Оборона дурацкого замка. Том 1. Том 2

Пролог

"Я должен быть сильным! Я выше этого!", — Привычная мантра не принесла успокоения, не спрятала подсердечную ненависть, страх или очередную боль за глупой маской весельчака, как у босоногих актеров с рынка. Кань расширенными глазами смотрел, как взрывается голова его брата веером густой жидкости и осколков, а в его собственных мыслях поселилась пустота.

Бывает боль, которую не выразить словами. Бывает скорбь, от которой не текут слезы. Кань всегда с показным пренебрежением относился к пустым мудрствованиям отца, но в глубине души восхищался им, пусть и считал, что никогда не поймет их истинного смысла. Теперь понял.

"Тебе еще рано, слишком молодой!" — Бывало отмахивался от него Вань. В такие моменты мать уходила просить в долг соседям, а отец пользовался затишьем и перехватывал остатки купленной братом байцзы. На пустой желудок она била сильнее любого вина, влет развязывала язык пожилому мудрецу. Но только ему, Каню, он отказывался растолковывать смысл произносимых фраз.

"Ты еще ребенок!"

Детство проходит, когда начинаются взрослые проблемы.

Тело Сяня медленно и безвольно осело на пол. Всего лишь пустые останки, никчемная оболочка бывшего человека, как старый панцирь у раков или цикад. Его брат. Его пустоголовый, безответственный, легкомысленный… единственный брат.

Сколько Кань себя помнил, именно он из всех мужчин в семье оказался наиболее хозяйственным. Сяня всегда интересовали только игры с друзьями, а затем поиски легких денег и пропивание жалких медяков в грязной халупе. Там старый калека продавал свой байцзы — самое дешевое и мерзкое пойло во всем Лаоцзяне. Человек настроения, брат мог быть любящим и ответственным, но надолго его никогда не хватало.

Отец же постоянно горел и бредил только древней, никому не интересной историей и пыльными свитками, которые пытался читать в краткие периоды отдыха от работы переписчиком. Добрый, в отличие от всех соседей, к детям. Как собственным, так и чужим, он все еще оставался слишком мягким для трущобной жизни. Мать говорила, что когда-то они жили на другой стороне города, где их отца уважали за его знания. Но это время давно прошло, сам Кань об этом не помнил, а его брат очень не любил вспоминать то время. Иначе слишком тяжко было бы принять новую жизнь.

Как бы то ни было, лишь сам Кань с детства помогал матери полоть огород, чинил прохудившуюся крышу, заделывал дыры в их лачуге, регулярно заменял охапки трав на полу, чтобы от них не шел гнилостный запах. И там же, в босоногом детстве, он научился испытывать настоящую ненависть.

Когда жирный чиновник бил склонившегося в униженном поклоне отца за ошибки, которые тот не совершал. Когда стражники на воротах щипали мать за задницу, а потом, когда она потеряла остатки былой красоты, отнимали у нее часть собранных фруктов. Когда приятели Сяня ссорились с ним и избивали за то, что тот не мог угостить их очередной порцией выпивки.

Пар он мог спускать лишь в виде шуток. Мягких — по отношению к семье. Злых и, иногда, хитрых и подлых — ко всем остальным. Бросить фекалиями в открытый паланкин смотрящего над кварталом во время фестиваля, чтобы затеряться среди людей, натереть маслом восковую табличку отца, кинуть жгучего перца в бутылку байцзы брата, запустить сколопендру в лачугу злых соседских детей, а потом кричать, что их было две.

Все изменилось, когда Кань увидел настоящего культиватора. Молодой господин в каких-то рваных тряпках, что держались на честном слове, заходил в город воистину царской походкой. И стражники, не зная его ни в лицо, ни на словах, покорно склонились перед жалким оборванцем, причем даже думать не смели о своих привычных поборах.

Староста квартала, перед которым стелилась мать, чиновник из службы отца, владелец дорогущего кабака "Сотня ли под водой" — все они тут же принимали подобострастный вид и пытались услужить безымянному чужаку, стоило ему только выпустить наружу свою ауру. Лишь главарь банды, в которую безуспешно пытался войти Сянь, попробовал надавить силой. И моментально лишился обеих рук. Незнакомец просто оторвал их с небрежным изяществом вознесенного.

"Ты должен стать умным и грамотным. У грамотного всегда есть деньги на чашку риса". Глупости. Сила, вот то, что заставляет людей вокруг ползать в ногах у молодого оборванца. Только она и ничто другое.

"Я должен стать сильнее", — Думал десятилетний мальчишка, склоняясь в поклоне перед человеком, который выгнал с работы отца. Выгнал, чтобы поставить туда безграмотного дурака — брата жены его младшего сына.

"Я стану сильнее, чем все они", — Клялся он, обстирывая всю семью, когда мать в очередной раз слегла, а отец бродил по улицам в поисках работы.

Однако теперь Кань всегда находил время на нехитрые тренировки ударов по бамбуку с намотанными на кулаках тряпками, стрельбу из пращи по мелкой живности (хотя это, в основном, ради еды), а также бег по улицам. Только привычка к шуткам никак не желала уходить, да он и не слишком пытался от нее избавиться. Пар тоже иногда стоило выпускать.

И вот, его мечта мало помалу начала превращаться в реальность. Пусть страшно, пусть больно и тяжело, но он чувствовал, как растет над собой. Радовался наставнику в учебе и дорогой алхимии, как у всех этих расфуфыренных аристократов, выкладывался до седьмого пота, чтобы на следующий день, час, минуту отметить собственный прогресс. Битва с демонами только распалила его жажду силы и признания. Он стоял, как тот пастух с непроизносимым именем из рассказа Саргона и убивал, УБИВАЛ огромных, злобных, невероятно сильных тварей. Это ли не лучшее доказательство его роста?

Даже последующее отступление, тяжкий бой и усталость от долгого боя не могли поколебать эйфории юного пращника. Он чувствовал себя нужным, чувствовал отряд и являлся им, единым целым. Силой, которая могла поставить на место даже того культиватора из его детских воспоминаний. Но тут его тщательно пестуемый мирок рухнул вниз обезглавленным телом брата.

"Если бы в аду Желтого Источника существовала справедливость, она была бы именно такой", — Возникла в его голове чудовищная мысль, но Кань не мог от нее избавиться теребил ее вновь и вновь в каком-то сладком мазохизме, — "Из-за Сяня мы попали сюда, в крепость Императора. Он разбил нашу семью уже сидючи в тюрьме. Из-за его длинного языка писцы проверили каракули отца и выслали нас. Из-за него мать умерла по дороге…"

"Тогда чего ты застыл и пялишься на его тело? Вон она, сила. Подойди и бери. Саргон, твой ровесник, без отца и брата добился большего, чем любой другой человек в отряде. Его уважают, к нему прислушиваются, его опасаются. Ты бы смог сейчас выйти один на один против десятника? Или броситься на демона так, как сейчас сделал он?"

"Не могу", — Все также апатично ответил сам себе Кань и услышал хруст, с которым тело его друга отлетело после удара демона. Саргон тяжело рухнул на плиты, несколько раз перевернулся, чтобы влететь в оружейную стойку, да так там и остался. Вот только Кань видел, как вздымается его грудь, но не видел крови в уголках рта. Саргон выживет, но никакой заслуги Каня в этом нет.

Он не мог ничем помочь против такого чудовища. Лишь стоял и смотрел, как сверкает дивным, серебристо-зеленым светом странный, неправильно изогнутый меч в руке Юлвея. Как хрипит фиолетовая тварь, не в силах увернуться от рокового удара. Как Акургаль, шатаясь, поднимается на ноги и бьет, бьет своим мечом по агонизирующему монстру.

Демон-культиватор дергается, машет лапами с изогнутыми когтями, но сколькие плиты под ним не дают и шанса для быстрого удара, и все его попытки пропадают втуне. Лишь перед самой своей смертью демон сумел отбить добивающий удар аристократа и взвыть диким, вибрирующим ревом. А позади Каня, с позиций другого отряда, вдруг раздалась ответная многоголосица. Одна из атак хорнов увенчалась успехом и теперь их остатки перелезали через небольшой бруствер, чтобы обрушиться на уцелевших защитников.

Странно, однако именно эти крики вырвали из ступора мальчишку-пращника. Кань вздрогнул, резко зашарил в заплечном мешке в поисках снаряда и наткнулся на голыш. К сожалению, практически все его железные пули для пращи лежали на самом верху, так что он потратил их еще в начале боя. Впрочем, даже с обычными камнями самый молодой член отряда может показать, чего на самом деле стоит.

Мерный посвист рассекаемого воздуха, гул отправленного во врагов камня. Один из хорнов, только-только высунувший рогатую голову над бруствером, получил камнем по лбу и упал обратно. Не убитый, но хотя бы ошеломленный. Все же без ослабления фармацевта и его же отвара демоны умирали очень неохотно.

Дальнейшая схватка превратилась в хаос. Кань не знал этого, но он уже когда-то сражался так, в наползшем на внутренний двор тумане (пусть и куда более разреженном, чем снаружи), слепоте, хаосе и разобщенности обреченных остатков защитников.

Временами впереди мелькали силуэты, что-то кричал Юлвей, который в этот раз взял на себя сразу трех хорнов, выбегали из клочьев серого марева багровые фигуры хорнов с наклоненными на бычий манер головами, отползал от драки Ма, бросив по дороге и свое копье и свою дубину, а меч Акургаля застрял в хорне. Десятник как раз с ругательствами вытаскивал его из раны, прежде чем их обоих поглотил туман.

Кань стрелял лишь наверняка, слишком боялся попасть по сокомандникам. Вот только, спустя каких-то пару минут, ситуация резко начала скатываться до критической. Истощенный прошлой техникой Юлвей едва выдерживал натиск трех демонов, когда подошедший сзади четвертый мощным ударом отбросил его на камни. Тот успел перекатиться, но потерял темп и скорость, вынужденно отступил к остальным людям

Туман медленно рассеивался и Кань понял, что оказался на периферии сражения. А впереди, между тем, разыгралась настоящая драма. Буквально в пяти шагах на холодной земле хрипел Юлвей, вцепившись здоровой рукой в предплечье демона. Чудовище насмешливо фыркало, будто не замечая хватки молодого воина, все сильнее и сильнее сдавливало горло благородному мечнику. Темные глаза твари лихорадочно блестели, оно откровенно наслаждалось убийством, пялилось прямо в бледнеющее лицо своего противника. Губы Чжана посинели, глаза уже стали закатываться, а одна из рук бессильно упала на торс, вслепую нашаривая лежащий неподалеку ятаган.

Рядом с ним из последних сил махал своим клинком Акургаль, отгоняя сразу двух монстров от бессознательного тела Саргона, над которым скалил зубы и слепо размахивал своим дурацким ножом фармацевт. Подвывал от страха Иккагецу, давно потерявший волю к сражению, кричал что-то Уру, то ли подбадривая сотоварища, то ли наоборот, стращая его казнью за дезертирство, а Камей злобно пыхтел и кое-как отмахивался копьем сразу от двух хорнов, слишком измотанный даже чтобы подняться на ноги.

Однако больше всего Каня поразил один из демонов, подошедший к трупу Сяня. Бесцеремонно откинув тело мертвого культиватора, монстр шумно втянул воздух, потом поднял труп новобранца за остатки шеи и снова принюхался. Удовлетворенно фыркнув, тварь наклонила голову, приставила один из рогов к груди мертвого воина. Резкое движение, и торс Сяня оказался вскрыт от ключицы до бедра. Демон снова выпрямился, запустил в только что нанесенную рану свою снабженную когтями ладонь. Несколько секунд сосредоточенного пыхтения, после которых монстр вытаскивает из человеческого тела небольшой кровавый комочек.

"Печень", — Понял Кань, борясь с тошнотой. Он впал в ступор и не мог пошевелить ни единой частью своего тела, даже если бы от этого зависела его жизнь. Впрочем, она и зависела, но сейчас перегоревшему мальчишке было на нее все равно.

Демон, между тем, внимательно осмотрел человеческий орган, довольно заурчал, а затем одним движением забросил печень к себе в пасть. Кань не мог услышать, как он чавкает, пожирая печень брата, но почему-то слышал все, издаваемые чудовищем звуки. Наконец, монстр решил, что достаточно прожевал ее, и его кадык дернулся, проглатывая страшное лакомство.

Съев печень, демон задрал голову кверху и издал торжествующий рев, еще более громкий, чем перед приступом стен крепости. Монстру тут же начали вторить разочарованные вопли собратьев, а шокированный пращник все никак не мог отвести взгляд от распотрошенного тела своего родственника, небрежно сброшенного обратно на землю.

— Прости меня, Сянь, — Прошептал юный воин. Он открыл было рот для яростного крика, но устало захлопнул его обратно. Неимоверным усилием воли потянулся за очередным снарядом, усиленно отгоняя от себя мысли вроде: "зачем я это делаю" и "все кончено".

Вдруг позади Каня раздалось характерное пыхтение. Все еще находясь под впечатлением от кровавой сцены, он, не раздумывая, прыгнул вперед, ласточкой ушел от взмахов когтей. Тело Каня среагировало не раздумывая, как на тренировке десятника. Тем самым, он сумел спасти себе жизнь, пусть и ценой вскрытого когтистой лапой мешка. Однако нормально сгруппироваться Кань все же не успел.

Земля встретила его жестко: он отбил себе спину, да еще и порезался о когти лежащей рядом твари. Отчаянно закружилась голова, путая местами верх и низ, но он упрямо встал, двинулся вперед. Туда, где лежала, оставленная погибшим Сянем, тяжелая палица.

Юный воин не знал, что будет делать, когда возьмет оружие в руки. Нападет на возникшего у него за спиной монстра? Попытается помочь умирающему Юлвею? Отомстит ублюдку, сожравшему печень Сяня? Или в панике начнет махать тяжелым оружием, пока один из демонов не оборвет его мучения?

"Я ведь не Саргон, чтобы героически победить всех своих врагов. Меня и на одно-то не хватит. Как бы поступил Дайвидь, если бы в бой с Гоу Ли Афом его бросили без любимой пращи?"

Странно, но Кань испытал мимолетное облегчение, когда увидел впереди еще одну тварь, наступившую своей широкой ступней на основание палицы. Значит просто смерть, безо всяких дополнительных опций. Что ж, возможно, это и к лучшему. Юный воин уже устал каждый раз радоваться и огорчаться, бояться и ликовать, впадать в отчаяние и чувствовать надежду.

"О великий Митра… Нет, о милосердная Гуань Инь, пусть это все уже закончится", — Подумал он, безучастно наблюдая за идущими к нему чудовищами. Не было ни сожалений, ни страха смерти. Он сделал все что мог и даже больше. Как и его брат, соратники, десятник. Как и его первый друг.

"Мне просто не повезло", — Горько вздохнул он, глядя, как заносит руку для удара ближайший к нему демон.

Кань уже не мог убежать, даже если бы захотел. Ноги налились свинцом, не позволяя сделать ни шагу, горло сдавило, а на плечи опустилась такая тяжесть, что мальчик с трудом удержался на ногах.

"Неужели коварное бессилие от корня, как предупреждал отец? А, какая теперь разница…". Он закрыл глаза, напряженно ожидая свиста разрезаемого воздуха и ослепительной боли. Секунда, другая, третья.

Юный воин недоуменно открыл глаза. Он знал, что за это время до него добрались бы все четыре твари. Однако они просто проигнорировали легкую добычу. Или нашли себе более подходящую цель.

Кань осторожно открыл глаза, ожидая увидеть перед собой оскаленные морды демонов. Он все еще оставался жив, и все еще не понимал — почему.

"Может быть я уже умер? Или я не почувствовал боли, потому что мне перебили хребет? Отец рассказывал о такой женщине…" — С отстраненным интересом подумал он.

Однако никаких ран на своем теле юный воин так и не обнаружил. Как не обнаружил и напавших на него монстров. Впереди вообще не осталось никого — лишь сочащаяся кровью земля, мертвые тела, и окутывающая все молочно-белая дымка. Вобщем, все то же, что и пару секунд назад, но без убивающих его соратников чудовищ.

Мальчик удивленно моргнул, и, наконец, догадался оглядеться по сторонам. Ожидаемо, все напавшие на него ранее твари вовсе не испарились. Наоборот, стояли буквально в нескольких шагах от распростертого на плитах пращника. Однако на тринадцатилетнего мальчишку они обращали не больше внимания, чем на туман или камень под ногами.

Вместо пожирания его печени, сразу пять или шесть монстров повернулось к нему спиной, и теперь стояло плечом к плечу, образуя неровный полукруг. Демоны двигались, махали руками, что-то выли. Кань поморщился и поднялся на четвереньки, изо всех сил борясь с тошнотой. На тело своего брата на расстоянии вытянутой руки он демонстративно не смотрел. У него еще будет время его оплакать, а пока надо попытаться выжить самому и спасти остальных.

"Хотя бы отца и друга", — Мелькнула очередная страшная, почти предательская мысль, но Каню сейчас было плевать на мораль. Отец говорил, что человека можно узнать по трем бедам: как он помогает со своей, чужой и родственной. И теперь Кань отстраненно думал, что провалил, как минимум, две из них.

Юный воин кое-как поднялся на четвереньки, попытался разглядеть хоть что-нибудь за спинами скучившихся хорнов. Совершенно ничего не смог увидеть, однако вскоре эта проблема отпала сама собой. Вместе с тремя разрубленными напополам телами. А мальчик тут же понял, что, вернее, кто является тому причиной.

— Это — все, на что вы способны? Жалкие отродья Геенны! — Холодный, расчетливый голос. Злая, острая как бритва аура.

Воин, стоящий рядом с огромными тушами монстров, подавлял одним своим видом. Не слишком высокий, совсем не мускулистый или грозный, он, тем не менее, совершенно не терялся на фоне массивных врагов. Выглядел невероятно опасным противником даже на фоне демонов. Что-то темное и неприятное, как забравшаяся под настил многоножка, ощущалось в лице, позе, взгляде больших черных глаз гвардейца. И аура.

Ощущение силы, исходившее от этого бойца, буквально придавило Каня к земле, заставило опуститься сначала на колени, а потом и вовсе распластаться по мерзлой почве. Впрочем, демонам рядом с воином было еще хуже. Потому что вся эта агрессия оказалась направлена именно на них.

С трудом подняв голову, он наблюдал, как противники, которых не смог сдержать до конца весь его отряд без страшных алхимических зелий, которые один на один были сильнее любого из новобранцев, которых опасался даже Акургаль — замертво падают от одного присутствия неизвестного мечника.

Ксин досадливо поморщился, бросил быстрый взгляд на четыре багровых тела хорнов. На трупах монстров не было никаких следов ранений — лишь замершее сердце, спрятанное внутри багровой туши. Твари слишком близко подошли к нему, в своем невежестве считая, что имеют шансы на победу. А потом просто приняли на себя всю мощь его Ки. И, разумеется, умерли. Глупо, бесславно. Как животные, коими и являлись на самом деле, что бы не говорили некоторые мудрецы.

Он бросил взгляд на три располовиненных тела. Первое убийство демонов было для него чем-то вроде традиции. Вступавший в бой воин Императора окроплял свой меч во славу Его. Вообще, для соблюдения ритуала хватало и одной жертвы, но защитник крепости решил не привередничать — можешь одним ударом убить сразу троих? Сделай это! Император будет доволен и так, и так.

Но это касалось только первой крови. Остальные же противники Ксина являлись просто мясом, подлежащим уничтожению. Рутинной работой, которую время от времени приходится выполнять и самым талантливым бойцам. Что ж, приказы не обсуждают, а из этих полудохлых оборванцев со временем может вырасти что-то путное. Потому что так считает их военачальник, а командование ошибаться не может.

"Правда, он считает так в случае каждого мусора, который прибывает сюда пачкать стены древнего форта своей гнилой кровью. Хотя именно сейчас я все же склонен согласиться со старым бездельником", — Мечник скользнул взглядом по телу мальчишки, который и выцарапал для остального сброда победу.

"Кто бы мог подумать, что самый худший отряд, отребья среди отребьев, не просто смогут сдержать племя, так еще и уничтожат батыра, пусть молодого и глупого. Да, бастард рода Лань знает как держать меч, а их десятник живучее мха на здешних стенах, но этого мало. Фармацевт? Бездарность, к тому же Молчащий. Просто так он помогать не будет.

Нужно звено, раствор, объеденяющий всю эту груду щебня в подобие каменной кладки. Такие появляются, но через пару-тройку месяцев совместной работы. А здесь в первую же волну… Кто же ты такой, Саргон? Впрочем, успею еще присмотреться, если мальчишка не помрет. Надо будет намекнуть старому Шенгу, чтобы в этот раз воровал не больше половины. И так слишком много погибших, ни к чему их плодить из-за нехватки бросовой мази. А за оборванца с его шаром на палке попрошу лично. Что ж, в этот раз мое кураторство обещает быть куда интереснее. Жаль, что работу это никак не отменяет".

И Ксин, в очередной раз раздраженно поморщившись, приступил к выполнению приказа.

— Стиль утренней свежести! Отражения лезвий в жемчужной росе!

Незнакомец произнес название своего боевого искусства лишь один раз, но Кань запомнил эту фразу на всю свою жизнь. Низкие, вибрирующие нотки голоса вогнали новобранца в трепет, а последовавший за словами разгром врагов — поселил в душе бывшего жителя трущоб робость пополам с горячим желанием сделать также, достичь такого же мастерства.

Нет, Кань и раньше восхищался изученными приемами: и Камей, и отец с братом, и Акургаль, и даже Саргон (который вообще не произносил их вслух) продемонстрировали что-то невероятное, превосходили за счет чистого умения своих более сильных противников. "Выпад снежного барса", "Дарящий прохладу вэй, настигающий тигров йи" и другие виденные им приемы. Однако появившийся перед ним член гвардии Императора оказался на совершенно другом уровне.

Одновременно с озвучиванием своего стиля, незнакомец потянул из ножен прямой, богато украшенный клинок — цзянь. Красивая голубая вязь, вытравленная на лезвии, золоченая рукоять, красная сутана на отделанных серебром и изумрудами ножнах. Это произведение искусства небрежно легло в руки гвардейца, который устремил недобрый взгляд черных глаз на бьющихся с новобранцами хорнов. Дальнейшие события слились в памяти Каня в одну картину — сверкающую, наполненную кровью, сталью и хриплыми демоническими стонами.

Воин Императора ворвался прямо в толпу этих тварей, принялся рубить клинком направо и налево. Демоны пытались контратаковать в ответ, подставить руку или когти, увернуться. Тщетно. Светящееся нежным белым цветом лезвие перерубало все, до чего дотягивалось: сталь, чужие конечности, шеи, даже оказавшийся на пути Ксина булыжник.

Гвардеец сходу прикончил насевших на Уру противников, разрубил на две половинки топчущего Ваня монстра, отогнал демонов от плачущего Иккагецу, отбил в сторону удар, предназначавшийся Акургалю. Еще пятеро демонов сходу отправились обратно в Желтый Источник даже не поняв толком, что происходит.

Оставшуюся троицу тут же попытался атаковать Уру. Любитель свитков двигался из последних сил, балансировал на грани, чем явно мешал воину Императора. В итоге, адепт стиля Утренней Свежести, поморщившись, вырубил путающегося под ногами новобранца рукоятью в затылок. А следом, не снижая темпа, продолжил свой смертельный танец.

Рухнула на землю очередная голова хорна, взвизгнул его соплеменник, отлетев в сторону с разрубленной грудью, завыл самый трусливый из них, лишившись сразу двух ног ниже колена. В ближайшей видимости противников не осталось. Но тут подал голос тот самый демон, который сожрал печень Сяня и как раз доедал кусок мяса из трупа своего вождя-культиватора.

Низкорослый хорн медленно, словно с неохотой, отпустил неподвижное тело фиолетового монстра и вскочил на ноги. До последней секунды туман скрывал его, но больше игнорировать разошедшегося мечника хорн не мог. Монстр так и не успел доесть печень демона-культиватора, поэтому был достаточно зол, чтобы без промедлений атаковать воина Императора.

— Я. Забирать. Твоя печень! — Яростно проревел он, бросаясь навстречу мечнику. При этом его кожа темнела на глазах, наливалась стальной крепостью. Еще не грозный фиолетовый отлив хорна-культиватора, однако простым этот демон уже не являлся.

— У меня нет настроения играть с тобой, падаль, — Брезгливо ответил гвардеец. Он неторопливо поднял руку с клинком до уровня груди, наставил острие цзяня на грудь выросшего перед ним монстра. Тот едва не нанизался на клинок, лишь в последний момент сумел бросить тело в сторону. Сделав пару шагов назад, демон ощерился, слегка наклонил свою украшенную рогами голову. Словно бык, решивший напасть на тореадора.

Хорн пригнул голову еще сильнее, сорвался с места, целя в живот мечнику. Тот никак не отреагировал на атаку, но монстр в последний момент сменил направление, бросился в сторону. Еще несколько таких внезапных перемещений, и он снова идет в бой, на этот раз высоко подняв свою когтистую лапу.

И так высокая скорость вырастает до совсем уж запредельных значений, примерно на половину предыдущего хорна-культиватора. Тварь готовится бить всерьез, с полной отдачей, но Ксина, это, казалось, совершенно не волнует. Никакой попытки отшатнуться, уйти от вражеской атаки. Железная выдержка вкупе с полной уверенностью в своих силах.

— Воплощение, — Спокойно произнес он в тот момент, когда когти демона почти достали до его лица. Сверкнула тусклая, похожая на легкий блеск, белая вспышка, после чего демон просто взял, и развалился на сотни маленьких кусочков, словно попал в гигантскую мясорубку.

"У него не было ни малейшего шанса", — С восхищенной улыбкой прошептал Кань, глядя на опустившего меч гвардейца. Тело его противника осыпалось ворохом чавкающих ошметков прямо под ноги гвардейцу, едва не запачкав кровью синие туфли-лодочки с кокетливо загнутым носом. И это был единственный урон, который мог нанести ему новый демон-культиватор.

Оставшиеся монстры замерли, видя страшную смерть своего собрата, однако потом заревели и в едином порыве бросились на жестокого врага. Вот только Кань, сколько бы не пытался, так и не смог разглядеть страх или обреченность в залитых чернотой глазах тварей.

Мечник не заставил своих противников ждать, сам шагнув навстречу отчаянным выпадам хорнов. И снова его меч начал медленно, словно кисточка каллиграфа, порхать в воздухе. И вновь острейшее лезвие разит плоть и железо без малейших признаков сопротивления, обрывает одну за другим никчемные жизни монстров, сеет смерть, спасая чужие жизни. Воин рубил, воин колол, воин убивал. Никаких эмоций: ярости, презрения, даже продемонстрированной до этого брезгливости. Ксин просто делал свою работу, и делал ее хорошо.

"Мы спасены!", — Облегченно подумал Кань. Тяжелая усталость вкупе с душевной легкостью вынудила растянуть его губы в широкой улыбке. Ему хотелось смеяться от радости и выть от досады, что Сянь не смог дожить так немного, вот только сил ни на что уже не осталось.

Может быть поэтому нервный всплеск ушел так быстро, не оставил после себя ничего, кроме усталого равнодушия. Глупая меланхолия, впрочем, тоже не задержалась надолго: стоило Каню отвернуться от растворившегося в тумане мечника, как он вспомнил о своих боевых братьях, после чего вся апатия исчезла, растворилась в искреннем беспокойстве.

"О великая Гуань Инь, пусть они все выживут! С меня достаточно смерти", — Истово молился про себя юный воин, не замечая текущих по щекам слез.

Кань вскочил на ноги с прытью, удивившей даже его самого, и побежал вперед. Туда, где лежал задушенный хорном Юлвей. Туда, где рыдал отец над растерзанным телом брата. Туда, где медленно умирал от ран Камей, где лежал, полумертвый от усталости Акургаль, где распростерся на земле потерявший сознание Уру, где все еще держал нож над телом Саргона Юншэн и тоскливой собакой выл, обхватив руками собственные колени, Иккагецу.