Многоножка

38. Пауза

— Так, ребята, похоже, сегодня занятия не будет, — сказала Лебедева. Прочитав сообщение, она куда-то на несколько минут отошла с телефоном, а затем вернулась.

Тамара была бледнее мела, и звонок Лебедевой — и дальнейшие её слова — нисколько её не успокоили.

— Я поехала в больницу.

— Что такое? — вскинулись ребята.

— Что-то с Ромой? — спросил Костя.

— Похоже, что да, — мрачно подтвердила Лебедева. — Тамара, главное: не надумывай лишнего, пока всё не станет точно известно…

— Я поеду с вами!

— Нет!

— Объясните нам, что случилось, — попросил Серёжа.

— Мы сами не знаем, но, кажется, с Ромой плохо.

— Насколько плохо? — спросила Нюра.

— Я не знаю! — повышенным тоном сказала Лебедева. — Я ничего не буду вам говорить, пока сама всё не услышу.

С этими словами она ретировалась. Все уставились на Тамару, которая совершенно ошеломлённо села на скамью. У неё дрожали руки. Не хватало даже смелости ещё раз посмотреть на телефон: он просто лежал рядом.

Подойдя к ней, Даша села рядом и спокойно спросила:

— Можно, Тамар?

Ответа не было, поэтому Даша взяла телефон и прочла сообщение. Подняла глаза на ребят и спокойно сказала:

— Кто-то написал с его номера, что он умер.

— Твою мать… — выдохнул Костя ошеломлённо.

— Это не может быть так… — испуганно проговорила Тамара. — Нет, это… Должно быть чей-то обман. Может, Перепелица хочет отомстить, поэтому…

— За что ей мстить тебе? — удивилась Нюра.

— За то, что не открыла ей сейф…

— Подожди… что?!

Тамара закрыла лицо руками: ей уже не было никакого дела до того, что она раскрыла секрет, который хотела навсегда утаить. Ей было настолько страшно, что не хотелось даже плакать: хотелось, чтобы ей просто сказали, что сообщение неправда. Хотелось, чтобы Лебедева приехала и сказала, что Ромка здоров или хотя бы жив…

— Что вообще ты такое говоришь? — изумился Серёжа.

— Слушай, это долгая история, которую сейчас… — начал, было, Саша.

— Я не тебя спрашивал, а Тамару!

— Ребята, сейчас вообще не время сраться! — вскинулась Ксюха. — Пусть Саня расскажет, что за фигня…

— Сейчас и для этого тоже не время…

— У нас есть время, пока Лебедева уехала в больницу, — сказал Серёжа, скрестив руки на груди. — Что за история с сейфом?

Саша потёр переносицу.

— Если вкратце, то Перепелица хотела украсть из него камеру и подговорила на это Тамару. Тамара ей отказала.

— Так вот откуда были те следы… — тихо сказала Агата.

— Серьёзно?! И вы молчали об этом?!

— Тамара просто… поддалась моменту. Перепелица обманула её. Сказала, что это на деньги Роме, хотя понятное дело, что деньги у неё у самой наверняка есть, и она просто хотела нас грабануть…

— А может, и нет… — спокойно сказал Колобок, ни на кого не глядя. — Может быть, у них не было денег.

Все замолчали. То, о чём он сказал, было страшно.

— Но ведь и отдавать ей камеру тоже не вариант… — сказала Нюра. — Мы на неё весь фильм сняли.

— Моя тётка повесилась бы, меня перед этим повесив тоже, — сказал Серёжа. — Хотя, конечно…

Саша сглотнул комок в горле.

— Не вини Тамару, Серёг. Она очень не хотела этого делать. И не сделала.

— Что за жесть… — изрекла Даша то, что было на уме у каждого присутствующего.

— Тамара, всё хорошо, не переживай, — севшая рядом Ксюха обняла её. — По-любому тупая Перепелица всё нагнала, не верь ей. Ещё и мобилу ромкину забрала, фу такой быть…

Никто не знал, куда себя деть.

Минут пять побродив по залу, ребята разошлись: Нюра залезла на Гардеробус, Костя с Серёжей позвали Сашу пройтись с ними до магазина и что-то купить, Агата сидела рядом с Тамарой, молча что-то ища в телефоне. Домой не пошёл никто: даже Ксюха, Даша и Колобок, мало знакомые с Ромкой, были слишком взволнованы тем, что происходит, и решили остаться.

— Я не хочу, чтобы так было, — шептала Тамара, съёжившись на скамье. — Я не хочу. Пусть всё будет хорошо.

«Как он мог так поступить? Он ведь не…»

Думать ни о чём не хотелось.

Через несколько минут вернулись ребята, которые принесли что-то поесть. Вздрогнувшая Тамара вернулась на своё место, от всего отказавшись. Ей не хотелось никуда идти и ничего делать, хотелось, чтобы весь мир остановил своё чёртово вращение хотя бы на минутку и посмотрел, что натворил. Тамаре казалось, что она вся превратилась в одно сплошное ожидание: её тело, душа и вся сущность замерли в ожидании ответа, лучшего или худшего, не важно, главное — хоть какого-нибудь…

«У тебя должно быть всё хорошо, — твердила она, сцепив руки. — Твоя жизнь не должна обрываться из-за того, что такая дура, как я, не смогла перейти черту, не смогла чем-то пожертвовать. Это так глупо. Ты должен быть счастлив. Ты должен хоть раз почувствовать себя счастливым. Потому что, если этого не случится, то я больше никогда, ни единой секунды не смогу себя почувствовать счастливой. Каждое слово, сказанное мной, было ради того, чтобы тебе стало лучше. И пусть только этот сраный мир попробует сделать так, чтобы всё оказалось напрасно!..»

— Тамара, — сказала ей Агата через время. — Может, пойдёшь домой? Людмила Юрьевна потом тебе позвонит и всё скажет…

Тамара не ответила, только сильнее вжавшись в место, на котором она, кажется, сидела уже целую вечность.

Прошёл час — а Лебедева всё не объявлялась. Ребята проверяли телефоны, но никто не звонил. Колобок, извинившись перед всеми, ушёл домой, попросив, чтобы ему сообщили, в чём дело. Когда дверь за ним закрылась, Серёжа тоже принялся рыться в телефоне, но вскоре бросил это дело.

Минуло шесть часов, когда Лебедева, наконец, вернулась. Когда двери скрипнули, все вздрогнули, подняв головы, особенно Тамара. Вошедшая Лебедева казалась во много раз постаревшей.

— Ну что там? — спросил Костя. — Что с ним?

Не разуваясь, Лебедева молча подошла к ним. Лицо её было красным, а ещё она часто шмыгала.

— Даже не знаю, как вам сказать, ребята, — вздохнула она, тяжело дыша. — Дайте присяду.

Даже сев на скамью, она не сразу собралась с мыслями: молчала тяжело и напряжённо. Наконец, глубоко вдохнула.

— Его не смогли спасти, — тихо сказала она единым выдохом, и шмыгнула. Она не сказать, чтобы даже плакала: просто шмыгала, держа платок у носа, а глаза были красные и печальные. — Сильный приступ… ночью случился. Пока он спал. Говорят… никто не сообщил.

— Твою мать, — снова выдохнул Костя второй раз за день.

Медленно поднявшись, Тамара отвернулась ото всех. Сделала несколько шагов к порогу клуба, толкнула дверь и вышла на улицу. Никто не сказал ей ни слова, потому что никто не нашёл, что сказать самому себе.

Без куртки вечером было всё ещё прохладно. Тамара отстранённо смотрела на располагающийся перед ней двор. Был апрель, трава ещё не начала зеленеть, а кое-где виднелись остатки снега. В воздухе царил запах талого мороза. Далеко в небе виднелся кусок луны. Тамаре хотелось что-то сказать — и вместе с тем хотелось навсегда исчезнуть отовсюду сразу. И вместе с тем ей ничего не хотелось.

— Почему, — слетело с её губ, хотя языком она почти не шевелила.

«Придётся теперь без него», — пришла равнодушная мысль. Был ли это Стикер или сама Тамара? Кто знает. Но мысль толкнула её вперёд, заставила поднять ногу, сделать шаг и ещё шаг. Никто и ничто больше не было нужно, никто и ничто больше не имело смысла, бесполезно было горевать и лить слёзы, тщетно было радоваться и хохотать — мне не нужно это, сказала себе Тамара отстранённо, потому что в конечном итоге всё это принесёт одну лишь боль, и ничего более.

Никогда в жизни Тамара не ощущала подобной бессмысленности. Ей казалось, что, получи она такой ответ, узнав, что Ромка умер, она обезумеет от грусти… но нет. Всё было на удивление конкретно, просто, понятно и безоговорочно. И от того всё остальное становилось попросту бессмысленным. Разум не затуманился, ничего не произошло: Тамара просто слепо глядела на тропинку, проходящую через газон, и отстранённо думала, что человека, к которому она успела привязаться, попросту больше нет.

Нигде.

«Это значит, что зло победило, — думала она отрешённо, переставляя ноги, переставшие даже болеть. — Всё было бессмысленно. Всё было бесполезно. Что бы я ни делала — это не имело ни капли смысла, потому что в итоге мир победил его. Этот мир каждую секунду знал, что Ромка не выстоит под его ударами. Ни капли не сомневался… и в итоге действительно победил. Весь этот мир — чистое зло, против которого мы должны сражаться без всяких шансов или хотя бы уверенности в победе».

Почувствовав, что больше не может идти, Тамара дошла до скамейки и присела на неё, как обычно, поставив Стикер рядом. Куда она ушла — она сама плохо понимала, потому что редко гуляла в этом районе. Но было всё равно. Она подняла голову: луна всё ещё виднелась.

— Это я виновата? — чуть слышно спросила она, глядя на повешенный на небо кусочек спутника. — Это моя вина?

Какой шанс того, что, если бы она решилась пожертвовать всем, что ей дорого — то Ромку бы отвезли на операцию в Пермь, и ему бы стало лучше?

Тамара поглядела на свою ладонь. Сжала и разжала её.

«Рациональность, — подумалось ей, — не подводит, что бы ни случилось. Даже если весь мир покатится к чертям, моё сердце всё равно будет биться вне зависимости от того, хочу я этого или нет, и мир продолжит существовать, потому что нет никакой разницы…»

— Для меня есть.

И Тамаре стало обидно. Она поскребла сердце пятернёй.

— Не смей так говорить! — сказала она в пустоту. — Для меня есть разница!!!

Никто ей не ответил. Тамара почесала щёку, а потом почувствовала, что пальцы почему-то влажные.

— Тамара… — раздался голос.

Она обернулась.

Даша, стоящая неподалёку, несла её куртку. Застигнутая врасплох Тамара обернулась, вытерев лицо. Шмыгнула:

— Всё в порядке… — но стало только тяжелее, потому что ничего не было в порядке, и обманывать Тамара не умела.

Сзади за Дашей вышли и ребята: Саша Солнышев, Серёжа, Костя, Нюра и Агата. Ксюха вырвалась вперёд быстрее всех, промчалась мимо Даши и с разбега кинулась на Тамару, прижавшись к ней и чуть не сбив с ног. И хуже всего то, что она не сказала ни слова: просто молча вжалась в Тамару, крепко её обхватив. И, глядя на неё, Тамара почувствовала, что больше не в силах держаться: когда она в ответ обняла Ксюшу, то неудержимо заревела.

Подойдя к ней, Даша накинула куртку ей на спину. Костя и Серёжа, приблизившись, обняли всех троих, а к ним присоединились и все остальные. В тесном окружении ребят из «Стаккато» каждый чувствовал себя частью чего-то очень тёплого и большего: и единое целое скорбело по утраченной частичке, которую оно не смогло спасти.

Никогда в жизни Тамара не чувствовала себя с кем-то настолько близкой.

Они не общались и не собирались несколько дней, и в беседе тоже было пусто. Вдобавок, никто никого не обзванивал и не созывал — так что ребята толком даже не знали, что им делать дальше. Цвели светлые, на диво солнечные апрельские дни, снег стремительно таял, а заявленный день спектакля перед комиссией приближался, и каждый из «Стаккато» чувствовал внутри себя, что должен что-то сделать… Но что именно?

«Зачем я вообще…» — думал Костя рассеянно, приближаясь к клубу в один понедельник. Настроение было ни к чёрту, даже сигареты и прогул уроков не помогали. Погода расцвела, окончательно приготовившись к лету, а у него совершенно пропал былой настрой.

Костя чрезвычайно легко заражался от других, поэтому когда другие были в унынии, тоже быстро становился таким же. Конечно, он виделся с Серёжей и Нюрой в школе, и веселья в них было мало. Спрашивается: почему? Ведь Рому они втроём знали очень мало…

И всё же сейчас Костя, прогуляв последний урок, зачем-то вновь направлялся в «Стаккато», где был объявлен безмолвный траур, и где никто не хотел появляться.

И каково же было его удивление, когда внутри он обнаружил Нюру и Ксюшу.

Нюра сидела на Гардеробусе, на этот раз без книги. Ксюша молча смотрела в окно, так что вошедшего Костю не увидела. Даже страшно было видеть её такой… пассивной по отношению ко всему.

— Привет, — сказал Костя негромко. Девушки повернулись к нему.

— Вы чего тут? — спросил он, переобувшись и проходя в зал.

Нюра безрадостно свесила ноги.

— А ты?

Костя дёрнул плечами.

— Не знаю. По привычке, может быть. А ты, Ксюш?

— Мне всегда тут лучше. И в последнее время тоже, — сказала Ксюша, не оборачиваясь на него. Она смотрела на деревья за окном. — Я делала сочинение по литературе. А туточки у меня черепок лучше варит.

За окнами проехал крупный грузовик, производя шума, как небольшой завод. На подоконник порхнула птица, но, не найдя никакой еды, улетела прочь.

— Занятий сегодня не будет, — сказал Костя как бы невзначай после недолгой паузы. — А клуб закрывать некому, так что…

— Я посижу тут ещё немного, — сказала Нюра, — и уйду.

Костя помолчал.

— Нам просто нужно время…

— Почему? — спросила Нюра неожиданно. — Я не понимаю! Мы его даже толком не знали! Почему мне… почему мне плохо?

— Ну, он был с нами, — сказал Костя со вздохом. — Снимался в фильме. Ходил на занятия.

— Выходит, фильм мы зря доделывали? — спросила Ксюша негромко.

Костя с Нюрой поглядели на неё.

— Раз с ним так вышло. Выходит, фильм… зря снимали?

Костя молча переминался с носков на пятки.

— Нет, Ксюш. Точно не зря.

— А что теперь будет со «Стаккато»? — спросила она, отчаянно повернувшись к ним.

Костя с Нюрой переглянулись.

— Ты думаешь, его закроют?

— А вы не поняли ещё? Если Тамара больше не придёт сюда — то что с нами будет? Что со «Стаккато» будет?

— Я тоже себя об этом спрашивал, — раздался голос Серёжи Селезнёва. Костя обернулся ко входу.

— И ты тут?

— Как вижу, не только меня сюда тянет, — сказал он, скидывая куртку на вешалку и переодевая сменку. — А насчёт твоих слов, Ксюш — смотри при Тамаре такого не ляпни, а то она тебе Стикером врежет.

— В смысле?

— В коромысле! Когда Виктор Саныч ушёл, нам всем тоже было несладко. Но после тамариных слов лично я для себя действительно уяснил: нельзя возлагать всю ответственность только на одного человека, каким бы крутым он ни был. Один раз Тамара помогла нам подняться — теперь подняться должны мы сами, и помочь ей, если потребуется…

Громко что-то провыв, Ксюша в слезах кинулась на него и заревела, как дитя. Кажется, Серёжа ненароком высказал то, что вертелось на уме у многих из них, но сказать это никто не осмеливался. Костя с Серёжей смущённо отвернулись: по какой-то причине зрелище плачущей Ксюши у них обоих вызывало дискомфорт.

Аккуратно соскочив с Гардеробуса, Нюра подошла к Ксюхе и приобняла её.

— Всё хорошо, Ксюш, не плачь пожалуйста…

Ксюша уткнулась в неё, словно маленький ребёнок. Костя, вздохнув, потёр пальцами переносицу.

— Что теперь с Тамарой? — всхлипывала она. — Давайте её навестим! Давайте поможем ей!..

— Это… проще сказать, чем сделать, — произнёс Костя. — Мы не знаем, в каких отношениях они с Ромой были.

— Ты считаешь, между ними могло что-то быть? — спросила Нюра, всё поглаживая Ксюшу по голове.

Костя пожал плечами.

— Они дольше с ним были знакомы и… не знаю. Часто тусовались вместе и всё такое. Мне казалось, они были очень близки.

— Да, вполне возможно, — кивнул Серёжа. — Так что ей, наверное, тяжелее всех приходится…

Хлопнула входная дверь. Все обернулись, увидев Свету, которая явно ожидала, что придёт в пустой клуб. Она удивлённо подняла брови, снимая пальто.

— Привет… У вас занятие?

— Это же вы должны определять, товарищ руководитель, — нарочито деловым тоном сказал Серёжа.

— А, ну… — замялась Света. — Были кое-какие дела… Так что я подумала, что Людмила Юрьевна вас организует.

— Дела — с Ромой связаны? — спросил Костя спокойно.

Света тяжело вздохнула.

— Да… И там, ребята, всё совсем непросто.

— В плане?

— Да нужно было как-то похороны организовать. Мы хотели с его родителями связаться, но оба… бесследно исчезли. Телефоны не отвечают, дома никого нет, соседи не в курсе: кто-то только сказал, что жена с вещами куда-то уезжала, но про мужа — ни слова. Я вам больше скажу: Ромина бабушка, мама его отца, подала в полицию заявление, что человек пропал. Она до него дозвониться не может. Что у них там вообще происходит — хрен его разберёт… — Света выглядела совершенно растерянной.

Никто не нашёл нужных слов, все лишь молча переглянулись. История действительно отдавала чем-то нехорошим.

— А вы-то чего тут, раз занятия нет? — спросила Света, решив сменить тему.

Ребята переглянулись.

— Просто… Так вышло, что случайно сюда собрались, — сказал Костя.

— Света, ты не знаешь, как там Тамара? — спросил Серёжа.

Света мотнула головой.

— У меня времени не было дойти до неё… Но сами понимаете, что ей, скорее всего, очень плохо. Я не знаю, как мы теперь без неё…

— Никак, — сказала Ксюша серьёзно, кажется, успокоившись. Она шмыгнула носом и усердно вытирала глаза. — Света, ты должна поговорить с ней. Она… она очень верила тебе, всегда говорила с тобой за всех нас. Давай ты теперь поможешь ей… от всех нас.

— Если нужно, мы пойдём тоже, все вместе, — сказали Серёжа с Костей.

— Она однажды спасла «Стаккато», — сказала Нюра. — Теперь мы должны её выручить.

— Ребята-ребята, полегче! — остановила их Света. — Вы что от неё хотите — чтобы она просто взяла и воспрянула духом после того, как умер её друг? Вы серьёзно? Это так не проходит!..

— В «Стаккато» ей может стать легче, — сказала Ксюша. — Пусть тот фильм и не помог так, как мы хотели, но…

— Ксюша права, — согласилась Нюра. — Если Тамара замкнётся в себе, то ничего хорошего не будет. А нам скоро спектакль играть, все помнят?

Ответом было молчание: помнили все, но после произошедшего играть никто не горел желанием. Никто особо даже и не думал о том, чтобы репетировать — потому что было не до того.

— Мы не хотим заставлять её забывать про Ромку, — сказал Костя. — Потому что это и неправильно. Но если есть шанс поддержать её, выручить, дать понять, что она не одна… То я считаю, что кто-то должен поговорить с ней.

Глубоко вдохнув носом воздух, Света сказала:

— Ладно. Хорошо. Я это сделаю.