Многоножка

27. Как Егор Суржиков стал тем, кем стал

.

В тот день произошёл первый отчётливый раз, когда Тамаре захотелось полностью исчезнуть.

На дворе подходил к концу март, в «Стаккато», помимо занятий, только начались съёмки фильма. Весна за окном цвела полным ходом, а Тамара лежала на кровати, зажав в пальцах телефон, и бессильно плакала. Казалось, весь мир внезапно показал когти и обратился против неё. Но зачем? Что она ему сделала?

И что ей делать теперь?

Если она будет упорствовать, наплюёт на слова Веника и родителей, наплюёт на всё и на всех, и будет дальше ездить и снимать со всеми их фильм, никому не сказав ни слова… Да, рано или поздно этот недуг вырвется из-под покрова тайны, и все о нём узнают. Но к этому моменту большая часть хронометража уже будет снята.

А что потом?

Другое развитие событий: она бросает всё и…

Дальше мысль просто не шла, настолько Тамаре становилось больно. Она не могла позволить себе просто взять и отпустить то, к чему они все приложили столько сил. К тому же, Виктор Саныч последней просьбой попросил её по мере сил заботиться о «Стаккато», потому что это его последнее, и самое важное детище.

Тамара сжала и разжала пальцы. От слёз измокла вся подушка, и даже в носу было солоно, как будто она только что окунулась в море. Что бы сказала сейчас бабушка? Наверняка успокоила бы по-своему, сказала бы, чтобы Тамара нос не вешала. Но была бы на стороне родителей, потому что желала бы внучке только хорошего… И все бы были на их стороне, и даже Тамара, отчасти, тоже. Но всё же…

— Я не могу… — шептала Тамара сквозь слёзы, сжав кулак и стукнув им в обои. — Не могу… Не могу…

«Что ты не можешь? — спросил её Стикер. — Всё ты можешь».

— Я не могу… сдаться.

Сколь ни сильны и неумолимы были обстоятельства, и даже если прогнозы Веника были на сто, тысячу, миллион процентов верны — Тамара отчётливо понимала, что не может отступить, потому что, если она это сделает, это будет уже совсем не её решение. Это будет выбор, к которому мир, Вселенная, вынудил её. Совершенно логичное, разумное, правильное со всех точек зрения решение, которое принял бы в подобной ситуации каждый здравомыслящий человек на планете. Из-за отказа от съёмок крохотного, ни на что не претендующего фильма и маленького театрального клуба, близкого к закрытию, — из-за отказа от них сохранить целостность собственных коленей, возможно, на всю оставшуюся жизнь. Может, конечно, и нет, но, скорее всего, да.

Но Тамара уже не чувствовала себя здравомыслящей, потому что с каждой выплаканной слезинкой в ней зрело желание возразить. Отказать Вселенной в её непререкаемой холодной заботе о Тамариных ногах, послать всё куда подальше — и хотя бы последние три месяца провести на ногах за созданием чего-то хорошего. Чего-то настоящего.

Встав на кровати, Тамара громко шмыгнула, вытерев лицо. Обернулась… и увидела сидящего на стуле за компьютерным столом Егора, который рассеянно смотрел в окно. Ей тут же стало неловко. Как давно он тут?

— И что решила? — спросил он тихо.

— Ты о чём? — Тамара усердно прятала лицо.

— Мне мама рассказала всё про твои три месяца.

— Врач же не хотел ей рассказывать.

— Попробуй маме не расскажи, когда ты ревёшь на весь больничный коридор после его слов.

— Что тебе здесь нужно?

— Поговорить с тобой… наконец-то.

— Нам не о чем говорить с тобой.

— Сейчас — есть о чём. О твоём «Стаккато». Ты же всё ещё хочешь туда ходить?

— Как будто это нужно спрашивать!!! Конечно, хочу! — Тамара вытерла глаза. — Но…

Егор тяжело вздохнул.

— А я хочу помочь тебе.

Тамара подняла брови, подумав, что ей послышалось, или что она что-то неправильно поняла.

— Чего…

— Того. Вы ведь фильм снимаете?

— Откуда ты знаешь?

— Мне Роберт рассказал.

— Что?! Вы общаетесь?!

Егор потёр глаза рукой — так Серёжа иногда делал.

— Я расскажу тебе всё, если мы сейчас с тобой нормально поговорим, и ты меня выслушаешь. Дома пока что никого нет, так что сюда никто не зайдёт.

Тамара в очередной раз шмыгнула носом, подобралась, отодвинулась спиной к стене и внимательно посмотрела на брата.

— О чём говорить? — спросила она напряжённо. — Как ты хочешь помочь мне? И как вы с Задирой…

Егор сделал очень глубокий вдох.

— Мне есть, что тебе рассказать, мышка. Не всё из этого ты поймёшь, кое за что разозлишься, а может, после этого совсем возненавидишь меня. Но, раз уж выдалась возможность, я уж лучше расскажу об этом.

— Не зови меня так.

— А как лучше — Многоножкой?

— Так тем более нет.

— В общем, с чего бы мне начать. Во-первых, ты, кажется, всегда считала меня каким-то злобным мини-боссом в игре. Считала, я всегда хотел для тебя только зла, видела во мне врага-надсмотрщика. Знай, что это не так. И не перебивай, пока я буду рассказывать — а я знаю, тебе захочется.

С самого первого дня, когда мама позвала меня, чтобы я за тобой приглядел, я заранее знал, как ты будешь смотреть на меня исподлобья. Всё оказалось даже хуже: ты и слушать меня не хотела, так что я особо не лез. Но, так уж вышло, в день, когда вы с Робертом пришли домой, я с ним познакомился. Когда он уже выходил от нас, я решил догнать его и поболтать: мне казалось странным, что в его-то возрасте он что-то с тобой мутит. И вдруг оказалось, что он очень даже нормальный чел, который беспокоится за тебя, старается всячески поддерживать и прочее, но при этом ты не центральный интерес его жизни. Врать не буду, это меня слегка успокоило. Так мы с ним и сконтачились. Обменялись номерами на случай, если вдруг что.

Через него я узнал больше тонкостей о твоей ситуации с этим «Стаккато». Что ты не просто рвёшься в какой-то там клуб, несмотря на больные ноги, а буквально сама его поднимаешь, всех толкаешь куда-то, и вообще не даёшь клубу схлопнуться. Узнав это я, если честно, очень тебя зауважал. В твоём возрасте мне бы не хватило сил ни на что подобное. Максимум, на тусовки да веселье… Вот к чему это привело в итоге, хех.

По просьбе мамы я присматривал за тобой, но, как видишь, не слишком усердно — не запирал тебя дома с концами, хотя такая видимость иногда была, а давал сматываться в клуб, и даже после школы не всегда поджидал у ворот. Иногда, признаю: приходилось валить всю вину на тебя, говоря родителям, что ты меня обманула. Ну а что мне было делать…

Кстати, веришь нет, но я даже на ваш первый спектакль попал. А как я его мог пропустить? Видел, как ты на сцену сама вышла, без трости. Ну, думаю, даёт сеструха… Хотел тебя забрать после этого, якобы случайно, но не вышло — ты смылась быстрее, чем я успел.

Иногда было реально сложно: такие вещи просто так людям не объясняют, так что я старался хотя бы показывать тебе, что нормально отношусь — но ты рычала на меня постоянно, и, естественно, меня выбешивало. Но я понимал, что просто так всё не проходит… Ты злишься на меня за всё, что было, и это логично.

Кстати, с Ромой Твариным я тоже знаком. Но лучше бы не — уж очень мерзкий он тип, вымораживает меня. Где-то года два назад мы… так уж вышло, встретились с ним в не самом благополучном месте. И я понял, что с такими, как он, лучше дел не иметь. Тогда, в парке, как увидел вас с ним… меня выбесило, я ему и врезал. Потом уже узнал, что он тоже у вас, в «Стаккато»… Признаюсь честно, мне это не очень нравится. Но это уже вряд ли моё дело. Просто говорю: будь с ним аккуратнее, мало ли чего может наворотить.

В общем… всё шло, как шло: узнал от Роберта левым числом, что вы фильм снимаете. Думаю: вау, крутецки, вот мышка-то жжёт! А теперь узнаю вот, что тебе этот доктор сказал, мол — три месяца осталось. Ясное дело, что тебе не сахар. И понятно, что меня родители к тебе приставят, чтобы вообще не отходил. Я и зашёл, чтобы поговорить, но, знаешь… Услышал, как ты говоришь сама с собой.

Я никогда тебе такого, мышка, не говорил, но я очень тебя уважаю, как человека. Как сестра — ты вредная колючая пигалица, которую иногда просто терпеть невозможно. Но всё-таки ты смогла то, на что я никогда не был способен. И теперь я хотел бы тебе помочь, пусть даже втайне от родителей. Я не стану покрывать тебя, потому что сам понимаю — ноги это дело серьёзное. Но я могу забирать тебя после школы и отвозить, куда скажешь. Родители, думаю, всё равно не одобрят…

— А если поговорить с ними? — осторожно спросила Тамара, помолчав какое-то время. — Может, сказать, что…

— Вряд ли получится, — поморщился Егор, качнув головой. — Ты же маму знаешь. Она была против, даже когда ты воду бабушке таскала, мол, нагрузка сильная. Так что я, Многоножка, торжественно предлагаю тебе свою посильную помощь в съёмках вашего «шедевра».

Егор замолчал, переводя дух, а Тамара с ужасом и восхищением смотрела на него, медленно осознавая, что всё это время считала почти что своим врагом совершенно не того человека.

— Прости меня, — совсем тихо сказала она, опустив глаза. — Прости, пожалуйста. И спасибо, что… за всё, в общем, — она закрыла лицо руками и замотала головой. — Ааааа, отстань!!! Нельзя же на духу так всё вываливать, господи!!!

Она бухнулась лицом в кровать и глухо закричала в матрац.

— Аааа!!! Как же стыдно, блин!!!

…Когда она подняла голову, её старший брат Егор тепло ей улыбался. Тот день, помимо прочего, стал официальным днём их с Тамарой примирения.

— Ты сказал, что будешь меня возить… — спросила Тамара вечером, сидя на кухне. — У тебя есть машина, или ты снова Леру попросишь о помощи?

Она уже оделась в своё жёлтое спальное одеяние и почти легла спать, но решила расспросить Егора, сидящего, как всегда, на кухне. Иногда он по-прежнему ночевал у них, и сегодня тоже решил остаться. А Тамара рассудила, что шанс поговорить раньше нечасто им выпадал, так что теперь им нужно пользоваться.

— Ни то, ни другое, — ответил Егор. — Маме с папой я не говорил, так что и ты держи в секрете, договорились?

— Хорошо, я могила.

— У меня есть мопед.

— Ого! А где ты его оставляешь?

— В паре кварталов от дома. Неудобно, но что поделаешь.

— Далеко ведь. А если угонят?

Егор равнодушно пожал плечами.

— Говорю же: ничего не поделаешь, всё на свой страх и риск.

— И на работу на нём ездишь?

— Я ж работаю на удалёнке. На нём только куда-то по делам.

— И что, родителям ни разу не попадался?

— А я в шлеме же. Не палюсь.

— А, точно… А второй шлем у тебя есть?

— Будет, если надо. Я без шлема тебя катать не стану.

— В общем, «Стаккато» находится недалеко от остановки Сухоложская. Знаешь, где это?

— Это после Павлодарской, да?

— Ага, она самая.

— Бывал там пару раз. Ты-то на автобусе туда ездила раньше?

— Угу. Мне там места обычно уступали, но всё равно не очень удобно.

— Ещё бы. В этих буханках трясёт, как на Фукусиме.

Изредка действительно трясло. В более-менее новых автобусах — которые иногда появлялись и исчезали на разных маршрутах — было удобнее, но всё равно верхом комфорта для Тамары было пассажирское сиденье машины.

Немного помолчав, она почти собралась уходить спать, но остановилась, вспомнив кое-что.

— Слушай… Я спросить хотела. Ты про Ромку сказал…

— Про Тварина-то?

— Угу. В каком таком плохом месте вы с ним познакомились?

Егор немного помялся, повертел в руках свою пустую кружку, чай из которой он уже выпил. Нажатием кнопки заблокировал лежащий перед ним телефон.

— Ну скажи, — настояла Тамара.

— В ментовке, — прозвучал не слишком охотный ответ. — Его туда привели за вандализм.

«Значит, он уже тогда промышлял всяким…» — подумала Тамара.

— А тебя…

— Слушай, давай не будем об этом. Это не самая приятная память, тем более, что я завязал с веществами.

— Угу.

— Честно.

— Да я верю, не в этом дело, — Тамара мотнула головой. — Просто Ромка, он… у него определённые сложности в жизни. Есть кое-какая вещь, которая заставляет его делать что-то плохое, и что-то ломать. Я сейчас его не оправдываю, но только мне всегда казалось, что его не избегать нужно, а помочь ему.

Егор вздохнул, почесав пятернёй лоб.

— Ты не мать Тереза, такого, как он, ты не вылечишь. Придурок убеждён, что ему можно творить всё, что вздумается, только потому что у него такая фамилия. Ну не дебил ли? И как его вообще угораздило к вам попасть?

— Лебедева привела. Это наш гуру. Ну и бабушкина подруга, такое вот совпадение. В общем, насчёт Ромки — ты не будь так категоричен. Где-то внутри он даже хороший.

Егор всё равно морщился.

— Я постараюсь быть не так категоричен, если ты постараешься не развешивать уши больше положенного. Твоя слепая вера в то, что внутри он может быть хорошим, станет тебе боком, если это не так.

— Да, наверное, ты прав, отчасти, — грустно согласилась Тамара. — Но я всё равно постараюсь дружить с ним. Может быть, так лучше для него будет.

— Как знаешь. Но я тебя предупредил.

— Ага. Ну, типа…

Она потопталась на месте, зачем-то поразглядывала магнитики на холодильнике, один из них потрогала пальцем, сдвинув немного вверх. Оглянулась на брата.

— Ээ… Спокойной ночи?

— Угу, — равнодушно буркнул Егор, снова уткнувшись в телефон.

«Козёл», — совсем не зло подумала Тамара, уходя в свою комнату.