— Я устал!.. Хочу покинуть своё бренное тело. Кто-нибудь, нажмите на кнопку…
— На какую? На сонную артерию?
Зайдя в актовый зал после уроков, Даша Швецова, пребывающая не в настроении, неожиданно никого не обнаружила.
Обычно члены театрального кружка были довольно пунктуальны. Но время уже подходило, а сидела здесь одна только Лида, лениво жующая жвачку и листающая ленту в телефоне. Сидя на креслах третьего ряда, она закинула ноги на спинку впереди стоящих кресел — вольность, которую редко кто себе позволял. И уж точно не глава клуба.
— Эм, — сказала Даша громко. — А где все?
Лида перевела на неё ленивый взгляд.
— Не пришли.
Она медленно надула голубоватый жвачный пузырь. Он лопнул, и она сжевала его обратно. Даша машинально подумала, что это выглядит отталкивающе, а потом вспомнила, что сама так делала.
— Почему? — сняв сумку с плеча, Даша поставила её на крайнее кресло. — Какой-то выходной или что?
Стянув ноги вниз, Лида сунула телефон в джинсы, поднялась и пошла к ней сквозь ряд.
— Они устроили тебе бойкот.
Сперва Даша подумала, что неправильно расслышала.
— Чего?.. В смысле?
Лида сделала следующее: подойдя к ней, она с деланным видом достала телефон, изобразив измученное лицо. Что-то пролистала.
— Аня Демехина, неделю назад, — принялась читать она с экрана. — «Швецова мымра, смотрит так, будто я враг народа. Стрёмно». Надя Антошина, неделю назад: «Я бы пошла в кружок, но там эта дура занимается… нет, спасибо, кек». Дима Хамитов, пять дней назад: «Бесит она меня, глаза пучит так, что стрёмно». Саша Казанцев, четыре дня назад: «За что она на меня наорала? Что я ей сделал? Нахер ваш кружок, если там такие дебилы, как Швецова, обитают». Антон Сорокин из пятого класса: «Хотел записаться в театральный, но девчонка с чёрными волосами сказала, чтобы я катился лесом»…
Лида подняла глаза.
— Мне дальше продолжать?
Даша молчала, глядя на неё стеклянными глазами. Только одно имя из перечисленных она знала: Сашу Казанцева, который приходил иногда в их клуб, и на днях её чем-то разозлил, что она не вытерпела и обозвала его мудаком. Но… кто были остальные?
— Чего гонишь… — слабо сказала она. — Кто это вообще?
— Это люди, которые тебя ненавидят, ясно?! — сказала Лида. — Никто видеть тебя здесь не хочет! Всех от тебя тошнит! Знаешь, мне уже плевать, что твоя… мама, — с усилием произнесла она, видимо, побоявшись подобрать другое слово, — сделает с театральным кружком. Плевать! Потому что хуже, чем ты, она с ним точно не сделает! Ты больше не в клубе, Даша. Убирайся.
У Даши задрожали губы. Закусив их, она взяла свою сумку.
— Да пошла ты, — бросила Лиде, развернувшись, и вышла из зала, оглушительно хлопнув дверью.
…Стоя над раковиной в туалете, Даша смотрела на себя в зеркало и с ужасом понимала, что перестаралась. Все попытки не допустить новых людей в клуб, чтобы удержать место, обернулись против неё, и теперь её ненавидели даже незнакомые ей люди.
— Мне плевать! — тушь размазывалась по лицу. — Какой-то… сраный театр! Нужен он мне! Мне там вообще не нравилось!..
Она вытерла глаз, тяжело вздохнув и опёршись руками на раковину. Включила воду, умыв лицо. Тяжело шмыгнув, закрыла глаза и сделала глубокий вдох.
Из зеркала на неё смотрело утомлённое безрадостное лицо с опухшими, покрасневшими глазами, с бледными щеками и потрескавшимися от весны губами. Где-то в сумке должна была быть увлажняющая помада…
Открыв сумку, Даша начала запустила в неё руку в поисках помады, но наткнулась на какой-то свёрток. Выудив его на свет, Даша узнала в нём подарок от Многоножки. Вспомнила их недавнюю встречу в коридоре.
«Что бы тогда сделал Артур на моём месте…»
Оказавшееся внутри «нечто» было засохшим, холодным и немного тягучим, а вкус выдавал в нём кетчуп, майонез и огурцы. И что-то ещё… Может, яйцо? Невольно, Даша отметила, что на вкус это подобие бургера вполне неплохо.
Неизвестно, как бы поступил Артур, оказавшись на её месте. Даша никогда не умела принимать направленное к ней добро, и только злилась, если оказывалась в таких ситуациях. Но у Многоножки явно не было злого умысла по отношению к ней…
Сердце сжалось. Даша выбросила остатки бумаги и салфеток в урну.
— Как же вы, балбесы, раздражаете…
— О, Тамарка! — с порога сказала Ксюха, стоило Тамаре только войти в клуб. — Как раз тебя не хватает!..
По клубу разносился вкусный запах какой-то выпечки, и от него аж слюнки текли. Но Тамаре было не до того: молча переодевшись, она прошла и села поодаль от остальных. Ребята смотрели на неё как минимум заинтересованно: обычно Тамара сразу присоединялась к компании, а тут вдруг не спешила.
— Не в настроении? — громко спросил её Серёжа. — Нюрина бабушка пирожков с клубникой испекла, ты попробуй! А то Ксюха все съест!
Сидя и глядя перед собой мрачным взглядом, Тамара буркнула:
— Не хочу. Сами жрите.
Ребята затихли, переглядываясь. В первый раз за всё время они видели Тамару такой — а они уже повидали её всякой.
Тамаре самой было противно говорить с ребятами таким тоном, и появляться в клубе в таком настроении. Но она твёрдо внушила себе, что должна быть злой, чтобы зло, которое она задумала, удалось полностью. Пусть это и не зло в полном виде, но обычная Тамара Суржикова никогда бы такого не сделала. Тогда пусть это будет другая Тамара: сердитая, озлобленная и чёрствая…
Уже после первой своей реплики Тамара чувствовала, что долго так не продержится.
— Ну, в общем, — сказал Костя, видимо, возвращаясь к теме, от которой они отвлеклись, — у него была такая методика, что он кучу камней набирал в рот и пытался говорить с ними. Типа, для развития дикции. Но по-моему, это полный бред.
— А ты пробовал? — спросила Ксюха.
— Да, и мне не понравилось! Я чуть не подавился…
— Подожди, то есть, ты реально набрал камней…
— Нет, конечно! Это были три теннисных шарика.
— У тебя НАСТОЛЬКО вместительные щёки?! — изумился Серёжа. — Ты что, хомяк?! Как ты это сделал?!
— Не спрашивай. Я чуть не порвал себе рот с этой фигнёй. Кое-как их вытащил.
— Но по-моему, это полная чушь, — сказала Нюра. — Такие упражнения действительно могут только навредить тебе, но дикцию чёткой никак не сделают. То есть, представь, что ты… Ну не знаю. К примеру, что ты учишься играть в футбол каменным мячом…
Тамара мельком вспомнила свой давний сон про то, как она чуть не сломала ногу о каменный мяч. Вроде, тогда они только-только отыграли свой первый спектакль. И с Ромкой было всё нормально. Или нет?
— Кстати, я вспомнил кое-что… — сказал Серёжа. — Если мы собираемся доснимывать фильм, то придётся придумать что-то ещё. Тётка возвращается, так что камеру я завтра заберу.
— А Рома не придёт сегодня, Тамар? — повернулась к ней Нюра.
— Не придёт.
— Ходит как-то через раз… зачем он вообще здесь, — вздохнул Костя.
Тамара дёрнулась ему что-то сказать, но хлопнула дверь, и в зал вошёл Саша Солнышев, который всегда опаздывал, а тут почему-то решил прийти пораньше. В будущем спектакле он играл трусливого Льва. Не сказать, что был доволен своей ролью, но особо не протестовал, когда Лебедева его назначила.
— Всем привет, — сказал он не слишком весело. Ему более-менее приветливо ответили. В своём общении с ребятами он явно делал успехи: по какой-то причине, Серёжа стал к нему гораздо терпимее после случая с лифтом.
— Эй, — Саша тронул Тамару за плечо. — Привет. Ты чего надутая?
— Отстань, — буркнула та.
— Не трогай её, она что-то не в настроении, — пояснили ему.
— Что-то случилось?..
— Мы не в курсе.
— Тамар, расскажи, что с тобой.
— Сказала же, отвали! — нечаянно выкрикнула Тамара неожиданно, разогнувшись. — Ничего у меня не случилось, оставь меня в покое!
Сердце безумно колотилось. Грубость рвалась изнутри: Тамара обычно старалась не давать ей воли, но сегодня был не тот случай. Ей отчаянно хотелось исчезнуть не только из «Стаккато», но и из всей этой ситуации с камерой. Просто не находиться в ней было бы для Тамары высшим счастьем. Жаль, что не получалось.
— Ладно, как скажешь… — непонимающе пожав плечами, Саша отстранился и больше ничего у неё не спрашивал.
«1206… 1206…»
После занятий, дождавшись, пока Лебедева уйдёт, Тамара решилась действовать. Ребята, о чём-то болтая, обувались на пороге.
Незаметно скользнув в Светин кабинет, Тамара нашла сейф с камерой. Склонилась над ним, тяжело дыша. Дрожащими пальцами ввела нужный код и щёлкнула замком. Отворила тяжёлую дверцу.
Камера была внутри и, кажется, ненадолго. Тамара смотрела на неё какое-то время, размышляя о том, что всех обманывает. В том числе и саму себя. Ведь она создаёт видимость, что ничего не происходит, и что от неё ничего не зависит: ну подумаешь, открыла сейф, ну откуда она могла знать, что…
— Тамара, — раздался голос, и та от неожиданности даже вскрикнула, захлопнув дверцу сейфа и прижав себе пальцы. Вскрикнула ещё раз, теперь от боли.
— Ауу!..
У входа в кабинет стоял Саша. Смотрел на неё непонимающе.
— Проваливай отсюда, — сказала Тамара, сжимая больной палец. — Чего тебе?
Саша прошёл вперёд, встав рядом с ней.
— Что ты тут делаешь? — её грубость он, кажется, всухую игнорировал.
— К-камеру проверяла, — на ходу придумала Тамара. — Смотрела, на месте ли.
— Ну и как, на месте?
— Да.
— Классно. Закрывай сейф и пойдём.
— А… Ага…
Она встала и отошла от сейфа, направившись к выходу…
— Ты не закрыла.
Саша сунулся вперёд, но Тамара остановила его.
— Аммм… Не нужно его закрывать.
«Какого чёрта ты творишь?!»
— Что? Почему это? — удивился Саша.
— Амм, ну. Ведь. Серёжа сказал, что всё равно завтра унесёт камеру. И…
— Ну и что? Код-то он знает. Нет, слушай, нужно закрыть, мало ли…
— Нет, не нужно, — настаивала Тамара, прекрасно осознавая, что с каждой секундой ухудшает ситуацию и усложняет свои будущие объяснения. Она усиленно старалась придумать причину, почему не стоит закрывать сейф, но слишком нервничала, и уже чувствовала, что готова сорваться на крик, если это поможет. В то же время, противоречивые чувства обострялись: она испытывала смутное желание просто согласиться и уйти, наплевав на всё, но при этом помнила угрозы Перепелицы. Помнила её слова про Ромку.
«Если в этом сейфе действительно его деньги на операцию, то…» — такая мысль помогла Тамаре набраться решимости.
— Саша, — спокойно сказала она. — Просто поверь мне. Я знаю, что делаю. Я всё тебе объясню позже. Давай просто оставим сейф открытым и уйдём отсюда. Так. Нужно.
— Кому нужно?
— Мне. «Стаккато».
Саша какое-то время помолчал, с сомнением вглядываясь в её лицо: не шутит ли она случаем?
— Слушай, теперь мне любопытно. Расскажи, почему ты так настаиваешь, и мы просто уйдём отсюда.
— Скоро клуб закроют.
— Хуже от этого нам обоим.
— Саша, это не игра.
— Я прекрасно понимаю. На эту камеру сняты все наши дубли, стоит она дохрена, да ещё и принадлежит не совсем нам. Именно поэтому мы положили её в этот сейф. И именно поэтому его закрывают на…
— Ты ничего не понимаешь!!! — выкрикнула Тамара в нетерпении.
— Именно. Так что объясни. И без криков…
— Не могу!
Её убивало то, что стоящий перед ней Саша Солнышев по какой-то причине беспрекословно в неё верил. Судя по его лицу, он действительно не понимал истинной причины Тамариного упрямства, но последнее, в чём он мог её заподозрить — это в воровстве и пособничестве ему.
— Саша, — прошептала она, подходя ближе к нему. — Пожалуйста.
Ещё ближе. Они стояли в упор.
— Не спрашивай ни о чём, — сказала она, глядя прямо ему в глаза. — Давай просто уйдём отсюда.
Робко взяв его за руку, она вывела его из Светиного кабинета и прикрыла дверь. В клубе стояла тишина. Без ребят «Стаккато» казался слегка покинутым. Мельком оглядев зал, Тамара явственно почувствовала, что предаёт место, которому чуть не дала закрыться.
— Тамара, — Саша остановился у двери. — Я хочу знать, что происходит.
— Я не могу просто взять и рассказать тебе это!.. — резко сказала ему Тамара.
Гулкое эхо разнеслось под сводами пустого зала. Перепелица могла прийти в любую минуту, и встречаться с ней не хотелось совершенно. А Саша Солнышев, неожиданно набравшийся упрямства, по какой-то причине не спешил уходить — и это злило.
Саша шагнул к ней.
— С тобой сегодня с самого начала что-то творится, и я не могу понять что. Скажи: как это связано с камерой? Я не стал бы к тебе лезть, но… то, что в этом сейфе, касается не только тебя. Но и всех нас. Того, что мы снимали. Все вместе. Поэтому важно, чтобы камера была в безопасности. Почему ты нервничаешь из-за такого пустяка?..
— Да потому что Ромка может умереть!!! — голос Тамары чуть не дошёл до визга.
Наступила звенящая тишина. Тамара уже ничего не понимала. Она не знала, как поступить правильно, окончательно запуталась в своих попытках обмануть Сашу, и правда вырвалась из неё. Обессилев, она сказала совсем тихо:
— Ромка… болеет. Ему нужны деньги.
Саша поднял брови.
— Ты серьёзно хотела украсть камеру?..
— НЕТ! — лицо Тамары отчаянно раскраснелось. — Я… просто… должна была оставить её открытой. Тогда Ромина мама… забрала бы её…
Шокированный Саша смотрел на неё во все глаза.
— О чём ты… говоришь… как бы она её забрала, здесь же эта Перепелица клуб закрывает…
— Она и есть Перепелица, — Тамара шмыгнула носом. — Ромина мама это и есть Перепелица. Но она не родная ему. Саша… пойдём. Пожалуйста. Уйдём отсюда…
— Ну уж нет, — сказал Саша, медленно покачав головой. — Нельзя.
Он отступал к Светиному кабинету.
— Саша, пожалуйста!!!
Тамара кинулась на него, и Стикер выскользнул из вспотевших ладоней. Покачнувшись, Тамара упала на Сашу, вцепившись в его рубашку, и посмотрела на него отчаянными глазами.
— Саша. Не надо. Я же говорю, Рома…
Почувствовав, что глаза намокают, Тамара спрятала лицо.
— Он давно мне рассказывал, что болеет. Вот он и пропадал в больницах… пропуская занятия. А теперь у него всё серьёзно… И Перепелица, она… сказала, что на операцию у них совсем нет денег…
Плечи её тряслись.
— И если… если не будет денег… не будет этой камеры… то он может не выжить…
— Даже если так, — Саша взял её за плечи и потряс, заставив поднять глаза. Посмотрел в них. — Даже если так. Это не выход. Никакой камеры она не получит.
— Как ты можешь так говорить?! Он же умрёт!!! А ЭТО! ВСЕГО ЛИШЬ! КАКОЙ-ТО! СРАНЫЙ! ФИЛЬМ! — выкрикивала она каждое слово, пытаясь вырваться.
— А с каких пор тебе стало насрать?! — закричал на неё Саша, не отпуская. Тамара впервые слышала таким его голос. — Ты серьёзно готова вот так взять и наплевать на всё, что мы сделали?! Делали всё это время?!
— Нет!!! Но что мне остаётся?! Я просто не хочу, чтобы он умер!
— Слушай. Послушай меня! — сказал Саша громче. — Она могла собрать денег. Она могла пойти работать. Если бы Рома её заботил, эта Перепелица могла сделать всё, что угодно; найти работу, взять денег в долг, попросить знакомых; в соцсетях запостить просьбы, штуки привлечь, на всякие болезни деньги с необходимыми документами собираются на раз-два!!! Но она не сделала даже этого. Ты понимаешь, что она решила просто грабануть нас?! Просто узнав, что тут камера, она решила на нас нажиться?!
— Но у них нет времени…
— Времени нет?! Серьёзно?! — Саша, кажется, всерьёз разозлился. — Сколько месяцев Рома уже болеет?! Он ещё в грёбаном январе пропадал в больницах! И эта швабра нихера не сделала! А теперь она просто…
— Но какая теперь разница?! Рома может умереть, ему нужны деньги, это всё, что важно!
— Деньги ему, может, и нужны. Но не такими методами. Иди умойся и обувайся. Мы уходим. А она… Никакой ей камеры, короче.
Тамара больше ничего не говорила: лишь стояла и плакала, а Стикер валялся где-то там, на далёком полу. У неё не осталось сил, чтобы препятствовать Саше, в первую очередь потому что он был прав, а она это понимала. Но при этом ей было бесконечно горько от того, что она чуть не совершила, в чём её уличили и что будет теперь.
Сашины руки легли ей на плечи.
— Слушай. Завтра мы расскажем обо всём в «Стаккато». И мы обязательно что-нибудь придумаем. Пусть мы с Твариным не очень-то близкие друзья, но он, как минимум, нам не чужой. Он тоже стаккатовец, и тоже снимался в фильме. Ещё и на главной роли. Так что… Мы вместе его выручим.
Его ладонь сжала руку Тамары. Голос, всё такой же уверенный, стал чуть тише.
— Это на самом деле очень круто… как далеко ты хотела зайти ради него. Это мне в тебе всегда нравилось. То, что ты не боялась перейти грань, если это было нужно. Всегда наобум неслась вперёд, вместо того, чтобы сидеть и размышлять. Многие скажут, что это недостаток, но я думаю, что ты супер, Многоножка.
Никогда до этого Тамарино прозвище не звучало с таким теплом, с такой добротой и лаской. Поэтому, поддавшись моменту, Тамара ответно сжала Сашину руку.
— Спасибо.
Саша Солнышев неуклюже потрепал её ладонью по голове.
— Ромка выживет. Я тебе это обещаю.