Метафизик 1

Глава 19

— Слушается дело о нарушении двадцать четвертого закона Кодекса Альянса Доминионов...

Меня ведут, со скованными за спиной руками и в сопровождении шестерых гвардейцев в багряных одеждах, по громадному залу, мимо гигантских колонн, поддерживающих теряющийся в вышине потолок. Грохот шагов отдается в моих ушах тягучим эхом.

—...участие в математических играх, конкретнее — в шахматах.

Почему-то мне казалось, что все дело будет происходить в небольшой комнате и с минимальным количеством людей. Однако зал ломится от посетителей: возможно, местные судилища — непременная часть развлечений у горожан. Что-то наравне с гладиаторскими боями, судя по тому, что зрительские трибуны почти все заняты. Большинство людей буравят меня насмешливо-презрительными взглядами; впрочем... они хотя бы не бросаются в меня гнилыми овощами и тухлыми яйцами, как в недавнем сне — и на том спасибо. Одному лишь глашатаю (ну или как этого орущего мужчину зовут на самом деле) ровным счетом по барабану на происходящее — стоя в сторонке от судейского возвышения, он монотонно вещает:

—...Подсудимый: Грэй из клана Пурпурных Стрекоз, ранее не привлекавшийся к суду.

Мысли в голове бурлят варевом неопытного повара-экспериментатора. Я надеялся, что по дороге в суд я хотя бы проветрюсь и подышу свежим воздухом, но оказалось, что судилище располагается там же, где и камеры, разве что несколькими этажами выше.

—...Обвинителем в данном деле выступает Коллегия Инквизиторов, представленная, в виду отсутствия Ливе Манроуза, старшим инквизитором Филлианом Ильшем.

Филлиан Ильш, облаченный во все черное, возвышается на галерее слева. Его лицо, обрамленное длинными темными волосами и козлиной бородкой, выражает собой скорбь, злость и усталость, смешанные меж собой в каких-то причудливых пропорциях.

—...Адвокат подсудимого — леди Илиас Тираль.

Я осторожно верчу головой, чтобы отыскать Илиас, но нигде не могу ее найти. Меня тем временем усаживают за переднюю лавку, по соседству с какой-то аристократкой, от которой исходит запах жасмина. Аристократка одета в строгий сине-белый костюм с накрахмаленным воротничком. Она в меру накрашена, а ее красноватые волосы уложены в высокую прическу, скрепленную серебряными заколками. Она небрежно косится в мою сторону, одновременно поправляя очки... Лишь тогда до меня начинает доходить.

— Илиас?! — ошарашенно шепчу я, словно только что увидел покойника.

Один из гвардейцев дергает меня за цепь, прикрепленную к оковам на моих руках, как бы намекая: еще одно слово, и я улечу далеко за пределы лавки. Я моргаю, все еще пребывая в шоке от того, насколько поменялась Илиас. Неужели это и впрямь один и тот же человек — вот эта леди, прекрасная и недоступная, как вершина высочайшей горы, и та мадам, от перегара которой я едва не потерял сознание?

—...судья — его высокомудрие Норлан Улми...

Тут глашатай, впервые с того момента, как меня завели в зал, мешкается, посмотрев на пустующее судейское возвышение. Горожане, сидящие на зрительских трибунах, также с удивлением глядят туда, где должен восседать судья. Не понимаю я одного: если судья все еще не явился, почему глашатай начал свою речь? Получается, здесь либо строжайший регламент, которому обязан следовать глашатй, либо судья был, а потом... Куда-то отлучился? Ерунда какая-то.

Клерк в клетчатом пиджаке подбегает к глашатаю и что-то шепчет тому на ухо. Глашатай ошарашенно моргает и шепотом что-то переспрашивает у клерка. После недолгой беседы глашатай прокашливается и объявляет:

— К сожалению, у отошедшего из зала достопочтенного Норлана Улми в данный момент... возникли некоторые проблемы со здоровьем, в связи с чем он... не может вести данное дело.

Волна перешептываний прокатывается над залом. Как и всегда в подобных ситуациях, находится кто-то, знающий детали.

—...засел в сортире... собственными ушами слышал, когда мимо проходил... как будто ему узлом все скрутило... такие звуки издавал, вы бы слышали...

Не удержавшись, я бросаю взгляд на адвоката. Илиас молчит, как партизан, однако ее взгляд красноречивее любых слов. Этот взгляд как бы говорит: вот так совпадение, приятель, представляешь? У неугодного нам судьи утром перед заседанием скручивает живот так сильно, что тот не может вернуться в зал суда. Вот так везение, да? Просто магия какая-то!

Следующие минут пять проходят в гуле рассерженных зрителей. Кто-то встает и уходит, презрительно фыркая, однако большая часть народа остается. Я время от времени поглядываю на Илиас, пытаясь понять, что именно она задумала.

Интересно, благодаря метафизике можно читать чужие мысли? Если да, то студентам, проходящим обучение у мастера телепатии, наверняка приходится ой как несладко. Особенно если этот мастер выглядит примерно как Илиас... ну, как сегодняшняя Илиас.

Так, минуту. О чем я вообще думаю? На весах правосудия сейчас лежит моя судьба, так что нужно максимально собраться. С другой стороны... Разве сейчас что-то зависит от меня? Свой выбор я уже сделал трижды: отказавшись сдавать Конфуция, отказавшись от попытки бегства в Гусиной Гавани и отказавшись от помощи Фан Лина и Лиары. Что ж, пора посмотреть, к какой развязке приведут эти мои решения.

— Прошу внимания! — Глашатай возвращается на свое прежнее место. — К нашему облегчению, нам удалось найти достопочтенного Утриима Кальдерского, и он любезно согласился взять дело подсудимого Грэя под свое крыло.

Пока под общие аплодисменты Утриим заходит в зал, я восстанавливаю в памяти слова Илиас:

Верит в Многоликих. Предвосхищая твой вопрос: Многоликие — это некто вроде полубогов. Духи небес, земли, воды и огня, изредка взаимодействующие с миром людей. Как раз то, что нам нужно.

На вид, Утрииму не меньше шестидесяти. Он чем-то похож на Конфуция, однако имеет более гладкие черты лица и куда более уставший взгляд округлых глаз. Одет вершитель моей судьбы в длиннополую белую мантию, отороченную серебряными полосами.

Толпа зрителей, наконец, успокаивается. Утриим усаживается за судейскую кафедру и, морща лоб, принимается изучать документы — по всей видимости, относящиеся к моему делу. В какой-то момент я ловлю его взгляд на себе. К счастью, в этом взгляде я не вижу осуждения или злобы. Скорее... сочувствие. Даже не знаю, хорошо это или плохо.

— Подсудимый Грэй, — сипловатым голосом произносит Утриим, — вы...

— Протестую, ваше высокомудрие! — Илиас мгновенно вскакивает с места. — Мой подзащитный является лордом Грэем, а не просто Грэем.

С трибун доносятся издевательские смешки. Утриим, однако, реагирует более чем спокойно.

— У вас есть доказательства, госпожа Тираль?

— Разумеется, ваше высокомудрие. Вот документы, согласно которым лорд Минэтоко из рода Кайри признает Грэя своим наследником и дарует ему земли от Энтерры до Гваделиуса.

Признаться, я понятия не имею, где находится Энтерра и Гваделиус (ровно как и то, каким образом Илиас удалось добыть эти документы) — что, впрочем, не мешает Илиас передать судье два листка. Пробежавшись по ним взглядом, Утриим кивает:

— Протест принимается. Итак, лорд Грэй Кайри. Вы обвиняетесь в нарушении двадцать четвертого закона нашего Кодекса, согласно которому лицам, не достигшим сорока лет, запрещается без специального разрешения играть в математические игры, в частности, в шахматы. Вы признаете свою вину?

На всякий случай я оборачиваюсь на Илиас. Она недвусмысленно качает головой, так что я встаю и говорю:

— Никак нет, ваше высокомудрие.

— В таком случае я обязан предоставить право высказаться обвинителю. Инквизитор Филлиан Ильш, прошу вас. Господин Филлиан?

В кои-то веки смешки летят не в мою сторону — похоже, пока длилась вся эта канитель, Филлиан умудрился заснуть. Тяжелая у него работенка, конечно. Даже поспать по-человечески не дают бедненькому.

— Да-да... — Филлиан вскакивает с места и отчаянно пытается убрать за уши лезущие на глаза пряди. Те цепляются за уши, но потом вновь возвращаются в вертикальное положение, отчего инквизитор выглядит как неврастеник, поскупившийся на парикмахера. — Преступление Грэя...

— Лорда Грэя, — деликатно поправляет его Утриим.

— Что? Да плевать. Преступления этого юноши зафиксированы инквизитором Ливе Манроузом...

— Протестую, достопочтенный судья! — вновь срывается с места Илиас. — Насколько мне известно, речь идет не о преступлениях, но об одном-единственном преступлении, и то пока еще не доказанном.

— Принимается, — кивает Утриим.

Лицо Филлиана искажается осатанелой гримасой.

— Ливе Манроуз присутствовал на сеансе одновременной игры в шахматы, который проводил этот... лорд Грэй... — чувствуется, что Филлиану стоит огромнейших усилий назвать меня лордом, — в крепости клана Пурпурных Стрекоз. Какие еще вам нужны доказательства? Очевидно, этот юноша виновен и заслуживает высшей меры наказания в виде лишения жизни.

На этот раз слова Филлиана находят одобрение у многих зрителей.

—...виновен!

—...на плаху его!

—...зачем тянуть время?..

У меня начинает сосать под ложечкой — то ли от голода, то ли от нервов. Чтобы немного прийти в себя, я пытаюсь перемножить в уме семьсот семьдесят семь на шестьсот шестьдесят шесть.

— ТИШИНА! — кричит Утриим, и зал как по волшебству замолкает. — Госпожа Тираль. У вас есть, что сказать в оправдание подсудимого?

— Разумеется, ваше высокомудрие. Прежде всего хочу отметить, что история с моим подзащитным — уникальна. Уверена, вы убедитесь в этом, как только я изложу все имеющиеся аргументы. Но для начала мне хотелось бы пригласить для дачи показаний некоторых свидетелей.

Пятьсот семнадцать тысяч четыреста во... Секунду, что она только что сказала? Свидетелей? О таком Илиас меня не предупреждала. От удивления я даже забываю полученное в результате умножения число.

— Прошу, — произносит Утриим, и клерк справа от моей лавки бросается в сторону, чтобы открыть одну из боковых дверей.

Почти сразу же в зал заходят и направляются к пустующей трибуне двое: невероятно тучный мужчина лет пятидесяти и женщина лет сорока, кажущаяся мне знакомой... Кто-то из клана Стрекоз? Маловероятно. Тогда кто? Судя по этому медленно бредущему пузатому бочонку, передо мной не то барон Пампа, не то кто-то из Харконненов. В общем, я решительно ничего не понимаю.

— Представьтесь, — обращается к ним Утриим, подперев ладонью подбородок.

Слово берет мужчина.

— Я лорд Визильтель, — произносит он властным голосом, после чего надменно оглядывает зал. — Глава клана Болотных Псов.

Мурашки пробегаются по моим лопаткам. Болотники? Илиас позвала сюда болотников??? Как ей вообще могло прийти такое в голову?

— Я — Арминэль, из рода Ступающих в Тени, клан Болотных Псов.

Тут до меня доходит. Да ведь это же та самая дамочка, что сыграла со мной вничью на сеансе. Вот почему она тогда меня так пристально разглядывала... И ведь мы с ней пересекались не только за доской! Там, в Гусиной Гавани, во время нападения... Я мельком увидел ее лицо, но не успел понять, кому оно принадлежит. Получается, она уже долгое время наблюдала за мной и пыталась... похитить меня?

Теперь мне становится совсем не по себе.

— Вы готовы поклясться честью своего клана и ваших родных, — монотонно вещает Утриим, — что все, сказанное вами на этом суде, будет правдой и только правдой?

— Готовы, — синхронно отвечают оба.

Не успевают они закрыть рот, как над галереей поднимается Филлиан с вытянутой в сторону болотников рукой.

— Это убийцы! — кричит он так, что слюна брызжет во все стороны. — Они напали на отряд Ливе Манроуза и устроили кровавую бойню в порту Гусиной Гавани!

— Успокойтесь, обвинитель, — осаживает его Утриим. — Я ознакомился с рапортом господина Манроуза. Как я понял из его отчетов, нет ни единого доказательства, что то нападение устроил клан Болотных Псов, одни лишь догадки.

— Но ведь это очевидно! — не унимается Филлиан. — Вы только взгляните на эту высокомерную рожу! Да у этой сволочи все на лбу написано!

— Уважаемый Филлиан. — Спокойствию Утриима мне остается только позавидовать. — Если вы предоставите суду доказательства, мы их рассмотрим. А пока что, с вашего позволения, у нас рассматривается иное дело. Итак, госпожа Тираль, прошу.

Илиас с улыбкой кивает судье и встает с места.

— Лорд Визильтель, госпожа Арминэль. Вы знаете человека, что сидит слева от меня?

— Само собой, — едко отвечает Визильтель. — Это Эрневиль, парень из моего клана.

«Эрневиль... Так вот как его звали».

В этот момент мне внезапно становится по-человечески жаль болотников. Они ведь действительно верят, что тот бедняга жив, что он просто предал их и, прельстившись богатством (ну или что еще ему мог бы, в теории, предложить лорд Минэтоко?), переметнулся к другому клану... Как много пролито крови из-за одного недоразумения. Я стараюсь не думать о том, что все эти смерти — и болотников, и тех стражников Ливе — на моей совести. В какой-то степени.

— Это Эрневиль, — кивает Арминэль, — из клана Ступающих в Тени. Мой младший брат.

Что-то екает у меня под сердцем. Тот бедняга был ее младшим братом... Так вот почему она столь рьяно меня преследовала... Мне хочется скрыться от ее непонимающего взгляда. Хочется сбежать куда-то, где из-за меня не будут гибнуть люди... Вот только этим не исправишь того, что уже случилось.

— Госпожа Арминэль, — говорит Илиас, — когда вы в последний раз видели своего младшего брата на территории клана Болотных Псов?

— В среду двадцать шестого числа прошлого месяца. Потом он ушел далеко на юго-восток, к Кровавым Болотам... и так и не вернулся к нам.

— Скажите, Арминэль, — продолжает Илиас, — вы ведь хорошо знали своего младшего брата?

— Да, разумеется. Я воспитывала его как сына, поскольку его родные мать и отец покинули наш мир... слишком рано.

— Тогда вы наверняка знаете: за годы жизни в вашем клане Эрневиль проявлял какой-то интерес к математическим играм и, в частности, к шахматам?

— Кто, Эрневиль? О чем вы вообще. — На лице женщины ненадолго появляется горькая улыбка. — Он свой возраст и день рождения постоянно путал, о каких шахматах может идти речь.

Илиас не прекращает свой напор.

— Может, он наблюдал за тем, как играете вы?

— Я играю ровно два года, и каждый раз при виде меня за доской Эрн лишь фыркал о том, что я понапрасну растрачиваю свое время.

— Возможно ли, что он обучался втайне от вас?

— Я бы знала об этом. В нашем поселении двести человек, любой секрет перестает быть секретом уже на следующий день. Нет — тому Эрневилю, которого я знала, потребовался бы по меньшей мере год, чтобы выучить только названия фигур. И еще пару лет, чтобы запомнить, как они ходят.

— Именно поэтому вы так удивились, когда узнали, что это именно он дает сеанс одновременной игры в крепости Стрекоз, верно?

— Слышите?! — Инквизитор Филлиан вновь подскакивает. — Даже его адвокат не скрывает того, что Грэй играл в шахматы! Так к чему нам слушать эту бессмысленную болтовню?!

— Уважаемый инквизитор, прошу, успокойтесь и сядьте, — оборачивается в его сторону Утриим. — Илиас, Арминэль, можете продолжать.

Арминэль бросает хищнический взгляд в сторону Филлиана, затем разворачивается к Илиас.

— Все верно. Сказать, что я была шокирована — ничего не сказать.

— Благодарю вас, госпожа Арминэль. — Илиас с улыбкой кивает болотнице. — Лорд Визильтель, быть может, вам что-то известно о тайных пристрастиях этого юноши?

— Я знаю обо всем, что творится в моем клане. — Визильтель вскидывает подбородок... оба подбородка, если точнее. — Если бы мне стало известно о чем-то подобном — я лично отправил бы этого сосунка в пыточную камеру!

«Какая бравада».

Невольно вспоминаются слова Конфуция, брошенные им болотникам в предрассветном лесу:

Лорд Визильтель? Давненько мы с ним не виделись. Скажите, он все еще такой же жирный кабанище, что хлещет грибную настойку с утра до ночи и регулярно избивает жену и дочерей?

— У меня больше нет вопросов к этим свидетелям, — тем временем улыбается Илиас. — Господин судья? Господин обвинитель?

Филлиан презрительно молчит, в то время как Утриим пробегается взглядом по болотникам.

— Свидетели свободны, — наконец говорит он, после чего пара клерков сопровождает Визильтеля и Арминэль к выходу. — У вас все, госпожа Тираль?

Мое сердце начинает стучать в груди сильнее, и я невольно поворачиваюсь в сторону Илиас.

— Разумеется, нет. — Улыбка ни на секунду не пропадает с лица адвоката. — Я хочу пригласить следующих свидетелей.