Орки: Легенды возвращаются. Часть 1

Глава 13

Немного позже. Вечереет.

— Мы пойдем на встречу с ним?!? Ты же понимаешь, что это ловушка??

Мы стояли на помосте, провожая уходящих послов в сторону леса полного врагов.

— Конечно, ловушка. Только у нас нет выбора. Или мы его убьем, или он убьет нас всех.

— Он стал сильнее. И Темный…

— Ты же знаешь, что нас ждет, если ничего не делать. Станет еще сильнее. И будем ходить туда, куда он скажет и делать, что он скажет.

Мы неторопливо спустились с помоста и остановились у ворот.

— И умирать при этом от счастья, — Шаманка передернула плечами. — Тогда что у тебя за замысел?

Я потянулся и, толкнув в бок, сидящую рядом Ташу, широко ей улыбнулся и произнес.

— Не знаю я. Придумаем что-нибудь. Справимся. Я в тебя верю. Я в себя верю. Ты в меня засунула столько лекарств и настоев, что если их вылить в Болото, все лягушки попередохнут. Иной раз я и сам думаю, что лучше бы я умер. И мне теперь его бояться? Ты только его охрану придержи, хорошо?

— Хорошо, а я уже начинаю скучать по тихой жизни у Уруков.

— Забудь. Все здесь? — я оглянулся на стоящих за спиною орков свиты. — Вперед!

Ворота со скрипом открылись, и мы неспешно направились в гости. Это я на Таше, Шаманка на Быстром. Таша сразу отказалась везти Шаманку, уговоры не помогли, и её нес на спине как всегда спокойный и молчаливый Быстрый.

За нами шли десяток Верхних с настоявшим на походе с нами Лау. Со стен нас провожали сотни глаз, в воротах стояли стеною мои Старшие.

В лесу тем временем нарастала суета и тревога, перекликались сотники и десятники. Орки Жреца сбегались со всего леса и сбивались в пока еще бесформенные кучи толкающихся и огрызающихся воинов. К моменту нашего приближения нас встретили все еще гнущиеся и рвущиеся построения воинов с удивлением и почтением разглядывающие нашу процессию. Когда мы подошли ближе, в стоящей в стороне нестройной толпе кое-как вооруженных рабочих Бооргуза раздался задушенный выкрик. Уже хорошо побитый работой орк, судя по висевшему на поясе барабану не меньше полусотника, затыкая себе рот рукою, подпрыгивая на месте, тыкал в нас своей колотушкой и вдруг повалился на колени, тыкаясь головой в прошлогодние листья.

— Варга, Тач-Варга.

Тихие слова зашелестели под кронами деревьев, и рабочие орки один за другим повалились головами в листья, подбежавший к ним сотник пытался криком и палкой поднять их, но они, бормоча и огрызаясь, только отползали от него, не вставая и не поднимая голов.

В других сотнях разных родов тоже началось волнение и отдельные воины стали становиться на одно колено и, не выпуская из рук оружие, опускали головы. Таких становилось все больше. Команды затихли, и нас молча пропускали, расступаясь и кланяясь.

В глубине леса нам встретилась большая группа младших сыновей, что, опираясь на макуатли, молча ждали нас. Вперед вышел Лау-Таек и встал перед ними. Постояв мгновение, он повернулся ко мне лицом и, ударив себя кулаком в грудь, склонился. У него за спиной тихо зашипели десятки голосов, и вот строй сломался, расступаясь, орки пропустили нас, слегка склонив головы. Впереди нас ждал новый плотный строй черной пехоты воинов Храма. За их спинами возвышался огромный шалаш, сложенный из стволов целых деревьев и обложенный их же ветвями.

Шаманка вздрогнула и покосилась на меня.

— Жертвы. Много.

Кивнув ей, положил руку на загривок ворчащей Таше и послал ее вперед.

Стоящие стеной воины храма по громко пропетой в глубине строя команде расступились, образовав узкий коридор к входу в шалаш.

Варги медленно пошли вперед, порыкивая на стоящих воинов, заставляя их, шипя, немного отстраняться. Нам в лица пахнуло запахом мертвой плоти, прокисшей крови и боли. У входа в шалаш на толстых кольях висели нанизанные на них орки разных родов и каст. Подойдя ближе, я даже узнал, с трудом узнал, двух из них. Знаменосец и вторая Жрица, за все время посольства не сказавшая ни слова. Она была уже мертва, а знаменосец, вращая обезумевшими глазами, все еще скользил по подставленным внизу камням, залитыми его кровью, пытаясь приподнять непослушное тело и стянуть его с дерева кола.

Тучи мух кружили вокруг жертв, облепляя черным, шевелящимся ковром их тела, залезая и копошась в открытых ртах и глазах.

У самого входа стояла группа Жрецов, все, как один, молодые и со свежими шрамами на лицах.

Увидев нас, они оживленно заговорили жестами какого-то своего храмового жаргона. Вперед вышла крупная самка и, стукнув копьем с железным наконечником, подняла руку.

— Жрец вас ждет. Поспешите, вас ждет награда по заслугам, — она дернула уголком рта, — заслуженная. Звери, — она ткнула когтем в заворчавших варгов, — останутся здесь. Переглянувшись с Шаманкой, я пожал плечами и ответил.

— Здесь, так здесь.

Спрыгнув с Таши, потрепал ее по шее и заглянул в глаза.

— Ждите, позову. Бой.

Меня окатило двойной волной беспокойства, заботы и обещание сожрать и убить всех. Кивнув, повернулся и вошел в шалаш.

В руках шаманки легко брякнули украшения ее посоха.

— Пришли.

Вглубь норы вел длинный коридор, из сложенных шатром бревен, по обе стороны, на стенах висели тела и тела, мертвые или еще живые, обвисшие и неподвижные или дергающиеся и содрогающиеся от боли. И это все были люди, на мой удивленный взгляд Шаманка пожала плечами и пошла дальше. На телах были видны следы от пыток и ритуальных мучений.

Пройдя дальше, вышли в сводчатый зал из цельных стволов поваленных деревьев, что вверху сцепились своими кронами. Посредине горит дымный костер в обложенном крупными камнями очаге. Вдоль стен вкопаны столбы, занятые другими жертвами. Они еще живы, истерзаны и измучены.

Я вижу у дальней стены грубый помост, застеленный хворостом. На нем лежит туша сейчас почти ничем не похожая на человекообразную. Скрещенные когтистые лапы служат опорой крупной, бугристой морде с широкой пастью, полной устрашающих зубов. Горбом вздымающаяся спина, скрыта под кожаным одеянием, ног или лап совсем не видно. Его передние лапы протирают две обнаженные жрицы, с ног до головы покрытые черной мазью. Дернув когтем, Тварь отправила прочь жриц и тяжело повела головой в нашу сторону. Серо-белая кожа на ней, покрыта редкой и кустистой шерстью, следами заживающих ран и язв. Закисшие от гноя веки открылись и на нас уставились пара мутных глаз с загоревшимся в глубине багровым светом.

— Пришли. Гости. Я рад вам.

Скрежещущий голос был почти непонятен, эта морда, явно была мало приспособлена для речей. Произнеся приветствие, Тварь тяжело заворочалась, поднимаясь. Помост заскрипел и зашатался, едва не разваливаясь. Тварь сначала села по-собачьи, потом с усилием встала на задние лапы, опираясь на стену, царапая когтями и роняя длинные стружки на пол. Встав в полный рост, повела плечами, с треском разрывая на плечах кожаную накидку, и шагнула вперед. На пол ступила широкая и мохнатая лапа, пристукнувшая по попавшемуся камню острыми когтями. На задних лапах появился еще один сустав, дав зверю большую подвижность и, по-видимому, скорость. Еще раз, поведя головой, шумно принюхалась.

— Гости.

И пошла по другой стороне очага, косясь, сопя и покачиваясь. Проходя мимо одной из жертв, крупного и рослого мужчины, полностью залитого запекшейся кровью, быстро дернула когтем, в конце как-то хитро провернув его кончик в ране, вырвав из жертвы протяжный крик. Запрокинув голову, разломив корку крови на губах, он забился в путах, мучительно выгибаясь и колотясь затылком в столб. Тварь прислушалась и с наслаждением втянула в себя воздух, еще шире развернув плечи.

— Гостям, еда.

Забившиеся в угол за помостом жрицы пискнули и, сломя голову, унеслись мимо нас в проход на выход. Тварь повела лапой, указывая на лежащий у огня короткий обрубок дерева и, дождавшись, когда мы присядем на него, просто хлопнулась на землю напротив.

Закрыв собой проход наружу.

— Как мы будем теперь жить, Дикие?

— Мы как жили, а про тебя, жрец, я не знаю.

Тварь медленно наклонилась ко мне и шумно принюхалась, у самого моего лица оказались покрытые пеной зубы.

— Уже не жрец. Как ты вкусно пахнешь, Ходок. Она тоже. Я останусь здесь. Всех людей вы мне отдадите. И я вас тогда не убью.

— Это не так легко, как кажется. Люди — моя добыча. И эта земля моя добыча. Ты уходишь, забираешь свою орду. И я тебя тогда не убью.

Что-то, хрюкнув, Тварь зевнула мне в лицо и прошипела.

— Значит так.

В следующий момент я уже летел вперед спиной через костер, насилуя в сумасшедшем прыжке связки и мышцы. В устрашающей близости от лица щелкнули зубы и запоздало пролетели когти передней лапы бывшего жреца. В другую сторону темной тенью метнулась Шаманка, на ходу что-то выкрикнув и скрутив сложную фигуру из своих пальцев. Перекатившись, я остановился у самого помоста, не спуская глаз с застывшей на другой стороне Твари. Бывший жрец, упираясь лапами в землю, сейчас мучительно кашлял, что-то выплевывая на пол. Встав и встряхнувшись, я прислушался к зарождающемуся за стеной шуму драки. Слышны были вой атакующих орков Бооргуза и ответный визг нашей охраны и рев варгов. Кивнув на взгляд Шаманки, быстро пошедшей в сторону выхода, я вынул второй клинок и пошел к Твари.

— Стой.

Я повернул голову, тот же пленник, что Тварь при мне так полоснула, сейчас смотрел на меня безумными глазами.

— Беги, его нельзя убить.

— Меня нельзя убить.

Жрец уже стоял в полный рост и разглядывал меня. Торчащий из его груди мой клинок, вбитый по самую рукоять, нисколько его не беспокоил. Не спуская с меня глаз, он небрежно выдернул его из своего тела и отбросил в сторону. Все также, не спуская с меня глаз, сунул когти в ближайшую жертву, повозил когтями в воющем человеке и порез на глазах затянулся запекшейся кровью.

— Ты на этом будешь висеть, — на удивление внятно произнес жрец и ткнул в сторону пустого столба, — долго висеть. Уж больно в тебе кровь чудная.

У него за спиной показались спины пятящихся воинов моей охраны и наседающие на них воины храмовой стражи. Спиною пятилась и Шаманка, что-то непрерывно выпевающая. Наша охрана быстро таяла и гибла. Но и в рядах стражи постоянно вспыхивали короткие и кровавые схватки. Обернувшись, жрец посмотрел на бой и добавил.

— А она на этом.

Сквозь разлетающихся во все стороны стражей Храма пронеслись мои варги, и с ходу вцепились в жреца. Взвыв, я тоже ринулся в схватку, полосуя тварь по орущей морде.

Обмен моими ударами, тяжелыми плюхами варгов и жреца, отлетающие во все стороны кровавые брызги из-под моего клинка, щелканье зубов, и мы раскатились в разные стороны.

У меня повисла сломанная рука, и начал опухать отбитый бок. Варги украсились множеством царапин и порезов от когтей жреца, Таша еще и припадала на поврежденную заднюю ногу.

Жрецу тоже досталось, и сейчас он на нас смотрел одним глазом, яростно светящимся с изодранной и буквально изжеванной морды.

Буквально чернеющая и стареющая на глазах Шаманка продолжала что-то тихо напевать, дергая пальцами на сжатом до скрипа посохе. Из нашей стражи на ногах осталось только два израненных воина, и пыталась ползти к стене еле живая самка.

Стража Храма теперь уже неохотно подступала к ним, со страхом косясь на порванную спину своего хозяина.

Почувствовав это, он обернулся и, шагнув к ближайшему столбу, воткнул в висевшую на нем женщину руку, она задергалась, крича и на глазах усыхая и чернея. Мы с варгами наблюдали, как на спине у жреца быстро зарастают рваные следы от их лап и когтей и мои порезы.

И не сговариваясь, дружно кинулись к нему, жрец успел только рыкнуть короткую команду, бросая в атаку свою стражу. И мы затанцевали по полу, вокруг косящей на нас одним глазом и глухо рычащей твари, продолжавшей потрошить свою жертву.

В глазах поплыло, меняя зрение, цвет почти пропал, в полумраке зала, силуэт жреца стал рельефнее и четче, его раны засветились ярким светом. Слабые места на его теле стали светлее. Все мое тело пронизала острая боль, рука с хрустом выправилась, в боку зашевелились ребра наскоро, криво и косо, но срастаясь и становясь на место.

Почувствовав это, варги дружно взвыли, и разошлись еще шире в стороны, готовясь атаковать жреца, с разных сторон, отрывая его от жертвы и даря мне мгновения для восстановления. Я на ходу подобрал второй клинок и, закрутив веер из гудящей стали, взвился в воздух, пролетая напрямую через дым очага.

Мимо меня как-то замедленно пролетела отброшенная прочь Таша, разбрасывая веер кровавых брызг и тщетно пытаясь в воздухе найти опору. Осатаневший от злобы Быстрый повис на спине жреца, сзади кусая его за шею и не останавливаясь ни на мгновение, полосуя его бока когтями. Жрец успел только попытаться отмахнуться от меня, потеряв три пальца, что кувыркаясь, улетели в костер. Воя, он завертелся, отчаянно пытаясь стряхнуть с себя варга. Я, вонзая в него свои клинки, как на когтях летал по его телу, коля и рубя, в лицо брызгало чем-то вонючим и едким, жрец ревел, в унисон ему хрипел и выл Быстрый. Меня несколько раз краем достали когти твари, вырывая куски плоти и одежды.

В проходе все пятилась и пятилась Шаманка, все ее защитники погибли, стража жреца, озверев от страха, слепо кружила на месте, не глядя, полосуя и коля своих товарищей по строю. Набравшая сил Шаманка сейчас могла достаточно долго держать лапу скар, что она сама и поднимала. В плотном строю, они были смертоносны для своих товарищей и сбивали напор атакующих орков, заставляя их вместо боя, ревниво и с опаской коситься на соседей. При малейшем признаке, часто рожденном воспаленным воображением и страхом, стоящий рядом или сзади воин рубил своего товарища и в свою очередь получал нож в бок.

Скары, успевшие расчистить вокруг себя место для боя, жили недолго, но крови они стоили немалой. Что-то невнятно воя, они били и били, не обращая внимания на получаемые раны и удары. Только исчерпав полностью свои силы, они падали, и Стража начинала озираться, ожидая очередного монстра.

Раскручивающий над головой тяжелый болар страж, выцеливавший Шаманку, всхлипнув, впечатывает его в голову своего соседа и, выхватив его копье, втыкает в живот орущему десятнику. Хрипло воющего скару пробивают несколько копий и поднимают над головами. Он все еще продолжает размахивать и колоть копьем, потом роняет руки и безжизненно обвисает. Его еще продолжают колоть и рубить, так как уже с виду умершие скары, внезапно оживали и вновь атаковали.

Шаманка, закусив губу, тихо рыкнула, и стоявший немного в стороне страж, покачнувшись, помотал головой, пряча зажёгшиеся нездоровым блеском глаза, перехватил копье и напал на таких занятых копейщиков. Они заорали, с трудом изворачиваясь от нового врага в толчее рыхлого строя. Со спины к скаре пробился молодой жрец с чьим-то макуатлем и одним взмахом вбил его в спину монстру. Скара выронил копье и, выхватив нож, стал неуклюже пытаться вывернуться и достать до противника, таская за собой орущего от ужаса жреца, намертво вцепившегося в рукоять меча. Скару со всех сторон били копьями стоящие вокруг, и он наконец повалился. Жрец, судорожно всхлипывая, с трудом вырвал макуатль и, захрипев, с плеча рубанул по рядом стоящему стражу. Знакомо завыл и закрутился в танце смерти, щедро одаривая бывших соратников тяжеловесными плюхами и так же щедро получая в ответ.

Такое повторялось раз за разом, Шаманка пятилась и, скрипя зубами, все продолжала поднимать скар. Поредевшая сотня храмовой стражи сейчас уже не наседала на нее, а устало и обреченно резала сама себя.

Жрец, обливаясь своей кровью из разорванного Быстрым горла, наконец извернулся и, зацепив его когтями, через голову с трудом стянул с себя, и, шипя от напряжения, тяжело просто впечатал его в земляной пол зала. Со свода посыпались ветки и мусор, Шаманка оглянулась, сразу потеряв контроль за скарами и быстро теряя их. Не обращая на меня внимание, жрец насел на варга, вколачивая его в пол. В него с визгом влетела ожившая Таша, и мы все воющим комком зубов, когтей и клинков покатились к стене, с грохотом впечатавшись в нее. Я сломал один из клинков, оставив его где-то в туше жреца и от души приложился об стену. Жрец двумя руками поднял за горло Ташу и, рыкнув, откинул ее в противоположную стену. Пролетев через весь зал, она упала у стены и задергалась, беззвучно открывая и закрывая пасть. Вцепившись когтями в мохнатое ухо жреца, я раз за разом вбивал в него свой клинок, пытаясь достать до мозга. Воя, он сграбастал меня своей лапой, оторвав с куском уха, и с хрустом сломав ноги, несколько раз приложил об пол. После чего запустил в поднявшую голову Ташу. Отлетев от ее бока, прокатился по полу и замер, пытаясь понять — жив ли я.

В глазах все плыло, в теле, казалось, не осталось ни одной не сломанной кости, и я просто выключил боль, сжигая остатки сил в благостном бесчувствии. Зрение рывком вернулось, рассеянное и плавающее, но достаточное, чтобы понять, что и жрецу досталось. Тяжело хрипя, он заталкивал в себя сизые потроха, что вывалились из его разорванного брюха. Это Таша успела перед полетом в стену, вися в его лапах, задними ногами вспороть его почти от груди.

Возле моего лица стукнул об камень посох, скосив глаза, я посмотрел на Шаманку. Она опять стала горбатой и изможденной старухой со встрепанными космами грязно-седых волос. Тяжело навалившись на посох, она наблюдала, как жрец, с трудом ковыляя от столба к столбу, потрошит пленников, на глазах оживая.

— Это, наверное, все? — голос ее был, устал и скрипуч. — Славно повоевали. Стражи у него больше нет.

Я услышал нотки вымученной гордости за сделанное. Почувствовал, что у меня немного и с трудом работает одна рука, оперся на нее и сел, привалившись к тяжело вздымающемуся боку Таши. Выплюнул себе на грудь крошево зубов пополам с кровью и оскалился ей в усмешке.

— Мы для него самое вкусное, быстро не умрем. Убей меня.

Сломанная челюсть и полное отсутствие зубов, сильно меняет голос и произношение, но она меня поняла. Кивнув, повела глазами в поиске оружия и, вспомнив, потянула из ножен свой нож на поясе. Прижавшись к мохнатому боку варга щекой, спокойно попрощался с ней, получив в ответ волну горького сожаления и просьбу простить их. С трудом потерся о шерсть щекой, утешая этого замечательного зверя, и кивнул Шаманке. Закусив губу, она шагнула ко мне, сжимая подаренный мной нож.

— И меня убей, — неожиданно раздавшийся шепот заставил ее вздрогнуть. Со столба, что стоял рядом с нами заговорил, казалось, давно умерший человек, — и меня убей. Тебе ведь не трудно, женщина. Один раз ножом махнуть.

У Шаманки загорелись глаза и, метнув в меня безумный взгляд, она шагнула к мученику. Когда-то крепкий и сильный мужчина, он сейчас обессилено висел на ремнях, тяжело дыша истерзанной грудью, и из последних сил тянулся вверх, подставляя шею.

Доковыляв до него, она почти прижала свое лицо к его кровавой маске и прошептала.

— Хочешь умереть? — пленник закивал головой, скаля черные от крови зубы, — хочешь отомстить? — он удивленно вгляделся в ее лицо и теперь уже медленно кивнул, сжав губы.

— Я помогу тебе это сделать, — Шаманка стукнула посохом и быстро зашептала слова призыва, человек внимательно слушал и, сжав зубы, скалясь, сдержал крик, когда она полоснула его клинком. Слизнув его кровь с клинка, она замотала головой, тихо напевая и покачиваясь.

— Как тебя звали, человек?

Я с трудом заставил свои холодеющие губы выговорить это. Он покосился на меня и внятно проговорил.

— Дарьял, так меня звали.

— Я запомню тебя, воин Дарьял, легкой тебе дороги.

Темная мгла, тихо спускавшаяся по стене, жадно окутала его тело, выпивая жизнь, и открыла глаза.

— Жертва принята. Я вижу тебя, Ходок. И тебя, жрица. Что….

Темный замер, прислушиваясь, и медленно, неверяще, повернулся к замершему на полпути к нам жрецу.

— ВАЙРУНА?!?!?!?

На нас всех пахнуло холодом и ненавистью, тварь заскулила и стала отползать, не спуская глаз с Тени, что все больше наливаясь темнотой, в считанные секунды высушила всех еще дышащих жертв. И жрец не выдержал, взвизгнув, кинулся бежать, в спешке загребая и раскидывая мертвые тела своей стражи.

Темный, казалось, в один невидимый шаг догнал его и, схватив за загривок, несколько раз приложил об землю. После чего потряс его, как щенка, и, притянув к глазам, казалось, принюхался. После чего громко и разочаровано выдохнул.

— Жрец, где твой хозяин?

— Он уже не мой хозяин. Я сам себе хозяин.

Тварь дергалась, пытаясь преодолеть паралич, что разбил ее под взглядом Темного.

— Я уйду в свой мир, там меня ждут.

— Букашка, ты и твой мир мои, — Темный перехватил другой призрачной рукой жреца и уставился ему в глаза, — ты мне сейчас все покажешь.

Тварь звонко завизжала, продолжая дергаться, усыхая и распадаясь, из нее через кожу, пасть и глаза полилась черная, вонючая жидкость. Кожа стала чернеть и дымящимися, рассыпающимися кусками посыпалась на землю, оголив тлеющие и рассыпающиеся мышцы. Слегка наклонив темное облако своей головы, Темный внимательно слушал и разглядывал что-то только ему видимое в глазах твари. Брезгливо отбросил в почти погасший огонь разваливающийся костяк, предварительно оторвав почерневшую, но узнаваемую морду твари. Кинул ее мне к ногам. Проскрипел, явно думая о чем-то своем.

— Это тебе, покажешь его оркам. У меня для тебя поручение.

Я хмыкнул, еще раз заплевав себе грудь кровью.

— Вот сейчас на сломанные ноги встану и побегу.

Темный перевел на меня глаза, заставив застонать от пробежавшим по телу и вывернувших меня ощущений. После чего моргнул, меняя яркость света в глазах.

— Нахальная ты мелочь, но ты прав, — он повел рукой, заставив меня заорать от боли, выгибаясь и суча ожившими ногами. Сломанные кости с хорошо слышимым для меня звуком вставали на место, меня рвало кровью и кусками плоти. Дымясь, затягивались порезы и раны, экспресс-лечение без эликсира со всеми вытекающими.

Проплевавшись и прооравшись, я еще пару долгих мгновений черно ругался, пытаясь приподняться на подгибающихся руках, чувствуя, как выгибает от боли почти по-человечески орущего варга рядом со мной. Наконец встал, опираясь о стену, и потрепал тяжело дышащую Ташу. С другой стороны очага к нам упорно полз еще неуверенно владеющий вылеченными лапами Быстрый. А у огня, в паре локтей от земли, в темном, полупрозрачном облаке кружилась Шаманка. Темный пристально ее разглядывал, легкими движениями поворачивая. У нее на глазах распрямлялась спина, и темнели волосы, морщины выглаживались, и открытые глаза приобретали цвет. Опустив ее на пол, еще раз провел над телом облаком руки и поднял глаза на меня.

— Впечатляет, знаешь такое слово? Сдержать сотню стражи. Она молодец. Очнется, передай ей это.

У меня перед лицом в облачке темноты сформировался узорчатый браслет с матово-черным камнем и завис, ожидая. Протянув руку, взял его, он был горячим, но терпимо.

— Знаю я такое слово. Передам.

— Все остальное я тебе расскажу позже.

И Темный исчез с тихим хлопком.

— Чтоб я тебя еще раз позвал…