Обманщики

Глава одиннадцатая

Лэнс-Даффадар Рикирао сказал: «Это не ошибка. Посмотрите на их дисциплину! Я их обыщу, а потом мы отвезем их всех обратно в Хапу. В их багаже может находиться некоторая добыча».

Сам Вильгельм был слишком потрясен своим суждением, чтобы отдать приказ; но он не мог отменить его после того, как Рикирао высказался. Уланы выстроили путешественников в очередь на краю вспаханного поля и начали обыскивать их вещи. Путешественники причитали в знак протеста, и Уильям впервые внимательно посмотрел на них по отдельности. Когда его глаза переходили от человека к человеку, его сердце начало биться. Два из них, конечно, а может быть, и три, достаточно точно соответствовали подробным описаниям, данным паромщиками в Чихли, и более смутным воспоминаниям информаторов в деревнях к северу от Тарадехи.

Чандра Сен стоял в стороне между двумя слугами, которые несли его комплект. Уильям узнал в одном из них угрюмого сторожа Бхиму и на мгновение удивился. Деревенский сторож был служащим общины, а не личным слугой пателя. Затем он вспомнил, что сторожа обычно делили свои обязанности и зарплату с членами своих семей. Не было никаких причин, по которым Бхиму не должен был сопровождать Чандру Сена в его регулярных зимних путешествиях.

Патель призвал своих попутчиков вести себя тихо, не беспокоиться и делать то, что им говорят. Каким-то образом, не двигаясь, он перешел на другую сторону и силой своей личности и внешности теперь должен был причислиться к уланам. Войска уважительно называли его «господином». Рикирао видел и слышал. Его сильно укушенное маленькое лицо сжалось; он резко сказал: «Ты! Присоединяйтесь к остальным».

Чандра Сен осуждающе поднял брови, посмотрел на Уильяма и сказал: «Коллекционер знает меня, Даффадар-сахиб-бахадур».

Все призраки официального неодобрения снова бросились на плечи Уильяма. Рот Рикирао был уложен тонкой, жесткой линией. Чандра Сен ждал с пассивным достоинством.

Уильям сказал: «Извините, Чандра Сен, но кто-то мог что-то спрятать в вашем наборе без вашего ведома». Тень, что-то смутное и новое, что-то среднее между болью и угрозой, затуманила лицо пателя. Наконец он вежливо поклонился, и Рикирао сам начал развязывать узлы, которые слуги несли на головах.

Вскоре за его разбросанными вещами стояли все невредимые путешественники. Уланы спешились и встали напротив; солдатские лошади были привязаны группами к деревьям в джунглях за ними. Один солдат лежал мертвым в поле боя, еще двое получили ранения. Четверо путешественников сидели на земле и стонали из-за синяков и ударов копьями. Все были измотаны и вспыльчивы. Солнце высушило их мокрую одежду, и из нее поднялся пар.

Уильям напряженно встал и начал осматривать багаж. Он не надеялся на многое. Даже если некоторые из этих людей были грабителями, за время долгой борьбы у них было достаточно времени, чтобы выбросить улики. Он обнаружил, что в их багаже не было непропорциональных коллекций ценностей, а обыск их лиц не выявил большего. Рикирао приказал своим людям исследовать прямую кишку каждого путешественника, которая была обычным местом укрытия драгоценных камней. Чандра Сен побелел от гнева, услышав отданный приказ, и Уильям вмешался, чтобы спасти его от этого последнего унижения. С долей злобы, вспоминая злобные собаки, он ничего не сделал, чтобы помочь сторожу. Шум путешественников достиг апогея возмущения, когда они расстегнули набедренные повязки и наклонились.

Ничего подозрительного поисковики нигде не нашли. Драгоценности там были, по сути, и когда Уильям спросил о них, путешественники сказали: «Это мое… это моей жены… то, что я купил две недели назад… это деньги на обратный путь». Он не смог опровергнуть то, что они сказали.

Когда обыск закончился, он допросил каждого мужчину по отдельности, спрашивая, кто он, откуда он приехал, где и с кем провел последние четыре ночи и куда идет. Сначала он поговорил с Чандрой Сеном.

Патель сказал, что едет навестить своего старшего брата в Нагпуре. «Как ты знаешь, сахиб, в это время года у меня есть обычай навещать своих родственников. Сельский клерк всегда хорошо выполнял мои обязанности во время моего отсутствия, не так ли?» Продолжая, он сказал, что покинул свой дом неделю назад и отправился в Кхапу через Тендукхеду, Патан и Шахпуру, где ночевал у друзей. Его тон, хотя и вежливый, и спокойный, нес в себе нотку сочувствия. У Уильяма усилилось чувство тщетности.

Патель огляделся, давая показания, и, убедившись, что его не подслушают, прервался, чтобы пробормотать: «Сахиб, я молю тебя быть осторожным в том, что ты делаешь. Я не знаю, сколько из этих путешественников — влиятельные люди. Я боюсь, что адвокаты в Хапе доберутся до них, если вы вернете их всех туда под арест, как я слышал от даффадара. Они все подумают, что у них есть основания подать на вас в суд. Будет много неприятностей. Г-н Уилсон приедет из Сагтали, как он это сделал в случае».

«Этих других» Уильям упорно прерывал. «Где вы с ними познакомились?»

Патель пожал плечами. «Некоторые из них находятся по дороге сегодня утром. Тот, конечно, и те двое, которые похожи на братьев»—, — указал он подбородком. «Большинство остальных в Хапе. Этот маленький толстяк говорит, что он серебряных дел мастер; он присоединился ко мне в Шахпуре».

«Ты там пересек Нербудду?»

«Конечно, сахиб. Я же говорил, что прошел через Патан, и где еще я могу пересечь его?»

Уильям внутренне застонал. Чандра Сен, его единственный надежный свидетель, не пользовался паромом Чихли и, следовательно, не спускался по крутой тропе из Тарадехи, где были совершены убийства. Тем не менее, он был рад, что ему не придется везти патель обратно в Кхапу — или, возможно, в Мадхью—, чтобы засвидетельствовать признание других путешественников.

«Спасибо, патель-джи,» - сказал он. «Пожалуйста, оставайтесь здесь, пока мы не закончим это на случай, если нам понадобится ваша помощь. Затем продолжайте свое путешествие. И мне очень жаль, что нам пришлось вас остановить».

Его допрос других заключенных был сосредоточен на троих, которых он узнал по описаниям, данным в Чихли или за его пределами. Он вздохнул легче, когда каждый по очереди отрицал, что пересек Нербудду в Чихли. Все трое заявили, что пользовались оживленным паромом в Бармхане, где непрерывно работали три лодки. Неуверенность и смущение Уильяма начали улетучиваться. Эти люди были положительно описаны и будут положительно признаны свидетелями, давшими описания. Они спустились через Тарадехи и переправились в Чихли. Они сказали, что нет. Если они невиновны, почему они должны лгать о своем маршруте?

Видя, что их не собираются казнить на месте, все трое начали протестовать с растущим гневом — они были занятыми людьми, не могли ждать, у них были важные дела. Уильям сохранил свою решимость и, несмотря на беспокойство Чандры Сена, покачав головами, все трое были официально арестованы. Остальных путешественников он отпустил. Они как можно быстрее собрали вещи и поспешили на юг. Чандра Сен и его слуги ушли последними. Вильгельм сдержанно и торжествующе помахал им рукой, а патель покачал головой и удрученно помахал в ответ.

Ближе к вечеру, после того как группа похоронила погибшего солдата, Уильям и уланы отправились в долгое путешествие обратно в Хапу. Трое из уставших лошадей должны были нести как пленных, так и копейщиков. Вскоре после старта Рикирао с криком сдержался.

«Там что-то яркое! Бульдео, иди и возьми его».

Копьеносец соскользнул на край участка тигровой травы у дороги, отдал поводья товарищу, чтобы тот держал их, и пошел вперед. Трава развевалась, и он вышел с разочарованным выражением лица.

«Только кирка, Даффадар-джи. Мне его выбросить?»

Он поднял его, и подопечный Рикирао уклонился от яркого блеска стали, приближавшегося к его глазу. Уильям позвонил, «Нет! Принеси это сюда».

Лансер дал ему это. Он был ярким, чистым и узорчатым, как и другой. Он не мог сказать, были ли эти двое совершенно одинаковыми или лишь в целом похожими. Он проверит, когда вернется в Хапу. Он заправил рукоятку между кобурами на передней части седла и поехал дальше.

Эти кирки имели странный рисунок и размер, и за ними необычайно хорошо ухаживали. Он никогда раньше не видел ничего подобного, а теперь за несколько дней нашел двоих. Он подумал о сломанных телах и ямах, вырытых для них, и более внимательно посмотрел на инструмент.

Они достигли Хапы в полдень следующего дня. Придворный чупрасси Георгия забрал заключенных и, громко жалуясь, отвел их в местную тюрьму. Двое адвокатов» зазывал проснулись от дремоты на территории здания суда и побежали за ними. Шум утих на улице.

Мэри вышла из бунгало Джорджа. Внезапно Уильям очень устал и покачался на каблуках, когда она протянула руки. Он неуклюже похлопал ее по руке. «Со мной все в порядке. Кто-нибудь из других сторон кого-нибудь поймал?»

«Да, шесть. Тебе нужно лечь. Что случилось?»

«У нас была небольшая битва, и она оказалась с Чандрой Сеном». Он нахмурился, глядя на нее. «Вы сказали, что арестовали еще шестерых? У меня их три. У нас нет адекватных описаний для девяти человек. Некоторые из них, должно быть, невиновны».

Четыре описаны в Чихли. Один — скажем, два — дальше. Четыре и один составляют — девять? Земля дрожала под его ногами, а ступеньки были очень крутыми. Мэри поддерживала его, пока он не добрался до зала за залом суда и не плюхнулся в кресло.

Его ждали Джордж и полковник кавалерии. Они выглядели обеспокоенными, и он слышал, как они говорили, но не мог ясно понять. Влажная жара долины Нербудда опустила высокий потолок, чтобы угнетать его и сжимать голову. Они все разговаривали, он с ними, и разговор не шел ни в каком направлении и не достигал никакой цели.

На основании описаний, данных для пяти или шести человек, они задержали девять путешественников. Ему придется увидеть их всех, но ситуация не изменится, потому что он знал, что некоторые мужчины будут похожи друг на друга. Они будут иметь усредненность, так что два из них будут соответствовать каждому описанию. Сами описания пересекались; теперь было не совсем ясно, были ли в каждом случае один или два человека имелось в виду.

Из девяти заключенных только трое заявили, что пользовались скальной дорогой Тарадехи и паромом Чихли. Поисковики не обнаружили никакой компрометирующей добычи ни у кого из них, ни среди сторон, с которыми они были при аресте. Лошади убитого тхакура и его родственника исчезли.

Голова Уильяма покатилась вперед под действием собственного веса. Снова и снова он осторожно проводил рукой по волосам.

Мэри сказала: «Все, что мы видели из комплекта тхакура в Мадхье, это то, что он носил или демонстрировал. Мы должны выяснить, с какими именно драгоценностями и ценностями он вышел из дома и спрятал бы их в своем багаже. Затем мы можем сравнить список с тем, что есть у этих людей».

Джордж покачал головой. «На это уйдет шесть месяцев. И как нам доказать, что тхакур не продал часть своих драгоценностей по дороге? Мы не можем никого задерживать на шесть месяцев без каких-либо доказательств, не так ли, Уильям?»

Маленький яростный огонь начал согревать яму желудка Уильяма. Он не был умен, и это было хорошо известно. Но если бы он что-то обдумал и держался сам за себя, несмотря на все разочарования, и если бы Мария держалась за него, он оказался бы прав.

Он сказал: «Шестеро из этих людей поклялись, что не пользовались дорогой Тарадехи. Я собираюсь отвезти этих шестерых обратно по этой дороге. Их узнают — некоторых из них. Тех, кого я собираюсь задержать. Я собираюсь сделать то, что предлагает Мэри. Я узнаю о них все, даже если им придется сидеть в моей тюрьме год, и я узнаю все о тхакуре».

«Это хорошая идея,» - Джордж быстро ворвался, вскочив на ноги. «И вы будете держать заключенных в Мадхье и проводить там суд, что?»

«Да, это кажется разумным».

«Я думала, что судебные процессы должны проводиться в районе, где было совершено преступление, — сказала Мэри жестким голосом.

Джордж сказал с хрупкой насмешкой: «Вы совершенно правы, мэм. Ты делать много знаю о гражданском праве! Но, во-первых, этих людей в любом случае придется отвезти по дороге в Мадхью, чтобы свидетели могли их опознать. И, во-вторых, окружной магистрат всегда может потребовать передачи дела в его юрисдикцию или из-под ее юрисдикции при наличии веской и достаточной причины».

Полковник взял свою шапску и сдул пыль сверху. «Разговор-разговор закончен? Я так понимаю, вы хотите, чтобы я сопровождал этих негодяев в Мадхью?»

Уильям устало кивнул, и полковник вышел из комнаты.

Уильям поднялся на ноги. «Надо… осмотреть троих… которые не отрицают… что они прошли через Тарадехи. Думаю, я… отпущу их. Конечно, они тоже могут быть убийцами… не стоит продолжать… на этот раз…»

Мэри взяла его за локоть и крепко покачала головой. «Мистер Энджелсмит, могу сделать это для вас. Ты сразу идешь спать».

Уильям был слишком уставшим, чтобы спорить, слишком уставшим, чтобы заметить обострение выражения лица Джорджа. Опираясь на плечо жены, он медленно вышел на жару.

Утром его отряд двинулся на север по дороге в Мадхью. Добравшись до деревни Андори на южном берегу Нербудды напротив Чихли, они остановились отдохнуть и Уильям послал за паромщиками. Владелец лодки вышел вперед со своими тремя помощниками. Сопровождающие уланы стояли или сидели на корточках в тени больших деревьев. Яркий солнечный свет падал сквозь ветви и выделял золотые украшения на их синей униформе. Лошади сначала опирались на одну ногу, потом на другую и беспрестанно махали хвостами мухам.

Уильям наблюдал за приближающимися паромщиками, и его сердце сжалось. Двигаясь вперед, они оглядывались на солдат и пленных. Уильям увидел, что их лица заметно закрываются, как устрицы, а на глаза опускаются вуали. Раньше, когда он разговаривал с ними, они делали все возможное, чтобы помочь ему, помня все, что могли. Они дали ему описания. Теперь мужчины, которых они описали, противостояли им. Возможно, они никогда этого не ожидали. Возможно, они изначально придумали эти описания, чтобы удовлетворить его и избавиться от него. Теперь все было по-другому. Эти заключенные не причинили им лично никакого вреда. До здания суда было далеко; дела долго доходили до магистрата; кто будет работать на пароме? На бумаге они ничего не записали. Устное слово можно было забыть, дезавуировать. Это была врожденная привычка индийских бедняков, порожденная бурными столетиями интриг, когда смена власти делала безопаснее забыть, чем помнить.

Уильям сказал владельцу лодки: «Ты помнишь меня. Три или четыре дня назад я спрашивал вас о людях, которые пользовались вашим паромом».

Старик осторожно моргнул, заколебался и, казалось, решил, что можно безопасно узнать Коллекционера Мадхьи.

«Да, сахиб. Я помню».

«Посмотрите на этих шестерых мужчин. Вы видели кого-нибудь из них раньше?»

Путешественники сердито посмотрели на паромщика. Паромщик медленно переводил взгляд с лица на лицо, в выражении его лица застыла упрямая глупость.

«Не думаю, что я когда-либо видел кого-либо из них раньше».

Мэри сердито воскликнула, и Уильям прикусил губу. Он повернулся и осмотрел заключенных. Один из них был совсем не средним, и, однажды вспомнив, его можно было забыть снова только намеренно. Он ужесточил свой голос. «Послушай, паромщик, ты сказал, что в тот день пересек границу невысокий и широкий мусульманин. Вы его описали. Вы сказали, что у него было лицо, изрытое оспой, и на левой руке не было указательного пальца. Видите этого человека здесь?»

Заключенный, второй слева, носил под тюрбаном мусульманскую куллу. Он был невысокого роста, широкий и рябой. На левой руке у него не было указательного пальца.

Старый паромщик внимательно осмотрел каждого из отдыхающих улан, затем позволил своему взгляду блуждать по пленным. «Я думаю, этот джентльмен — мусульманин, и у него на руке нет указательного пальца. Но он не тот человек. Я не помню, чтобы я когда-либо видел его в своей жизни». Остальные трое лодочников хором скулили: «Ни я, ни я, ни я».

Уильям вышел из себя. Он крикнул: «Ты лжешь» и повернулся к кавалерийскому джемадару, отвечавшему за эскорт. «Джемадар-сахиб, арестуйте их всех».

Теперь здесь никто не сможет пересечь реку. Путешественникам придется спуститься в Керпани или подняться в Шахпуру. Движение будет нарушено. Было бы много жалоб, и рассказы были бы переданы Сагтали. Уильяму было все равно.

Та же история продолжалась всю дорогу до Мадхьи. Свидетели, которые раньше вспоминал лица и причуды одежды, теперь забыл их.

Уильям мрачно продвигался вперед по выбранному им курсу. Ему пришлось исследовать глубины окружающих его трясин. Он испытал дикое удовлетворение, действуя настолько нехарактерно. Он всегда был разумным и понимающим; было приятно не быть ни тем, ни другим. Его повесят не как ягненка, а как упрямого и разъяренного льва.

Он угрожал деревенским пателям, запугивал свидетелей и арестовывал всех, кто давал какую-либо информацию по делу. Его колонна росла, и когда солдаты эскорта въехали в Мадхью со звенящими трензелями и скрипящими седлами, между рядами прошли двадцать семь угрюмых заключенных.

В Мадхье не было места, где можно было бы разместить такую толпу. Уильям запер их в четырех камерах тюрьмы, где они подняли громкий воющий шум. Сделав это, в семь часов вечера он направился в свое бунгало. Когда он проходил мимо, горожане замолчали и украдкой посмотрели на него, чтобы увидеть, какой демон овладел им. Прохожие» зазывалы пробежали мимо него в противоположном направлении, к тюрьме, и подобострастно кричали, протискиваясь мимо.

В бунгало он направился прямо в свой кабинет, сел за стол и достал пергаментный лист. Мэри стояла рядом с ним. Он сказал: «Я не собираюсь отпускать этих людей, хабеас корпус или нет. Я собираюсь отправить всю нашу полицию, при необходимости на край Индии, чтобы отследить вещи тхакура и сверить их с тем, что было при этих заключенных. А теперь я расскажу твоему отцу, что я делаю».

Он начал писать постепенно, медленно формирующимися, крупными буквами: