Многоножка

6. Приступим к тренировкам!

Проснувшись на следующее утро, Тамара почувствовала, как шевелится её правая ступня.

В самом этом факте не было бы ничего особенного, если бы движения ступни не были произвольными и… ритмичными. Нога будто сама собой пристукивала по воздуху в такт неслышной музыке. И это простое движение было настолько в новинку для Тамары, что, открыв глаза и осознав реальность вокруг себя, она ещё какое-то время дёргала ногой, стараясь понять, зачем она вообще это делает.

Потом остановилась.

Посмотрела на собственную ногу. За ночь на ней не выросло шестого пальца, икры не стали хоть немного толще, или кожа — хоть чуточку темнее. Так почему же…

В мозгу Тамары что-то щёлкнуло. Она подняла брови, удивляясь собственной мысли — и слегка подёргала другой ступнёй, точно таким же образом. Сонные конечности двигались лениво.

Сев на кровати, в конец взлюбопыченная Тамара уставилась на собственные ноги, и стала шевелить ими одновременно. Попыталась повернуть ступни так, чтобы в коленях стало немного больно — и у неё получилось. Свои упражнения она продолжала ещё какое-то время, а после скинула с себя одеяло и поставила ноги на холодный пол. Пошевелила пальцами, сначала привычно потянулась за Стикером — но потом остановила руку.

«Ты чего…» — удивился тот.

Не слушая его, Тамара опёрлась на руки и, подавшись вперёд, покачнулась и встала. Колени заныли из-за сильной нагрузки, но она, стараясь не обращать на них внимания, решила сделать шаг.

«Всего-то и нужно… поднять ногу, оторвать от пола… поставить её на другое место… перенести вес…» — сосредоточенно думала Тамара, прислушиваясь к своим ощущениям. Делать это она могла, но без Стикера скорость её ходьбы едва ли достигала черепашьего лимита.

Она попробовала оторвать от пола правую ногу — левое колено предупредило, что готово болеть, и Тамара поставила её обратно. Постояла ещё какое-то время. Потом попробовала снова… Левую ногу сильно укололо и Тамара уйкнула, сморщив лицо.

«Глупостей не делай, — предупредил Стикер, — берись за меня и пошли. Легче станет…»

— Отстань, — шёпотом ответила Тамара, — кажется, мои ноги… Мои ноги сейчас… — она попробовала сделать новый шаг, но левую ногу — на которую теперь шёл первичный упор — на этот раз кольнуло довольно сильно, так что Тамара едва не вскрикнула. Прикусила губу и изо рта вышел лишь сдавленный писк.

— Да что с вами?! — в сердцах спросила она, обращаясь к ногам. — Какого чёрта?! Вы же только что…

— Ты с кем?.. — дверь открылась и в комнату заглянула мама, застав Тамару в весьма странной позе — с согнутыми ногами и раскинутыми в сторону руками. — Ну что ж ты делаешь… — вздохнула она.

Подошла, взяла Стикер, вручила его дочери и с силой сжала её пальцы на ручке.

— Я хотела попробовать пройти сама, — честно сказала Тамара, со стуком опираясь на трость.

В ответ на её слова мама только болезненно поморщилась — как будто это у неё болели ноги.

— Сегодня после школы — сразу домой, — предупредила она Тамару за завтраком, — можешь с последнего урока отпроситься, я потом поговорю с Еленой Сергеевной.

— Маму-у-ль, — протянула Тамара жалобно, — ну можно мне до «Стаккато» съездить? Пожалуйста! Я там спокойно посижу, скакать не буду…

— Я вчера сказала тебе: никаких «Стаккато». Пусть они без тебя разбираются. Вот ещё придумали — на тебя вешать такую ответственность… Кроме того, знаю я, как ты там «спокойно посидишь». Ты так физически не умеешь… Я после обеда позвоню Егору, он проследит.

— Мам.

— Что?

— Почему вы его позвали?

— Он твой брат. И имеет право быть здесь.

— Но он же…

— Он — семья. Он наш с папой сын, так же, как и ты — наша дочь.

— Мне он не семья.

— Не тебе это выбирать, Тамарчик, — вздохнула мама, кутаясь в серый шарф и надевая пальто, — давай, до вечера, — она поцеловала дочь на прощание и удалилась.

Оставшись на кухне в одиночестве, Тамара достала телефон и открыла беседу. Вчерашнее сообщение она так и не отправила, и в «Стаккатовцах» по-прежнему было пусто. Зато написала Агата:

«Не знаю… Я в тисках, — напечатала ей Тамара. — Но я хочу попробовать».

Агата ответила спустя время:

Тамара обрадовалась:

Несмотря на строгий запрет матери, Тамара железно решила, что сегодня съездит в «Стаккато». И постарается ездить туда, сколько бы ей ни запрещали. И никакие Егоры её не остановят. Даже последствия и вечерняя ругань её не пугали… Вернее, пугали, но перспектива подвести ребят из «Стаккато» и безудержно пропасть пугала куда больше.

Собираясь в школу, Тамара раздумывала о том, что произошло с её ногами утром.

Они двигались сами. Двигались в такт, будто бы… разминались. Это наталкивало Тамару на мысли: а что если натренировать ноги? Всю сознательную жизнь взрослые, да и она сама тоже, только и делали, что лечили её несносные больные колени, или старались эту боль снизить. «А что будет, — думала Тамара, складывая стопку тетрадей в портфель, — если я начну… тренироваться? Каждое утро?»

По капле. По крупинке. Каждый раз заходя всё дальше, каждый раз терпя боль в ногах на секунду дольше. Что, если это поможет? Что, если однажды её ноги станут настолько сильными, что она даже сможет побежать?

Такие мысли всерьёз воодушевили Тамару, и она развеселилась.

— Ну погнали в школу, палка! — сказала она Стикеру, изо всех сил упирая его в пол. Он пока что не догадывался о причинах её внезапного воодушевления, и Тамаре это очень нравилось. — Навстречу новому дню!

— Клянусь, так всё и было! Ты на рисунки его погляди, какой жирный…

— Ты что, серьёзно? От отравления живот не надувается, придурок!

— А как он, по-твоему, тогда умер?! Нюра загуглила, даже в Интернете написано — от отравления!..

— О чём спорите? — спросила Тамара, когда они с Агатой вошли в зал «Стаккато».

Костя Соломин скорчил недовольную мину.

— Вот вы знаете, как Будда умер?

— От пищевого отравления, — тут же ответила Агата, вешая свою куртку на крючок.

Тамара округлила глаза: неужели такая информация ни для кого не была секретом?

— Вот! — утвердительно кивнул Костя. — Я и говорю: поэтому у него живот от болезни и надулся, поэтому его везде рисуют толстым… И на статуэтках он тоже упитанный дядька…

— Кость, я ж говорила, — на этот раз Нюра не сидела на Гардеробусе, а заняла с тетрадками подоконник, — на статуэтках не Будда, а Хотэй…

Тамара удивилась ещё больше: у неё дома где-то валялась статуэтка толстенького мужичка с монетками в руке, но ей никогда не приходило в голову, что это совсем не Будда. Она спросила Агату, откуда все знают, как он умер, а она, Тамара, понятия не имеет.

— Вчера просто на «Шелесте» вышла статья про него. Я и прочла… — негромко ответила Агата.

«Шелест» был небольшим новостным порталом городских активистов, еженедельно публикующим интересные статьи, интервью, фотографии и прочие материалы. Формально, он выполнял функции локального информационно-развлекательного СМИ. Причём по большей части молодёжного: если на нём выходило что-то интересное, то вскоре это принимались обсуждать многие в Ветродвинске. Тамара и сама иногда почитывала статьи от безделья.

— А Хотэй — это, случайно, не одно из его имён? Ну, Будды? — спросил Костя, повернув голову к Нюре. Та мотнула головой.

— Не-а. Хотэй это бог благополучия и веселья. Поэтому его везде с деньгами ваяют. А Будде ведь не нужны были деньги… — объяснив, она снова принялась писать.

— Что делаешь?.. — спросила её Тамара.

— Английский.

— Давай помогу?

— А ты можешь? Здесь есть несколько слов, которые я перевести не могу.

— Давай гляну…

— Тамар, вчера Света, когда пришла, сказала, мол, — нашла, где нам выступить, — сказал Серёжа, теребящий часы на собственном запястье.

Тамара подняла брови, оторвавшись от Нюриного учебника.

— Да?!

— Ага, только вот где именно — обещала сказать сегодня… А тебя почему не было?

— С ногами были проблемы… Родители из дома не выпустили.

— А сегодня ты как? — спросил Костя.

— Сегодня всё отлично! Так, вот это слово… э-дю-кей-шн — «образование», а вот здесь…

Пока они разбирались с английским — подоспела Ксюха.

— Там короче это! — крикнула она, только закрыв дверь. — Снаружи парень топчется! Говорит, «Стаккато» ищет! Мы кого-то ждём?!

Тамара обрадованно закивала.

— Да! Можешь его позвать?!

— Ща! — и, не успевшая раздеться и разуться гиперактивная Ксюха выскочила наружу.

— Ты что, ещё кого-то позвала? — удивился Серёжа.

Тамара мотнула головой:

— Не совсем я… Просто попросила друга. И он, кажется, помог.

Ксюха вернулась не сразу, а минуты через две или три, ведя за собой их гостя. Им был толстоватый и неуклюжий, а ещё самую малость смуглый парень в очках и с круглым носом. Тамара — у неё был хороший глазомер — определила издалека, что он самую малость ниже неё.

— Ты к нам как, по приглашению? — громко спросила Ксюха, выпрыгивая из своих ботинок.

— Аа… Д-да… — парень ей неуверенно кивнул, а потом повернулся, осмотрел всю компанию:

— Здравствуйте. Я бы хотел, — он сделал шумный выдох, видимо, отчего-то запыхавшись, — хотел бы к вам всту… пить.

Говорить за всех решила Тамара:

— Ты ведь от Сэта, да?

— Да! — их гость кивнул уже увереннее, услышав знакомое прозвище. — Вернее, от Фроста… Сэт позвонил ему, а он сказал мне, что у вас…

— Да-да, тогда всё правильно. Ты пока разувайся, скоро Света должна прийти.

Парень, повозившись, снял свой пуховик, и стал немного менее круглым. Остался в мягкой на вид (и на цвет) белой кофте с молнией, да чёрных штанах. Один носок его был дырявым, второй к этому статусу приближался.

Он пожал руки Серёже и Косте, и зачем-то поздоровался ещё раз. Представился: Кирилл.

— А меня сюда точно возьмут?.. — спросил он неуверенно, когда все назвали ему свои имена. — То есть… Какие-то испытания, конкурсы надо будет проходить?

Ребята молча переглянулись.

И не просто переглянулись, а перекрёстно: Серёжа обменялся взглядами с Костей, а Ксюха и Нюра — с Тамарой. Одновременный поворот голов выглядел забавно, из-за чего ребята тихонько прыснули. От этого Кирилл сильно смутился. Тамара поспешила исправить ситуацию:

— Нас пока что мало. Так что без испытаний. Света тебе объяснит, что да как…

— А чой-то ты решил-то вдруг к нам?! — с интересом спросила его Ксюха.

«Как будто она сама не свалилась сюда с бухты-барахты…» — подумала Тамара.

— Ааа, ну… — состроив пухлый рот в крошечную буковку «н», Кирилл какое-то время подумал, а после ответил: — У меня просто обстоятельства сейчас такие, что год-два я торчу здесь, в Ветродвинске, и в новую школу родители меня на пару классов пихать не хотят… И работать мне ещё, по факту, рано.

— Тебе пятнадцать? — спросила Тамара.

Кирилл кивнул.

— Да. В общем, я дома тусил… месяца три. А здесь, в городе, у меня ни друзей толком, ни… — он запнулся на полуслова, будто бы осознав, что может взболтнуть лишнего. — В общем, мне конкретно здесь нечем заняться. А родаки-то только за то, чтобы я чем-то занялся… А сейчас вы ставите что-нибудь?

— Мы, можно сказать, недавно восстали из мёртвых, — ответила Нюра, задрав колени в джинсах на подоконник. — Почти закрылись, и тут появляется Тамара…

— С громкими криками «давайте ставить спектакль», — ухмыльнулся Костя, — буквально несколько дней прошло — и вон сколько народу…

— Мы решили ставить Шекспира, — деловито объяснил Серёжа, выудив где-то обшарпанный стул и качаясь на нём. — «Как вам это понравится?», слышал про такое?

Кирилл мотнул головой.

— Вчера у Светы были какие-то дела… Она обещала прийти сегодня с новостями.

…Как гром среди ясного неба, Света появилась спустя минут десять — за считанные секунды до того, как Серёжа с Костей снова начали спорить по поводу настоящей смерти Будды.

— А вы что сидите-то?! — возмутилась она с порога.

Все — в том числе Кирилл — изумлённо на неё уставились.

— Привет, а мы тебя ждали… — неуверенно произнесла Тамара. Где-то в ней шевельнулось чувство, что ей сейчас влетит за то, что вчера не пришла.

— Чего меня ждать?! — Света повесила пальто на крючок и размотала шею от шарфа. Подошла к ним. — Вижу новые лица? — она посмотрела на Кирилла.

В тот момент Тамара завороженно смотрела на Свету, в поведении которой впервые за их недолгое знакомство, появилось что-то по-настоящему… лидерское. Она расправила плечи и задрала подбородок и, вытянувшись, стала казаться крепче и выше, и даже рыже́е, чем раньше. Они не виделись всего день — что же с ней успело приключиться?

— З-здрасьте… — неуверенно запинаясь, промямлил Кирилл, — Я к вам…

— С тобой — сейчас поговорим, — распорядилась Света, — сначала — объявление остальным. В том числе, — глаз её сверкнул на Тамару, и та внутренне вздрогнула, — для тех, кто вчера отсутствовал. Я нашла, где нам выступить! Через две недели местный ДК отмечает День рождения. Тамошний старый пердун замутил празднование. Соответственно, в актовом зале будут всякие выступления, конкурсы, фокусы, прочее говно…

Она говорила так бодро и громко, будто проводила брифинг для группы солдат перед вылазкой на вражескую территорию. Ни разу до этого Тамара не то, что не слышала такого её голоса, — ей и Света казалась весьма вежливой, и ни разу не произнесла слова «говно».

— И мы там выступим? — спросил её Костя.

— ДА!!! — громогласно и радостно ответила Света. — Да, едрить в корень, мы там выступим! Я в последний момент уговорила старикашку включить нас в список выступающих. Мы предпоследние. Ставим Шекспира. На то, кто на этот момент в зале останется — вообще насрать! Главное вот что: если мы не будем готовы, облажаемся или устроим на сцене цирк — старый хрыч с меня сдерёт три шкуры, заставит платить за аренду сцены! И все подумают, что «Стаккато» — просто кучка неудачников! Так что я вам, мать вашу, не прощу, если вы будете здесь просиживать жопы! — она яростно уставилась на всех, кто сидит перед ней. — Играть будут все! Все до единого! Всё поняли?! — она шумно выдохнула, пройдясь свирепым взглядом по всем, кто замер перед ней в благоговении.

— Так точно! — Серёжа в шутку показал воинское приветствие, приложив пальцы к виску.

— Серёжа у нас, конечно, тупой, но я поддерживаю! Нюра?

— А меня что, спрашивать нужно? Конечно я за!

— Тогда я напишу сценарий!

— У-ху-ху, я вам такого Шекспиру сыграю, офигеете!

— Вот это я понимаю «боевой дух», мать вашу! Ты, толстячок, — Света обратила взор на Кирилла, — пойдём, разберёмся с тем, кто и ты зачем. И кстати, ТАМАРА! — имя было произнесено особенно громко, и эхом отдалось под сводами зала.

— Д-да?! — тоненько вскрикнула та.

Света секунду-другую глядела на неё, прежде чем сказать:

— Людей пока сюда не приводи. Своё обещание ты выполнила выше крыши. НО, — спокойный и напряжённый голос вмиг взлетел вверх, — НЕ ДУМАЙ, ЧТО Я СТАНУ ДАВАТЬ ТЕБЕ ПОБЛАЖКИ!

Сделав выдох, Света произнесла тише, но всё ещё сурово:

— Раз взялась — то выкладывайся на полную! Не сможешь — мы выступим без тебя! А если хочешь играть на сцене — то, чёрт тебя дери, докажи, что действительно хочешь!

В тот момент у Тамары на глаза чуть слёзы не навернулись.

— Да!

Вечером того же дня в квартире Суржиковых разгорелся настоящий скандал.

Не сказать, что Тамара была к этому не готова — готовилась весь день с самого утра, потому что знала, что пойдёт в «Стаккато» несмотря ни на какие запреты. Но всё-таки видеть маму кричащей было неприятно.

— Как у тебя наглости хватило врать мне в глаза?!

— Я не врала! Я тебе не говорила, что не пойду туда! Я просто спрашивала разрешения!

Причём досталось не только ей — и папе, который, в целом, был не против того, чтобы она куда-то ходила после школы, и Егору, который не проконтролировал, как его просили, чтобы его сестра вовремя вернулась из школы и сидела дома.

— Но она мне СМСку прислала, что уйдёт к подруге…

— К какой подруге, Егор?! Ну тебе же не семь лет, чтобы ты на такое вёлся!..

— Ну Риммочка, ну дорогая, — попытался успокоить маму папа, — ну что такого, ну ходит она в театр — ну пусть ходит…

— Да ты не понимаешь, что она себя калечит?! Что ей нельзя перенапрягать ноги — это ей сказал врач! А она только усугубляет положение!

— Ничего она не усугубляет, да, Тома?..

— Да тебе вообще на дочь плевать, да?!

Всё кончилось тем, что Тамара, так и не успевшая переодеться, выскочила на улицу и позвонила бабушке — испросить разрешения переночевать сегодня у неё. Бабушка авиалайнеру «Тамарус» посадку на своём аэродроме разрешила.

— Заходи, дорогая, заходи, — ворковала бабушка, словно большая добрая сова, покачиваясь на ходу из стороны в сторону. — Дверку закрывай. Давай, разувайся, я чайник поставлю… Проходи, не пугайся, у меня здесь гости на ночь глядя…

В гостиной перед включенным телевизором на диванчике расположилась пожилая леди — толстая, в очках, со строгим взглядом, с кольцом на пухлом пальце и странной улыбкой.

— Здравствуйте, — поздоровалась Тамара, входя в комнату.

— Это внучка моя, Тамара Павловна, — донеслось с кухни. Бабушка, видимо, обращалась к женщине.

— Приятно познакомиться, — та слегка наклонила голову. Голос у неё был певучий и жеманный одновременно.

— Это, — пропыхтела бабушка, возвращаясь с кухни, — Людмила Юрьевна Лебедева, моя давняя подруга. Помнишь, я говорила, как мы с ней в «Буратино» ходили?

Тамара подняла брови.

— Ого!..

— Ничего себе, что, Фрось, ты вспомнила! — немного удивилась бабушкина гостья. — Давно же это было… Сколько лет?

— Да шестьдесят, не меньше.

— Да ну! Полтинник.

— Ну где-то между, — флегматично согласилась бабушка. — Тамарка вон сейчас там занимается, поднимает деятельность…

— Это как это? — заинтересовалась вдруг Людмила Юрьевна, вонзив глаза за очками в Тамару.

Пришлось вкратце рассказать ей, что того «Буратино» уже не существует, — переименовался в «Стаккато» и успел пережить многое, прежде чем чуть не развалился.

— Людка, Ильрата-то Фахитовича помнишь?

— Это который пением-то у нас занимался? А как же не помню, я недавно его внучку нашла. Умер он пару лет назад.

— Да ты что? Ну старенький уже был…

— А то! Ему же за восемьдесят уже стукнуло…

— А его внучка к нам не хочет? — спросила Тамара осторожно. Помнила про слова Светы про то, что людей у них теперь достаточно, но спросила, не надеясь на результат.

Людмила Юрьевна пожала плечами.

— Не спрашивала… Слушай, а как там сейчас? Ну, в «Буратине»…

— «Стаккато» он теперь называется, — поправила её бабушка.

— Ааа, ну… Бардак там был, — Тамара слегка рассмеялась. — Света рассказывала, что они с её отцом поставили хороший спектакль — «Мастера и Маргариту», вроде бы, — и якобы даже какой-то московской комиссии очень понравилось, и они спонсировали его какое-то время. А загнулся театр из-за того, что Светин папа заболел, и после него руководить было некому.

— А ты-то чего туда пошла?

— На сцене играть хочу. А в школьном театре не пускают, говорят — инвалид.

— Молодец у тебя внучка-то, — уважительно произнесла Людмила Юрьевна, обращаясь к бабушке, при этом оттопыривая уголки губ вниз, — молодец, ничего не скажешь. С характером.

Тамаре стало неожиданно приятно услышать подобное. Хвалили её редко, и ещё реже — за какой-то там «характер», которого она в себе и близко не видела.

В этот момент у бабушки зазвонил в коридоре телефон и та отправилась отвечать.

— Да? Да, Риммочка, да, — звонила Тамарина мама. — У меня она, сидит, пришла только что, сейчас чаем поить буду… В смысле, «сбежала»?! Пирожочек мой, не закатывай мне здесь истерик, с твоей дочерью полный порядок… Не на-а-адо приезжать, не надо! Сейчас мы с ней поговорим, и если нужно, мы вызовем такси. Я тебе перезвоню. Не нервничай!.. Я сказала — не нервничай, — повторила она терпеливо, — ничего с твоей Тамарой не случится. Я тебе перезвоню. Выпей чаю зелёного. Помогает.

Завершив свой разговор, она вернулась и села перед Тамарой с самым серьёзным выражением лица.

— И почему, внученька, мы маму расстраиваем? — спросила она самым укоризненным тоном.

Тамаре сразу же стало не по себе: бабушка была чуть ни единственным для неё человеком, чьи упрёки били в самое сердце, и от которых было неопровержимо стыдно и совестно, даже если она, в сути своей, ничего не сделала. Поэтому слушать такой тон было невыносимо. Скрывать от неё что-то или, тем более, врать — тем более.

Именно поэтому в тот момент Тамара почувствовала себя самой скверной дочкой на планете. Ну или хотя бы в округе Ветродвинска.

— Я… позавчера пришла домой и ноги сильно заболели. Утром поехали в больницу. Врач сказал маме, что я их перенапрягла. И что, если так дальше будет, то я могу стать инвалидом. Ну… На коляске ездить. Мама перепугалась. Сказала, что никакого «Стаккато». И запретила мне идти.

— И ты, конечно же, пошла, — резюмировала бабушка.

— И я, конечно же, пошла, — твёрдо кивнула Тамара. — Потому что я не могла не пойти! Мы собрались ставить спектакль, Шекспира. Туда только ребята набежали. Света сегодня прям духом воспрянула… И вдруг я сливаюсь — ну как ты это себе представляешь? Я не могу. Даже если бы захотела. Потому что я пообещала Свете, что сделаю что-нибудь. Потому что теперь на меня рассчитывают. Да, это может мне навредить. Но я забочусь о себе, как могу, стараюсь по мере возможности не напрягать ноги. И деньги не тратила сегодня — нас Агатин папа довёз.

Бабушка сочувственно вздохнула.

— Ну вот и что им с тобой делать, Тамарище? Конечно, правильно, что ты хочешь этой Свете помочь. Но вдруг ты непосильную ношу взвалила? Как ни крути — глупая ты ещё, переломаешь себе ноги, потом всю жизнь из-за «Стаккато» испортишь. Об этом ты думала? Поразмысли хорошенько, каково твоей маме. Ей ведь кажется, что ты из-за мимолётного увлечения себе будущее рушишь. Вот она тебя и останавливает. И правильно делает.

Тамара на мгновение повесила нос — а потом вспомнила свои ощущения в «Стаккато».

— Я думала, бабушка. Я это понимаю. И что она не понимает — я тоже понимаю. Но я была там. И я знаю, что сейчас «Стаккато» — это мой шанс встать на обе ноги.

У неё шевельнулся ком в горле.

— Я понимаю, что в это трудно поверить. Всё вокруг меня за неделю так сорвалось и завертелось. Я, возможно, и правда пообещала Свете то, что могу не смочь. Но там, в «Стаккато», я чувствую себя на своём месте. И это чувство не покидает меня, когда я нахожусь там, и когда я там не нахожусь. И дело не в каком-то определённом здании… И не в ребятах — они хорошие, но на их месте могли быть любые другие хорошие ребята. А дело в том, что там я впервые почувствовала…

«Без особой на то причины», — вставил свои пять копеек Стикер.

— …что я что-то действительно могу изменить, что-то могу сделать и кому-то помочь. И это ощущение не отступает от меня ни на шаг. Потому что там, в «Стаккато», я что-то по-настоящему значу. И чего-то стою. Пусть пока что самую малость. И именно поэтому я никогда не пожалею, что хожу туда! — завершила она.

В комнате на какое-то время воцарилась тишина. Слушательницы похлопали глазами и переглянулись.

— Вот она, вся Тамарка, — с довольной гордостью улыбнулась бабушка Людмиле Юрьевне. — Вишь, какие речи толкает? Только на сцене и выступать…

— Ты молодец, девочка, — серьёзно сказала та. — В твои годы ты необычайно взросло мыслишь.

— А кто говорит, что не молодец?! Я что ли?! — изумилась бабушка. — Конечно молодец… Но ты же понимаешь, что можешь как подняться на ноги — так и упасть на них так, что никогда и не встанешь?

— Встану, — упорно сказала Тамара. — Не будет такого, что не встану.

Бабушка лишь вздохнула.

— Ну что ж с тобой поделаешь… Позвоню я Римме, всё ей объясню. Если будет возражать — поживёшь у меня какое-то время. Только, Тамарка, учти: ежели я узнаю, что тебе стало хуже от занятий — я первая тебя оттуда силком вытащу, пискнуть не успеешь! Поняла?

— Да, — с благодарностью кивнула Тамара. — Я поняла.

На следующий день была суббота. И проснувшаяся на бабушкином диване Тамара решила начать делать то, что задумала.

«Но как?» — спросила она себя, вставая и потягиваясь. На кухне скворчало: бабушка что-то готовила. Аппетитно заглядывал в комнату запах яичницы и жареной колбасы. За окном светило солнце.

Потерев глаза, Тамара ещё какое-то время сидела, глядя на собственные тощие ноги. Затем нашла рукой деревянный подлокотник дивана, опёрлась на него (вместо Стикера), покачнувшись, встала на ноги. Поморщилась, снова чувствуя себя неуклюжей без третьей ноги. Но решила снова попробовать сделать шаг.

— Стикер-то не забудь… — произнесла бабушка, вставшая на пороге комнаты.

Тамара повернула к ней голову.

— Я хотела… — она запнулась, посмотрев на собственные ноги.

Бабушка молчала — и Тамара решилась спросить о том, что занимало её мысли:

— Слушай, мне вот что в голову пришло: может быть, мне начать тренироваться? Ну, ноги разминать там или что-то такое…

— С твоим упорством только двери вышибать, — снова вздохнула бабушка, — но ходить тебе рано. Если хочешь тренироваться — то не с того начинаешь.

— А с чего нужно?

— Начинать тебе стоит, как минимум, лёжа. Так ты не повредишь позвоночник.

— И чего мне делать лёжа…

Бабушка подошла к ней.

— Ложись на пол.

Как только Тамара легла, почувствовав затылком холодные лакированные половицы, бабушка встала над ней.

— Теперь подними прямые ноги.

Помогая себе руками, Тамара, пыхтя, изобразила некое подобие буквы «Г».

— А теперь согни одно колено.

Всё ещё держа шатающиеся ноги-шпалы задранными, она согнула одно колено. В суставе кольнуло.

— Выпрями, и согни другое, — диктовала бабушка.

Тамара повторила то же самое с другой ногой, после чего ей было даровано разрешение опустить обе ноги. Бухнув ими об пол, она почувствовала, как заболела уставшая поясница.

— Хочешь нормальные колени — повторяй это каждое утро, — посоветовала ей бабушка. — Только не переусердствуй! Не делай, если тебе сильно больно, чтобы не навредить. Врачи сейчас, конечно, молодые да хреновые, но некоторым стоит верить.

Поднимаясь с её помощью и берясь за Стикер, Тамара, потянувшаяся за одеждой — спала она в особых Пижамных Доспехах (из мягкой голубой ткани, с месяцами и звёздами) — спросила:

— Ба, как думаешь, я же не инвалид?

Бабушка только махнула рукой.

— Да тебе до инвалида как до Луны.

Тамара не знала, как именно бабушка смогла уговорить её маму, что ей сказала, какому гипнозу подвергла, — но, когда она вернулась домой, мама, скрепя сердце (и стиснув губы), согласилась на то, чтобы дочь её ездила заниматься в «Стаккато».

— Но если я увижу, что тебе становится хоть немного хуже…

— Если станет хуже — я сама тебе об этом скажу, — честно пообещала Тамара.

С того дня, как бабушка показала ей упражнения, она начала свои небольшие ежеутренние тренировки, состоящие в том, чтобы заставлять свои ноги уставать, когда они только-только отдохнули. Иногда даже заставить себя задрать ноги вверх было трудно — но Тамара вспоминала слова Светы о том, что спуску ей не дадут, и кряхтела, превращаясь в пыхтящую букву «Г».

Уже со следующего понедельника начались активные репетиции в «Стаккато». Сроки у них были сжаты донельзя, так что и речи не шло о том, чтобы ставить «Как вам это понравится?» полностью. После некоторых споров Света решила, что трёх первых сцен и им самим, и зрителям будет достаточно. Стали решать, кто кого будет играть…

— Короче, смотрите, — говорила Света. — Нас семь человек. В первой сцене первого действия — пять человек. Оливер, Орландо, Адам, Дени и Шарль…

— А кто из них кто? — задал вопрос Костя, подперев рукой щёку.

Все уставились на него.

— Ты что, не читал что ли? — с подозрением спросил Серёжа.

— А ты как будто читал!..

— Нюра читала.

— Так, не начинать здесь детсад! — прикрикнула Света, и они затихли. — Подняли руки те, кто читал!..

Вверх поднялось четыре неуверенные руки.

— Одни девушки читали, — фыркнула Света недовольно, — а тебе что помешало, колобок? — воззрилась она на Кирилла.

Тот смутился, пробормотав что-то про то, что он «не знал».

— Надо было догадаться! В следующий раз дедуктивушку свою врубай. Короче, вы трое — прочитать обязательно. Потому что вы, вашу за ногу, будете играть в первом действии…

Костя с Серёжей переглянулись.