Муж мой. Враг мой. Дракон

Глава 13. Ты узнал все, что хотел?

Но когда Фэнрид поднял на меня глаза, они оказались удивительно ясными для отравленного. В них не было ничего, что я ожидала: ни гнева, ни серебра, как если бы он меня проверял, ни усталости.

— Как ты считаешь, — прищурился он, поглаживая тыльную сторону моей ладони большим пальцем, но я никак не могла расслабиться и выглядеть естественно, ожидая худшего, — для наших королевств есть шанс примириться?

К этому времени дарители, наконец, закончились, предоставив нам немного уединения, возможности спокойно поесть и даже поговорить.

Мое сердце стучало как барабан, и муж мог услышать его безо всякой магии. Поймет ли он, что я что-то скрываю? Или решит, что волнение обусловлено его внезапной близостью?

Что ему ответить? Приторно солгать «да, конечно»? Какая разница, ведь послезавтра он будет мертв!

— Нет.

— Почему? — склонил он голову, разглядывая меня так пристально, будто пытался считать мои эмоции по лицу, раз уж его магия против меня бессильна.

— А ты как думаешь? — ненависть, запертая глубоко внутри на время свадьбы и пира, вырвалась на волю неудержимой волной, стоило только «поднести спичку к готовому воспламениться пороху».

Все то, что я чувствовала к тумелонцам и конкретно к принцу, потребовало немедленного выхода, как пар, долго находившийся под давлением в печи.

— Вы хотите захватить наши земли!

— Вы хотите ровно того же самого, — холодно заметил Фэнрид, и я возмущенно набрала в грудь воздуха, но сказать свое мнение так и не осмелилась.

Какой смысл объяснять? История — свидетель, кто прав, а кто нет. Вот только летописи пишут победители, и когда мы выиграем, правда окажется на нашей стороне!

— Вы напали первыми!

— Ты в этом абсолютно уверена? — на волевых скулах принца заиграли желваки, но он ведь сам затеял этот спор, чего ж теперь злиться.

Нашел, о чем разговаривать с принцессой! Разве в его глазах я не наивная девица, всего лишь проданная в уплату непродолжительного перемирия?

— Ты сам-то как считаешь? — задрала я бровь, ненавязчиво пытаясь высвободить руку, но пальцы мужа превратились в путы, из которых невозможно выбраться. — Думаешь, война вот так возьмет и прекратится только потому, что мы поженились?

— Твой отец предложил хорошую цену за это.

Переполнившись гневом, я судорожно сглотнула. Знала я об этой цене: земли нашего севера до самого залива Лой и я в придачу. Будет ли ненасытному Тумелону этого достаточно?

— Ты всерьез считаешь, что уступка Соторика остановит кровопролитие? — фыркнула я скептически.

— Это хорошее начало переговоров, — предположил Фэнрид, и я сердито надула губы.

Неужели он не понимает, что это значит для жителей деревень, перешедших под власть его королевства? Он думает, солдаты Тумелона их облагодетельствуют? Не знает, что они будут просто убиты, а их дома сожжены дотла, если они не успеют покинуть свои дома или сознательно решат не уезжать?!

— Но вы же не оставляете никого в живых! Вам нужна пустая земля! Вы нас просто истребляете!

— Только нелояльных, — возразил Фэнрид, и я презрительно скривилась, потому что таковыми в его глазах, видимо, были все, даже дети и женщины. — Мы не можем оставить врагов в тылу. Это законы войны, ничего не поделаешь. Ты сама-то много у себя видела военнопленных?

И снова я набрала в грудь воздуха и не нашлась, чем возразить. В наших тюрьмах никаких пленных не было, но наверняка это потому, что менять их попросту было не на кого. Насилие порождает насилие, что верно, то верно.

Но мысль о том, что происходит с захваченными тумелонцами там, на линии фронта, мне совершенно не понравилась. Исключительная правота одной стороны перед другой дала трещину, когда я представила, что наши солдаты ничем не лучше, если делают то же самое, что враги.

И хотя я все еще считала главным виновником конфликта того, кто первым напал на соседа, сомнения мной уже овладели. Сомнения, которых я никак не могла себе позволить.

— Ваши имперские амбиции простираются слишком далеко, — покачала я головой. — Вам же мало будет этого куска. Вы хотите взять всё до самых песков.

— Чем плохо, если два королевства объединятся в одно? — проговорил принц, и серебро вдруг замерцало в его темных глазах, будто ему тоже сложно стало контролировать гнев. — Война продолжается, только пока есть кому и за что сражаться. Нет чужой земли — нет врагов — нет и причины.

Так и знала, что в этом состоит его цель! Заставить отца подписать капитуляцию и отдать бразды правления одному королю — разумеется, победителю.

— Почему бы тебе просто не отвести войска? — сквозь сжатые зубы процедила я, не сумев сдержать раздражения. — Это же так просто.

— Говоришь так, словно бывала на линии фронта и знаешь, как все устроено, — уголок красивых губ приподнялся в недоверчивой полуулыбке, не коснувшейся стальных глаз.

И опять мне нечем было крыть: нет, не бывала. До меня доходили лишь слухи и общее настроение народной массы.

Это принц и пытался мне донести? Что я, будучи глупой женщиной, не разбираюсь в политике?

Чем тогда он отличается от меня? Только тем, что пытает врагов своей страшной магией, выбивая из них всю правду?

Никогда и никто не видел его в рядах солдат, а вот на праздной охоте — пожалуйста. Пока люди умирают, он развлекается!

— Ты узнал все, что хотел? — силой выдернула я руку, больше не намеренная оправдываться.

Тумелон — наш враг, а Фэнрид — главное зло, которое нужно искоренить, чтобы война закончилась. Нет врага — нет причины, — сам так сказал!

— Да, — мрачно молвил принц, и по моей спине побежал неприятный холодок, потому что я услышала в его интонации подтекст.

Что такое он выяснил в разговоре со мной, чтобы говорить так уверенно

Может, он уже взломал мою барьерную руну, а я этого даже не заметила? Может, болтовня была простым отвлечением, чтобы ментально прощупать меня незаметно?

Неспроста же он так настырно держал меня за руку! Что если прикосновение увеличивает его способности, и он только что прочел все мои мысли каким-нибудь замудреным магическим способом, о котором даже магистру Эласару неизвестно?

Что если он слушал мое сердцебиение и по нему изучал мои ответы? Кто-то мне как-то говорил, что когда человек лжет, его сердце начинает колотиться в два раза быстрее, а когда говорит правду, ритм остается спокойным и ровным.

Я отчаянно анализировала наш политический диалог, пытаясь угадать, что принц мог по нему узнать, какие мои тайны.

Но когда Фэнрид взял свой бокал и с ухмылкой повернулся ко мне, я поняла, что нет причин для волнения: если б он подозревал, что в вине яд, стал бы допивать его до конца?

А он пил. Сделал маленький глоток, будто смакуя. И еще один, глядя мне в глаза.

Я в ответ смотрела на него, не мигая.

«Стой»! — хотела шепнуть в последнюю секунду, но так и не нашла в себе силы остановить его.

Язык прирос к нёбу, пока я поднимала дрожащей рукой свой бокал, наблюдая за уменьшающимся количеством отравленного вина.

Был ли смысл признаваться в предательстве именно сейчас, когда гибель мужа неминуема? Стоило ли навлекать на себя его гнев напрасно, когда его уже ничто не спасет, ведь противоядия не существует?

Все шло, как запланировано. Почему же меня вдруг так обеспокоила его будущая смерть?

Все дело в секретах, на которые он намекнул в нашей беседе? В его заблуждениях, которые мне теперь хотелось развеять? Доказать ему, что он неправ?

Будто я поддалась глупой надежде, что разговор по душам способен смягчить ледяное сердце злодея. Будто если я расскажу ему о бесчинствах, об убийствах невинных, он тут же воскликнет «ой, я не знал» и отдаст приказ солдатам прекратить.

Святая наивность. Глупые женские мечты, что любовь может творить чудеса.

Или это потому, что он смог посеять во мне сомнения? Все не так однозначно, как казалось на моей — праведной — стороне?

Я чего-то не знаю о текущей войне, доверчивую принцессу не посвятили во все детали, и то, о чем знает супруг, способно в корне поменять мое представление?

Я всегда была пытливым и охочим до тайн человеком. Соторик не раз повторял мне, что я не должна забивать голову политикой. И все же я не послушалась отца и оказалась в самой сердцевине политических интриг: согласилась стать настоящим троянским конем, отравительницей, убийцей.

Говорила себе, что смогу. Но теперь, глядя в темные и спокойные глаза мужа — не такие уж и холодные, не настолько и равнодушные и уж точно сейчас не жестокие, — я уже не была так уверена, что вынесу возложенное на мои плечи бремя.

Мне хотелось выбить из руки принца смертоносный бокал. Вдруг половины капли яда окажется недостаточно, и Фэнрид все-таки выживет? Вдруг еще не слишком поздно все исправить?

Мое сердце грохотало в груди все сильней, а на лице наверняка отражался возрастающий страх, переходящий в ужас.

— Ты что-то хочешь мне сказать? — тихо проговорил Фэнрид, так и не отведя взгляд. Цепкий. Нечитаемый. Пронзительный.

Он знает.

Это очевидно, он видит меня насквозь. Тогда почему продолжает пить?!

— Нет… — хрипло выдавила я, вспомнив о своем долге с величайшим сожалением, которое ничем невозможно объяснить.

Что это, снова магия? Отчаянное желание сначала разобраться во всей ситуации? Что со мной происходит?

Или это его красивые глаза действуют так на меня? Смазливая мордашка, как сказал Арис, банально меня покорила?

— «Нет», — мрачно повторил принц и разорвал контакт глаз, отвернувшись к пирующей толпе и словно бы потеряв ко мне весь интерес.

Мне показалось, что по его лицу прокатилась черная тень разочарования.

Но затем муж улыбнулся в никуда — ледяной, опасной и мстительной улыбкой, от которой мой желудок совершил тошнотворный кульбит, — и… осушил свой бокал до дна, ни секунды больше не колеблясь.