Метафизик 1

Глава 10

— Лорд Грэй. — Лиара — настоящая Лиара, не из сна — сухо кивает мне, а затем вздергивает темную бровь. — Вы что... бегали?

Переводя дыхание после подъема на третий этаж крепости, я киваю:

— Ага, двадцать кругов вокруг периметра этого чудного места. А футболка сухая и не пахнет.

— Чего? — хмурится в непонимании Лиара.

Элейн, стоящая у окна за спиной Лиары, закатывает глаза.

— Да так, ничего. — Я делаю глубокий вдох, а затем кошусь на закрытую дверь лазарета. — Как он?

Прошло уже двое суток с момента нападения болотников, но я все еще вздрагиваю практически каждый раз, когда слышу, что за моей спиной кто-то бежит. И, само собой, не могу найти себе места, зная, что из-за меня Фан Лин едва не попрощался с жизнью. Как мне рассказали, когда первый отряд наших «стрекоз» вышел на подмогу, Фан Лин уже был тяжело ранен — при этом он успел прикончить троих болотников и сдерживал на тропе еще четверых. И это с учетом того, что сражался он тренировочным мечом и в тренировочной защите. Само собой, при виде подкреплений болотники бросились прочь, оставив Фан Лина истекать кровью. Многие были уверены, что юноша обречен, что счет идет даже не на часы, а на минуты — однако Фан Лин героически боролся за выживание. И, судя по тому, что сегодня с утра мне предложили навестить Фан Лина, его борьба увенчалась успехом.

По крайней мере, я очень на это надеюсь.

— Мне сообщили, что он пришел в сознание, — негромко произносит Элейн.

Помня о том, что она сестра Фан Лина, я стараюсь как можно меньше пересекаться с ней взглядами, чтобы ненароком не увидеть ее немой укор. Наверняка бедная девушка уже тысячу раз пожалела о том, что меня не изгнали... ну, то есть не «отправили на север по необычайно важному поручению». В конце концов, даже если вашему клану на помощь приходит Герой Сотен Измерений, ты все равно будешь в первую очередь заботиться о себе и о своей семье.

Пауза между нами тремя постепенно перерастает в неловкое, тягучее молчание. Я не знаю, как вести себя в такой ситуации. Да и, пожалуй, никто не знает. Что тут делать? Извиняться? Говорить, что с ним все будет хорошо? Уверен, от таких слов я стану Элейн еще более противен — поэтому я стою, как дурак, и жду.

Хвала небесам, наконец дверь в лазарет открывается, и в коридор выглядывает облаченный в желтый халат местный врач.

— Достопочтенный Фан Лин готов вас принять, дамы и... лорд Грэй. — Лекарь отвешивает мне поклон. — Прошу за мной.

Я пропускаю девушек вперед и последним захожу в лазарет. По носу сразу же ударяет запах спирта и каких-то трав. Нас ведут в дальнюю часть зала, где, с трех сторон окруженный ширмами, лежит на кровати перебинтованный практически с ног до головы Фан Лин. При виде нас он поднимает голову и даже пытается сесть, но врач настойчиво укладывает его обратно.

— Фан Лин! — хором восклицают Элейн и Лиара.

Они бросаются обнять его, но врач недвусмысленно намекает, что этого пока делать не стоит. Я стою чуть поодаль и неловко переминаюсь с ноги на ногу. Затем все же решаюсь подойти чуть поближе.

— А, лорд Грэй... — Я впадаю практически в ступор: я ожидал чего угодно — отстраненности или неприязни — но только не улыбки на лице Фан Лина. — Я рад, что вы... что ты выжил. Слышал, тебе тоже пришлось несладко.

— Пустяки, — отмахиваюсь я. — Так, немного поиграл в догонялки с этими массовиками-затейниками болотного округа. К тому же, если бы не лорд Минэтоко...

— Брось, не прибедняйся. — Несмотря на улыбку на лице, разговор дается Фан Лину с трудом, отчего мне вдвойне неловко. — Мне рассказали, что ты не только сражался в одиночку против четверых, но и проломил одному из них грудь с головы.

Лиара недоверчиво косится на мою голову, словно прикидывая, насколько сильно преувеличены об этом слухи — на девяносто девять процентов или же на все сто.

— Ну... — Я немного нервно почесываю отросшую за последние дни щетину. — Как бы там ни было, хорошо, что все хорошо закончилось, верно? И... я хотел бы поблагодарить тебя... — Я запинаюсь, как школьник, впервые признающийся в любви. — Твой поступок...

— Эй-эй, перестань. — Фан Лин снова пытается сесть, но наблюдающий за нашей беседой лекарь неумолимо возвращает его в лежачее положение. — На моем месте так поступил бы любой. К тому же, это по моей вине ты подвергся опасности: я должен был раньше заметить приближение болотников...

— Ну вот, — шепотом вздыхает Лиара, — сейчас они начнут соревноваться в извинениях, и продлится это до вечера, если не до...

Мы с Фан Лином недовольно косимся в ее сторону, и Лиара замолкает.

— Врачи говорят, мне еще месяц лежать, — продолжает Фан Лин, — но, боюсь, у меня нет столько времени. Как-никак, через полторы недели нам выезжать.

— Выезжать? — уточняю я. — Секунду. Куда... выезжать? И кому?

— Нам с ва... с тобой. В Тальданор, разумеется, куда еще.

— В Тальданор... — Столица Альянса, это я помню. Но причем тут... А-а. — Так сейчас что-то вроде каникул перед началом учебного года?

— Ну да. Иначе что я бы делал здесь.

Теперь все трое (четверо, если считать лекаря, что очень плохо делает вид, будто совсем не вслушивается в наш разговор) смотрят на меня как на кретина, не сумевшего сложить два и два. Вообще да, логично. Мог бы и сам догадаться. С другой стороны, как тут делать какие-либо выводы, когда то выясняется, что в этом мире тринадцать месяцев в году, то, что математика под запретом для всех, кроме избранных, то и вовсе по голове прилетают удары дюралевым палашом.

— Ага. Ясно. — Сегодня я красноречив, как Цицерон. — Ну, ты это... постарайся оклематься побыстрее, ладно?

— Куда ж я денусь. — Фан Лин вновь выдавливает из себя улыбку.

Пока он начинает о чем-то беседовать с Лиарой и Элейн, я ловлю себя на мысли, что немного погорячился с выводами на счет Фан Лина. Да, может он и немного заносчивый, но... на него точно можно будет положиться. Я надеюсь. А еще я понимаю, что, несмотря на все его заверения, остаюсь у него в долгу.

— Лорд Грэй?

Я оборачиваюсь, поскольку голос доносится из-за спины. В дверном проеме стоит один из местных слуг.

— Вас требует к себе лорд Минэтоко.

Мне ничего не остается, кроме как тяжко вздохнуть и кивнуть:

— Сейчас буду.

* * *

— Вы не боитесь инквизиторов? — решаюсь я задать вопрос, мучающий меня с того момента, как об этих самых инквизиторах впервые два с половиной дня назад упомянул Фан Лин.

Конфуций медленно отводит взгляд от кипы подготовленных им к занятию листов с записями. По его лицу как будто на мгновение проскальзывает тень страха.

— Не советую тебе упоминать их без особой необходимости, — негромко произносит он, глядя мне в глаза. — Но что касается твоего вопроса... Сеть моих агентов обычно предупреждает меня незадолго до того, как один из них направится в земли нашего клана. Последний гость был у нас за пару дней до твоего появления в крепости, после чего отправился на юг. Вероятность того, что до твоего отъезда один из них заглянет к нам, меньше двадцати процентов. К тому же... мы всегда успеем замести следы.

— А при поступлении? — Я знаю, что Конфуций очень не любит, когда я забрасываю его вопросами — однако после того рассказа Фан Лина я хочу перестраховаться. — Разве мое знание математических основ... не вызовет подозрения? Меня не отправят со вступительного экзамена сразу на эшафот?

— Это работает немного не так... хотя вопросы к тебе, безусловно, будут, ведь подавляющая часть абитуриентов за несколько лет до поступления получала через своих родителей специальное разрешение Высшего Совета на возможность изучать арифметику и основы алгебры и геометрии. Нам, главам кланов Семнадцатого Доминиона, такой возможности не предоставляют.

Я пытаюсь уложить новую информацию в своей голове, после чего интересуюсь:

— И какая у меня, в таком случае, будет легенда?

— Хороший вопрос, Грэй. Я предлагаю такой вариант: в тебя ударила молния.

— В меня что?!

— Ударила молния. И наделила тебя способностями к математике.

Несколько секунд я молчу, пытаясь понять, шутит сейчас Конфуций или же говорит это на полном серьезе. И, судя по его сосредоточенно-строгому выражению лица, я все больше склоняюсь ко второму варианту.

— А что... в эту чушь кто-нибудь может поверить?

— Конечно, нет — в комиссии же не полные идиоты. Однако я открою тебе тайну: экзаменаторы прекрасно понимают, что часть поступающих втайне от инквизиции с кем-то занималась математикой. Но когда официальных доказательств в виде отчетов инквизиторов об этом нет, то и привлечь к ответственности за это нельзя.

— Понял. Все как с коррупцией.

Конфуций чуть приподнимает брови.

— Интересное сравнение. В любом случае, суть ты уловил.

— Вроде того. Мне нужно что-то еще знать перед тем, как я отправлюсь в Тальданор? О чем-то, что не связано с математикой.

— Только то, что тебя все будут ненавидеть.

«Так. Об этом я уже где-то слышал».

— А еще, если поступишь, тебя будут всячески пытаться подставить и отчислить за малейшее нарушение.

Я вспоминаю о том, что Фан Лин рассказывал мне о Конфуции. Вроде как там произошла какая-то мутная история... Даже не знаю, стоит ли сейчас выяснять детали. С одной стороны, Конфуций-Минэтоко сейчас как никогда благодушен ко мне. С другой... Я не забываю (и, подозреваю, что никогда не забуду), как этот человек лупил меня посохом и приговорил к изгнанию. Если бы не случайная партия в шахматы следующим утром, я бы сейчас прозябал в голоде и холоде — а, скорее всего, и вовсе был бы мертв; такие люди, как Конфуций, наверняка не привыкли оставлять свидетелей.

Пожалуй, мы все-таки еще не настолько близки.

— Не переживай, — говорит мне Конфуций, вновь принимаясь копаться в бумагах, — ближе к отъезду я расскажу тебе все, что сможет помочь тебе выжить. А пока что давай вернемся к математике. С арифметикой у тебя все неплохо... Давай проверим основы геометрии.

С этими словами Конфуций протягивает мне лист бумаги, на котором начерчен круг с точкой посередине и отрезком, ведущим из этой точки к окружности.

— Длина этого отрезка три сантиметра, — вещает Конфуций из своего кресла. — Сможешь ли ты на основе этого вычислить длину окружности и площадь круга?

Я немного копаюсь в памяти своего прошлого я. Затем начинаю рассуждать вслух:

— Длина окружности — это диаметр, умноженный на «пи»...

— Стоп, стоп. — Конфуций явно озадачен. — Так ты знаешь о том, что такое «пи»?

— Ну вроде как да. Это такое... постоянное число. Три целых, четырнадцать сотых... ну, приблизительно.

Конфуций мотает головой.

— Во-первых, это не просто некое абстрактное постоянное число, а, собственно, то самое отношение длины окружности к ее диаметру. Во-вторых, три и четырнадцать — слишком мало.

— Простите?

— Если дело дойдет до изучения метафизических фракталов, тебе понадобится куда более точное число. Три, один четыре один пять девять два шесть пять три пять. Это тот минимум, что ты должен запомнить. Если все будет совсем плохо, то дели триста пятьдесят пять на сто тринадцать — это даст тебе шесть верных знаков после запятой.

Я киваю, хотя слова о метафизических фракталах меня немного пугают.

— Значит, пи умножить на три по два... — Тут мне приходится потратить почти полминуты, чтобы перемножить числа в уме. — Восемнадцать целых и... восемьдесят пять сотых? Если округлить.

— Допустим. А площадь?

— «Пи» «эр» квадрат, — выуживаю я из памяти. — Двадцать восемь целых... двадцать семь сотых сантиметра квадратных.

— Пойдет. Двигаемся дальше...

Конфуций тянется через стол, забирая у меня лист.

— Погодите, лорд Минэтоко. Я немного не понимаю... Как вообще вся эта арифметика, все эти вычисления — как они могут пригодиться... в том, что вы делали с теми болотниками?

— Само собой, ты не понимаешь. И если бы я мог ответить тебе на этот вопрос за пару минут, студенты Метафизического Университета не занимались бы там годами. Видишь ли, Грэй, все физические законы нашего мира так или иначе подчинены математике. Наловчившись разбираться в этих вездесущих математических связях, ты сможешь менять их по своему усмотрению. Но это очень опасно — например, если бы я чуть ошибся с объемом пространства, на котором искажал гравитацию, тебя могло бы затянуть вместе с болотниками. Ну а когда речь идет об изменении материи... любая математическая ошибка чревата тем, что тебя самого может расплющить за доли секунды. Метафизика — очень, очень опасная наука, Грэй. Но при этом она предоставляет массу возможностей — возможностей, что могут изменить этот мир.

Возможности, что могут изменить мир... Я даже не знаю, как на это реагировать. Первые пару дней, проведенные на Тальдее, я думал исключительно о собственном выживании. По сути, только сейчас я начинаю по-настоящему осознавать возложенный на меня груз ответственности. У меня есть шанс чего-то добиться... Быть может, даже получить славу, богатство и власть... Вот только хочу ли я этого? С одной стороны, конечно же да. Кто в здравом уме и твердой памяти станет отказываться от такого? С другой же стороны... Даже не знаю. Я здесь незваный гость. Это чужой мне мир. Имею ли я право что-то менять, во что-то вмешиваться? Не стану ли я лишь марионеткой в руках лорда Конфуция-Минэтоко?

Ставки действительно очень высоки.

К тому же, как говорил один мудрец, чем больше сила, тем больше ответственность, Питер. Я вроде бы не Питер и никогда им не был, но целиком с этим согласен. Ответственность — вещь рискованная. Смогу ли я разобраться во всех тонкостях этого мира и действовать правильно? Пока что я совсем в этом не уверен.

Мои размышления на тему «быть или не быть» бесцеремонно прерываются стуком в дверь кабинета лорда Конфуция. Тот в изумлении вскидывает брови — похоже, старик совсем не ожидает гостей.

— Да?

Дверь открывается, и на узорчатый ковер кабинета заходят — точнее, забегают — Лиара и Элейн.

— Лорд Минэтоко! — Лиара требовательно упирает кулачки в бока и сводит брови над переносицей. — Мы с Элейн требуем, чтобы... — Лиара замолкает, увидев, что за столом напротив Конфуция сижу я — по всей видимости, она рассчитывала на чуть более... конфиденциальный разговор. И все же она продолжает, пусть и с чуть меньшим напором: — Мы требуем, чтобы нам с Элейн позволили отправиться в Тальданор!

Конфуций не без интереса подпирает рукой левую щеку.

— Неужели?

— Фан Лин тяжело ранен! Даже если он и оправится в ближайшие дни, ему будет слишком тяжело в дороге. Кто-то должен за ним приглядывать! Кто-то кроме... — Я ловлю косой взгляд в свой адрес. — Кроме лорда Грэя.

Элейн, стоящая позади Лиары, делает несколько решительных кивков — мол, подписываюсь под каждым сказанным словом, и плевать, что все это задумка Лиары, а я на самом деле не при делах.

— Моя ненаглядная внучка. — Отдаю должное, Конфуций весьма умело держит себя в руках. — Меня радует, что вы с Элейн горите желанием позаботиться о моем племяннике... Однако Фан Лин — крепкий молодой человек. Поверьте мне, он будет вполне в состоянии осилить путешествие в Тальданор.

— Но ведь всегда что-то может пойти не так! А если мы с Элейн будем рядом...

— То Фан Лин будет чувствовать себя вдвойне неловко. — Конфуций поджимает губы. — Я понимаю, вы хотите побывать в столице, но...

— Дело не только в этом! — Похоже, Лиара — единственный человек в клане, осмеливающийся столь нагло перебивать Конфуция. — Вот, например, лорд Грэй... — Она немного запинается, из чего я делаю вывод, что сейчас начинается импровизация. — При всем уважении к его многочисленным и бесчисленным предыдущим заслугам... он ведь понятия не имеет, что будет ждать его там, в этом мире козней и интриг высшей аристократии! А мы... Мы поможем ему, поддержим на первых этапах!

— Позвольте поинтересоваться, юная миледи, — Конфуций щурится, — а с каких это пор вы стали так хорошо разбираться в кознях и интригах высшей аристократии?

Лиара вскидывает подбородок.

— Вообще-то девушки склонны замечать кучу вещей, неподвластных мужскому взгляду. Скажи, Элейн?

— Ага. — Мне кажется, что Элейн уже несколько раз пожалела о том, что согласилась на эту Лиарину авантюру.

— Видите? Наше присутствие убережет Фан Лина и лорда Грэя от глупых поступков и... всякого такого.

— Пока что я вижу, что вы две просто очень хотите попасть в столицу и насладиться беззаботной жизнью.

— О чем вы говорите, лорд Минэтоко! Мы вызываемся добровольцами только потому что...

— Хватит, хватит. Я все понял. — Конфуций кривится, а затем указывает на дверь. — Я обдумаю ваше предложение, а теперь, если позволите, оставьте нас с лордом Грэем наедине.

Лиара немного мнется, раздумывая, не стоит ли привести еще пару убедительнейший аргументов, но затем вместе с Элейн покидает кабинет. Когда их шаги стихают, Конфуций поворачивается ко мне.

— Как ты считаешь, Грэй, — произносит он на выдохе, — есть ли хоть какая-то вероятность, что мне удастся отговорить их от этой безумной затеи?

Мне остается только развести руками:

— Насколько я успел понять характер Лиары, — усилием воли я отбрасываю прочь отрывки из недавнего сна и продолжаю, — она пойдет на что угодно — вплоть до какой-нибудь голодовки — но не отступится от своего.

— Вот и мне так кажется. — Конфуций-Минэтоко вздыхает и протягивает мне через стол очередной лист: — Ну что ж. Вернемся к математике. Предлагаю проверить, что ты знаешь о свойствах треугольников.