Бооргуз Тайн. Бунт. Уш.
Начало бунта для сотни Уша прошло незаметно, они уже привычно сопровождали ватаги добытчиков, переносили самые разные грузы. Учились ходить в темноте Горы и слышать ее. Кормили хорошо, работы уже была привычна и понятна. И только придя в очередной раз в лагерь, они все почувствовали общую тревогу и страх, что витали над Лагерем.
Обычно дружные и старавшиеся помогать друг другу орки разных каст Семьи Керкет, сейчас опасливо и подозрительно косились на других и жались к своим. Еще всем очень резануло слух слишком громкими и показательно визгливыми, нахальными голосами самок из кухни Лагеря.
Стража торопливо отвела их на место разгрузки ноши, и, в спешке скинув её в указанное место, вернувшаяся полусотня была отогнана в свой загон к сидевшим там остальным. На охране выхода осталась лапа ветеранов Керкетов, внимательно слушавших, что происходит в загоне.
Сев на свое место, Уш кивнул переминающемуся от нетерпения Тощему, и он практически кинул ему под ноги одного из щенков оставшейся полусотни.
— Говори.
— В Бооргузе бунт. Самки. Щенки в ямах — всё, матери — бунт. Вот.
— Сотник где?
Щенок пожал плечами и мотнул головой в сторону выхода в Лагерь.
Тощий сел совсем рядом и, наклонившись к уху Уша, горячо зашептал.
— Бунт, Старшие Семьи рвут. Жрец увел Стражу в Болото.
— И что?
Тощий широко растянул свою зубастую пасть и тихо прошипел.
— Нереис нас не дождется!!! Поживем.
Остальные щенки дружно загудели, толкаясь локтями и пофыркивая. Уш, подняв голову, увидел подошедших к символическим воротам в их загон Стражей и повел рукой, обрывая звуки.
Оглядев всех по очереди, тихо сказал.
— Ждем, слушаем, отдыхаем, — поднял открытую ладонь и, резко её сжав, добавил, — тихо. Все.
Отдохнуть полный цикл они не успели, в стороне Лагеря, где привычно пахла Кухня Семьи, раздались приглушенные крики и шум. В Норе все дружно подняли головы и насторожили уши. Там тем временем затихло, и все опять стали устраиваться на полу, на старых, рассыпающихся корзинах, когда их просто подкинуло от зова горна Семьи.
Как из-под земли выросший у распахнувшихся ворот Тратто с полусотниками, обвешанными оружием, рыкнул команду и повел голову колонны в сторону главного зала Лагеря.
А он уже наполнился шумом сосредоточенно бегущих в ту же сторону орков Лагеря, с оружием и мрачными мордами.
Главный зал был непривычно ярко освещен еще невиданным здесь количеством из всех шаров Лагеря в одном месте. У дальней стены, закрывая собой вход в Нору главы Семьи, плотной шеренгой стояли с десяток Стражей, со знакомым Ушу по поединку десятником. У них под ногами валялось несколько темных кулей, что изредка шевелились и подвывали.
В зал продолжали плотно утрамбовываться все новые орки разных рабочих команд, под ногами крутились невероятно возбужденные Носачи, щетинились редкие копья и клацали, соприкасаясь дубинки на плечах остальных.
Тратто с помощниками плотно составили свою сотню и встали впереди, мрачно хмурясь.
От Норы Главы через стражу вперед протолкался сам глава в сопровождении своей жены. Выйдя на свет, он медленно оглядел черную стену плотно стоящих орков и рыкнул.
— Бунт, в Бооргузе.
После чего замолчал и стал ожесточенно чесаться. Все многоорочье внимательно следило за ним в зловещей тишине. Его жена только пожала плечами, шагнув вперед, уронила перед собой свою кирку, отперелась на нее и продолжила его мысль.
— В Бооргузе бунт. Самки. Так бывает. Но сейчас в Бооргузе почти нет Стражи, нет Жреца, нет Стражи Семей. Больше нет Теней, — по оркам прошел волнами едва слышный гул, — больше нет Главы. Бооргузу конец.
Ее муж, прекратив чесаться, кивнул, подтверждая ее слова, и в свою очередь уронил рядом с её свою кирку, громко рыкнул.
— Я готов!!!
Его жена покосилась на него и перевела.
— Бооргузы иногда умирают, но ненадолго. Скоро будет новый Глава. Или придут щуки Великого Червя и в Горе, — она обмахнулась охранительным знаком, за ней его повторили почти все орки, — будут новые не мы.
По праву бунта, по праву силы, по праву, данному мне от отца нашего — Хозяина Горы, я говорю. Мы останемся здесь.
Я от имени мужа моего, главы Семьи Керкет, говорю!!
Я ходил с вами во тьму, я слышал ее, я слышал, стоя впереди вас, как гудят стрелки Глубинных Подземников, я кормил и поил вас, я лечил вас, я провожал в последний путь вас. Я вождь Семьи, я Глава!!
Кто хочет оспорить мое право?!?!
Секундная задержка, густой и влажный воздух Главного зала, замер и из строя орков донесся высокий и яростный рев. За ним еще один, сразу два и потом в двух местах по нескольку сразу.
Мгновение тишины, и Тратто, шагнув вперед, поднял над головой свое копье и на одной ноте заревел своей луженой глоткой, поворачиваясь по кругу.
— Утаааааа! — его голос, отражаясь от стен, причудливо искажался, гудел и вибрировал, орки дружно зажглись глазами в свете шаров и, вскинув свое оружие, поддержали его.
Все самозабвенно орали, потрясая оружием и не спуская глаз с сотника, а он, подняв звук до предела, резко махнул рукой, обрывая звук, и казалось в звенящей тишине, стукнул древком в пол.
— Тууу! — пошел по кругу, продолжая теперь уже негромко напевать и пристукивая копьем, вся орда в такт с ним повторяла пристукивание и пошла за ним по кругу, почти неслышно двигаясь. Тратто тихо запел новый мотив, который подхватили остальные и, не поднимая голоса, пошли по кругу быстрее.
В крутящемся водовороте организовались как бы буруны из проталкивающихся к центру орков, отозвавшихся на вызов главы.
Группы, а их было две, достаточно легко пробились к центру, из четырех одиночек вышли двое, еще двое в ходе коротких схваток в толпе, не оправдали свое право на вызов. Их тела вынесли на стихийную Арену и положили под ноги Стражам Семьи. Вынесшие их воины встали за спиной у главы и замерли в ожидании.
Первый из одиночек, зрелый и могучий поисковик, со следами камня обвала на лице, оскалившись кривым ртом, кинул главе под ноги две дубинки своих противников и встал неподвижно. Другой, уже пожилой и помятый шахтер, с почти беззубым ртом вынес на своих плечах своего соперника и, не торопясь, пройдя мимо главы, сложил свою ношу в ногах у стражи. После чего, так же не торопясь, вернулся и встал рядом с ревниво покосившимся на него поисковиком.
Обе группы встали плотно друг к другу и настороженно косились во все стороны.
Тратто рявкнул и в очередной раз пристукнул копьем, круг орков мгновенно стал и на второй удар древка в камень повернулся к центру Арены.
Жена главы покосилась на мужа, что опять увлеченно чесался и, получив от него, не увиденный другими знак, заговорила.
— Говорите.
— Я Гиркаа, — поисковик гулко грянул себя кулаком в грудь
— Ты, — он указал на главу, помялся, морща лоб и пытаясь подобрать слова, потом тряхнув спутанной гривой волос, продолжил, — вызов!!
— Да, — глава кивнул и ткнул когтем в шахтера, — ты?
— Я Умаак, — шахтер равнодушно пожал плечами и добавил, — вызов!!
— Вы, — глава повернул голову к двум кучкам орков, от каждой вперед шагнул их лидер и, покосившись друг на друга, в ходе мгновенного обмена взглядами, решив, кто будет говорить, один из них знаками показал, что они ждут нового главу для разговора. Получив кивок, они дружно отошли в сторону и замерли в ожидании.
Глава перехватил свою кирку и, косолапо раскачиваясь, пошел к двум поединщикам, что тоже пошли ему навстречу.
Последовавшее действо в памяти Уша отложилось очень путано и смутно.
Обмен первыми ударами главы с двумя противниками, Уш еще отметил, что противники главы зря вышли против него вдвоем.
Орущие и гремящие оружием орки, что-то кричащая жена главы.
В очередной раз, отбросив от себя обоих нападающих, глава повернулся к жене и, красуясь, тряхнул над головой киркой. Она как-то обреченно махнула рукой и растянула свои губы в скупой улыбке.
Мгновенно подобралась и, взвизгнув, ловко прыгнула в сторону, пропуская мимо себя пару копий, у нее за спиной в разные стороны шарахнулись стражи, и самый неуклюжий отлетел к стене с копьем в груди.
Стоящие в стороне обе группы, вышедшие на вызов, дружно атаковали главу и его жену. Вся толпа орков дружно охнула от неожиданности и разинула рты. Шахтер Умаак прыгнул к главе и, поднырнув под его кирку, на мгновение закрыл его, получив два копья в спину.
Уже раненый главой Гиркаа, разинув рот, недоуменно провожал глазами летящих мимо него нападающих и, что-то поняв, окаменев простоватым лицом, рубанул ближайшего. Ему на спину прыгнул один из нападающих и распорол ему горло коротким ножом.
Уш перевел взгляд и скрипнул зубами.
Рубившийся вместе с женой главы Тратто, что-то веселое кричащий бегущим к нему полусотникам, не замечал, как орки, вышедшие с телами не прошедших отбор, мимолетно переглянулись и дружно кинулись к ним со спины. Уже крича и замахиваясь своим копьем, Уш еще заметил, как блеснули торжеством глаза обоих.
Он смутно помнил свою мать, что как казалось, со слишком большими перерывами прибегала к нему в его щенячью яму. Смутно помнил ее тихий голос, голос, что настойчиво пытался ему объяснить, научить и предостеречь.
Он ярко помнил свое ощущение счастья от ее тепла, запаха и голоса. И тогда большая часть ее слов проходила мимо его разума и памяти. И только потом, когда она перестала приходить и он, тоскуя, усиленно пытался вспомнить эти встречи, попутно вспомнил и ее слова.
— Ты не такой, как все. Но ты будь, как все. Будь меньше и незаметнее. И делай все, как делают другие. Прячь то, что ты можешь делать лучше.
И только тогда он стал понимать, почему на него порой с удивлением смотрят и сторонятся щенки и, прищурив глаза, смотрят няньки. Его внутренний голос взвыл, почувствовав опасность, и он стал, как все.
Он искусно научился прятать за нарочитой сутулостью свой рост, научился прятать силу и выносливость, не выделяясь из общей толпы. И только одному он не мог научить свое тело — есть меньше.
Очень долго, пока он рос, его выручало одно умение, всегда бывшее с ним. Он очень метко бросал камни и любые предметы. И в его набедренной повязке всегда была пара-тройка подобранных в коридорах камешков.
В мире Бооргуза, мире постоянного голода, где любое существо становилось добычей, как только на нее падал взгляд орка, кое-кто научился выживать и здесь.
Мелкие и подвижные насекомые, не спускающиеся со сводов коридоров Бооргуза или научившиеся летать и тоже не спускавшиеся ниже.
И когда тихий щелчок пальцев отправлял к уверенной в своей недоступности жертве меткий камешек, этого никто не видел. За небольшим исключением, добыча была мала и не слишком питательна, но в его ситуации и это была бесценная помощь самому себе.
Вот и сейчас он, почти не целясь, запустил свое кривое копье, попав в грудь уже замахнувшегося на жену главы орка. Почувствовавший еще до этого опасность Тратто успел встретить второго противника, и арену затопило море озверевших от возмущения орков, что мгновенно растерзали нарушивших ритуал отступников.
Уш еще запомнил, как глава Керкетов, стоя над умирающим Умааком, что-то настойчиво у него спрашивал и, кивнув ему, коротко дернул своим ножом, обрывая его агонию.
Помнил и как ему в руки сунул его копье Тратто, его пристальный взгляд и короткий кивок, что за ним повторили полусотники.
Пол цикла спустя.
— Тратто. Мы все тебе должны. Чего ты хочешь от моей Семьи?
Жена главы как обычно заменяла своими словами слова неторопливого мужа.
— Ничего, я защищал вас как член Семьи на время похода, это мое право и долг.
— Мы помним тебя и твое дело. И твоего щенка. Ты хорошо научил его.
Тратто усмехнулся и тихо заговорил, глядя в сторону.
Они все сидели на циновках в Норе главы и дружно смотрели на едва заметное пламя под котелком с настоем. Тратто старательно сдерживался от жуткого желания спрятать свой нос и бежать прочь. И только слегка морщился под почти не скрываемыми насмешливыми взглядами всей семьи Главы Керкетов.
— Этому я его не учил. Он сам это умеет.
— Старая семья?
Жена главы, продолжая помешивать варево, высыпала в котелок еще одну горсть сухого мха из поданного ей дочерью кожаного мешочка.
— Нет, он и пахнет не так и выглядит не так.
— Глаза, — жена Главы, сузив глаза, кровожадно усмехнулась, — чьи? И мне тоже показалось, что он слишком крупный для щенка его сезона.
— Я тоже так думал, — Тратто, уже не скрываясь, страдальчески сморщился, отмахиваясь от зеленого пара, повалившего из котелка, — о, Темный, помоги мне.
Керкеты дружно засмеялись, и дочь протянула ему чашку с настоем, что он жадно влил в себя. Отдышавшись, продолжил.
— Думал, потом спросил, еще спросил и еще спросил у тех, у кого сказали спросить. И вот, что мне сказали.