей.

Мужчина щелкнул тугими металлическими прищепками перед лицом Самиды, и девушка вздрогнула. Вампир не удержался от улыбки — трогательный испуг ему всегда был по душе. Арни был настороженный как маленький рыжий хомяк, который прислушивается к шорохам в ночи. Августино прицепил зажимы на нежных сосках фамильярки и она охнула, сгибаясь пополам от сильной боли.

— Выпрямись, — Августино жестоко потянул прищепки за тонкие цепочки, и девушка встала на цыпочки, хватая ртом воздух, — умница.

Вампир натянул цепи сильнее и Самида захныкала, вздрагивая всем телом. Мужчин щелкнул карабином, цепляя изящные “поводья” к ремням, которые свисали с балки и усилил натяжение, чтобы Самида не могла опуститься на пятки. Слишком опасно — потеряй она сейчас равновесие, то крови и визгов будет очень много.

— Прижми член к животу, — Августино взял тонкий хлыст, — открой яички, Арни.

Юношу тряхнуло от слов вампира, но он все же выполнил приказ и выставил напоказ самое дорогое, что у него было.

— Закричишь, — мужчина коснулся прутом мошонки, которая начала тут же съеживаться, — запру в клетке на несколько недель, — он склонил голову, вглядываясь в бледное лицо юнца, — ты меня понял?

Арни кивнул. Самида плакала, и черная повязка пошла влажными пятнами.

— Больно? — вампир сочувствующе спросил и ехидно улыбнулся, ожидая ответ.

Фамильярка закусила губу, едва заметно кивнула и вскрикнула — любое ее движение усиливало натяжение цепей.

— Боль освобождает, — печально отозвался Августино, — я помогаю вам отпустить все мысли и насладиться страданием и беспомощностью.

Он хлестнул Арни по нежной мошонке, и вместо него взвизгнула Самида, которая вздрогнула от свиста воздуха. Юноша сцепил зубы и сжал кулаки. Еще один удар, и Арни шумно и с хрипом выдохнул, сдерживая крик боли в груди. На нежной коже выступили кровоподтеки, но несмотря на жестокое истязание, парень был возбужден. Повязка на глазах Самиды была вся мокрая, а губы искусаны до крови. Фамильярка сцепила руки за спиной, борясь с желанием избавиться от болючих прищепок.

— Ладонь выше, — прошипел Августино и опустил хлыст на ладонь юноши.

Следующий удар пришелся по основанию члена, и Арни задохнулся от боли, чуть подавшись телом вперед. Самида со стоном пошатнулась и Августино с интересом взглянул на нее — устоит или нет? К разочарованию жестокого истязателя фамильярка не упала. Как только Арни выпрямился, на многострадальные яички посыпались ожесточенные удары, и парнишка закричал, падая на колени. На грязный пол упало несколько капель мутного семени, и юноша со стонами зарыдал. От стыда, страха и боли в опухших гениталиях. Арни повалился на пол, сжимаясь в позу эмбриона.

— Один выбыл, — Августино равнодушно переступил через всхлипывающего раба и остановился перед вздрагивающей Самидой, — а что насчет тебя?

— Я люблю вас, — тихо выдохнула фамильярка, — Господин

Августино скривился и резким точным движением щелкнул зажимами. Самида с громким оханьем прижала ладони к груди и согнулась в мелкой дрожи — кровь прилила к соскам, причиняя нестерпимую боль, словно каленое железо прижали к коже.

— Распрямись, — вампир смерил взглядом рабыню.

Самида с трудом выполнила приказ и на ее прелестную налитую грудь опустилось несколько жестоких и визгливых ударов. Самида закричала и упала на пол рядом со вздрагивающим юношей, закрывая тело руками.

— А вот и вторая, — Августино отбросил прут и процедил, — Арни, сними повязку.

Юноша вздрогнул, стянул кусок ткани с головы и поднял заплаканное лицо.

— Помочись на нее, — вампир скрестил руки, дожидаясь исполнения своих слов.

Арни шмыгнул носом и встал на колени, трясясь всем телом. Самида продолжала плакать и говорить слова о любви своему безжалостному Господину. Юноша зажмурился и болезненно простонал, когда горячая струя мочи устремилась на гладкую бархатную спину фамильярки, которая прижала колени к голове.

— Я бы сам, — Августино наклонился к Самиде, — отлил на тебя, но, увы, не могу, — он перевел злой взгляд на фамильяра, — волосы.

Юноша выглядел несчастным. Ему определенно не понравилось грязное унижение Самиды, но приказ есть приказ, и он излился до последней капли на густую и шикарную шевелюру девушки.

— В клетку, Арни, — мужчина широким и уверенным шагом направился к тюрьме для непослушных мальчиков.

Юноша заплакал пуще прежнего и на коленях пополз за вампиром, который приветливо распахнул перед ним решетчатую дверь. Юноша вжался в угол своей темницы и спрятал лицо в колени, хныкая как маленький и несправедливо наказанный ребенок. Августино молча сомкнул на его шее тяжелый железный ошейник, усиливая плач раба. Заскрипел засов, и мужчина покинул пыточную с чувством выполненного долга.

Августино с доброй улыбкой открыл дверь своего логова и сел рядом с недвижимой Патрицией, которая смотрела в пустоту стеклянным взглядом.

— Как ты? — мужчина поправил ее кудри на груди и погладил костяшками пальцев резиновую щеку, — как день прошел?

Изящный веер выпал из ее рук, и Августино нахмурился:

— Не злись на меня, — тихо и бархатно прошептал вампир и поднял милую вещицу с пола. Он вложил веер в пальчики живой куклы, вглядываясь в бледное лицо, — не капризничай, Пэтси.

Кружевная нелепица вновь упала на ковер.

— Чего ты хочешь от меня? — Августино тревожно всматривался в глаза сестры, — что я могу для тебя сделать? Что ты пытаешься мне сказать все эти ночи?

— Нииии… — слабый, как крылья мотылька, свист, — коооль…

Августино заревел раненым зверем и вскочил на ноги, оглядываясь по сторонам, будто мелкая мерзавка затаилась где-то в комнате. Мужчина схватился за волосы и зарычал на сестру:

— Не смей меня просить об этом! — он пнул ножку софы, — это не она, Патриция! Это другой человек! Как же ты не поймешь этого?