Орки: Легенды возвращаются. Часть 1

Глава 4

Река Малого Хребта. Час ходу по течению до Лагеря людей захваченного обоза.

Все еще Ходок.

Я открыл глаза от ощущения, что меня с ног до головы окатило холодной водой.

Проморгавшись, понял, что так оно и есть.

Грохот ревущей воды, холодные брызги и регулярное ныряние в такие же холодные волны, перекатывающиеся через скрипящий и стонущий, грубо связанный плот, из не ошкуренных бревен.

Они скрипят и трутся друг о друга, заливаемые водой, что бурными, холодными фонтанами бьет между бревен, регулярно влетая почти целиком в воду, заливая мне лицо.

У меня есть лицо и у меня есть мои руки!!!

С трудом, буквально перебирая пальцами по своему телу, попутно поняв, что я крепко привязан к плоту, дотянулся до лица и стер залившую глаза воду.

Сил повернуть или приподнять голову уже не осталось, так что, вновь проморгавшись, я уткнулся в пару других глаз.

На меня, часто моргая и стряхивая воду с ресниц, смотрел Чада, осунувшийся, с лицом серого цвета, он кривил губы в счастливой улыбке и попытался что-то мне сказать. У него на губах пузырилась кровь, я отметил про себя, что она не была густой или яркой, его грудь перетягивала старательно сделанная тугая повязка. И он, кривясь лицом, все пытался и пытался мне что-то сказать.

Я попытался ему ответить, советом помолчать и поберечь силы, и сам понял, что не могу шевельнуть губами. Дикая, охватывающая все мое тело слабость, сопровождающая каждое мое, самое малое, движение тошнотой и головокружением, периодически закрывающая глаза покрывалом короткого беспамятства не позволила мне даже шевельнуть и без этого задубевшими от холодной воды губами.

Он тоже бросил попытки что-либо сказать и просто потянулся рукой. Раз за разом, роняя ее от слабости на плот и вновь закусив губы, с трудом шевеля пальцами, царапая бревна, все тянулся и тянулся.

Мы оба с напряженным вниманием наблюдали за этой битвой руки. И дружно еле слышно выдохнули, когда он дотянулся до меня. Я почти не почувствовал его прикосновения, но постарался ему одобрительно оскалиться, сумев только слабо дернуть уголком рта. Поняв, что одобрение не получилось, собрался с силами и, как мне показалось, бодро подмигнул ему. Он еще чаще заморгал и, закусив губы, еще больше посерев, поднял руку и сразу же ее уронил. Над ним склонилась тень, полностью перекрыв мне обзор, а через мгновение все закрыло мокрое лицо Аи, вглядывающейся в мои глаза. Я уже более уверенно ей подмигнул, и она расплылась в счастливой улыбке. Её кто-то теребил, пытаясь отодвинуть, но она молча отпихивалась и все смотрела на меня. После чего отодвинувшись, запрокинула лицо и протяжно взвыла.

— Он жииииив!!!!! — ее крик подхватило еще несколько глоток.

После чего я снова вернулся в мир. Меня отвязали. Мою голову приподняли, держа в несколько рук, и Ая стала поить меня всем, что она нашла в моей сумке. Пытаться сопротивляться не было смысла, и я покорно глотал все, что она в меня пихала, успев подумать, что дар знахарки ей от матери не передался.

Попутно я разглядел, что мы на плоту, спускаемся вниз по течению, я и Чада лежим привязанными к плоту, а на нем, судя по рыку у меня за спиной, один Болотник и Ая с щенками, что сейчас, оставив меня в руках Аи, скакали с шестами на передней части плота, периодически оглядываясь на меня. Когда Ая попыталась влить в меня мазь от ожогов, я уже осмысленно сжал зубы и нахмурился. После чего меня вновь уложили на плот, подсунув какие-то мокрые тряпки, где я мгновенно уснул, уже не замечая ни тряски, ни холодных брызг.

Следующее пробуждение было более внятным, если можно так сказать. Меня несли на носилках через толпу встревожено гудящих орков всех родов и, как ни странно, людей. Я заметил встревоженное лицо Купца Асмуса, рядом с ним Вояку и Старосту селян-переселенцев и много незнакомых лиц людей, свободно толпящихся вперемешку с моими орками. Потом все заполнило лицо яростно ругающегося Урты, и носилки пошли быстрее. Окончательно я пришел в себя уже в шатре. Я полусидел на топчане, а вокруг меня кружились взволнованной и старательной толпой ученицы Тзя. Эти хоть делали все осмысленно, в отличие от Аи.

Меня растерли, согрели, намазали мазями и напоили свежими настоями, заваренными прямо здесь на небольшой жаровне. Все это время Урта сидел в углу и яростно, шепотом ругался. Явившаяся осунувшаяся Ая с котелком мясной похлебки прибавила ему громкости. Выпив через край несколько глотков, я откинулся на свернутые кошмы за спиной и выдохнул.

— Соскучились.

Урта подпрыгнул под потолок, ученицы радостно взвизгнули, Ая рухнула на колени у топчана и уронила голову на мои ноги, закутанные в одеяло. Урта быстро, пинками, выпроводил учениц и подошел ближе. За стеной шатра радостно рявкнули и взвыли десятки голосов.

— Что с тобой случилось? — его просто колотило, его единственный глаз, красный от напряжения и недосыпа, сверлил меня.

— Все нормально, Урта, все нормально. Немного устал. Что ты, как лысуха над птенцами, надо мной кружишь. Вон Аю спроси. Сможешь? — я с трудом положил ей на голову руку. Она подняла ее и кивнула.

— Выше по реке две лучницы с двумя ранеными, Чаду и Вождя мы привезли. Остальные мертвы. Егерей оказалось больше. Устроили засаду. Двое было ушли, но мы их нагнали. Почти, их уже нашли до нас, — она провела рукой по лицу, — варги, огромные варги. Он, — она кивнула на меня, — голыми руками отколотил варга и рыком остановил второго. А потом они оба об него терлись, как щенки о свою мать. Они позволили снять с их добычи все, что было цело, и не отходили от него. А потом он упал. Я думала, что нам конец.

— Стой. Варги!?!?! — глаз Урты, казалось, сейчас выпадет. — Варги?!? Вы все головой ушиблись?

— Да, два варга. Черный и серый, — Ая порылась в своей сумке, — я вот шерсти подобрала. Там ее много было после такой трепки.

Урта дрожащими руками выхватил у нее из рук мокрый комок и, ткнувшись в него лицом, принюхался. Потом еще раз посмотрел на нас и выдохнул. Уже более спокойным голосом он просипел.

— О, кулаки Темного. Я в сказке? Мы победили людей, он победил варгов. Кто следующий еще остался, хотя у нас есть кого…

Вернув Ае комок шерсти, молча постоял рядом. Сев с ее помощью поудобнее, я спросил.

— Все в порядке? — Урта горестно посмотрел на меня и, сев на стоящий рядом с топчаном чурбак, начал рассказ.

— Ты убежал Егерей ловить, к вечеру примчался ученик Даритая на лошади. С вестью, что на нас напали. Бооргуз Тайн, надо было резать тогда их всех. Нас Болотники, что у Уруков рыбачили, предупредили о том, что барки идут полные орков, не Рвачи. Уруки еще раньше тревожные дымы подняли, что у них они остановились. Не знаю, живы ли они теперь. Но Драконы наши успели увести. И Тзя с Хромым предупредили. Все, как мы решили, сидели и ждали Купца. А потом в лагерь прибежал орк с лесного хутора, на них вышла сотня орков Бооргуза, выбили наш дозор и убили всех, кого не смогли поймать живыми. Гонец прибежал раненый, он один из того хутора живой остался. Тут и дымы для Ворот подняли. Даритай послал гонца к нам. Он успел караван с трофеями от первой засады предупредить. Они за ним пришли, еле успели. Столько добра бросили, — Урта покрутил головой, — что у нас там творится, я не знаю. Ворота, может, и удержат, хутора в лесу и Большой лагерь с Пристанью мы, наверное, потеряли. У нас здесь сотня Стражи Ворот, сотня наемников с Перекрестка, большая дружина кого-то из Старших Семей и немного Стражи Жрецов Темного, нет, не Темного, Вайруны или еще кого, не знаю. Еще рабочие орки. Ты бы видел, как у них глаза горят от вида лагеря. Мы не могли уйти, ты приказал стеречь добычу. Остались в лагере людей. Их-то сначала согнали в загон и посадили ждать. Воинов-то мы сразу, как ты убежал, разоружили.

Гости, как пришли, с ходу полезли на возы, мы их откинули. Это наемники до нас первыми добежали, остальные днем плохие ходоки. С трудом, но отбросили. Люди, конечно, без присмотра кинулись бежать к перевалу, а там их уже ждали. Прости, вождь. Больше десятка их положили. А взяли в плен пятерых и до утра пытали. После уже они бежать не пытались. Во второй раз, когда нас опять, уже под утро взять пытались, даже часть на возы полезла, тоже дрались. Да и так, с едой, водой, ранеными помогали, ну и мы им. Вот такие вот у нас дела. Хорошо, что ты вернулся. Даже такой.

— Потери большие?

— Да, почти четыре лапы убитых, много раненых, всяких. Еле устояли. Лучницы их хорошо проредили. Что дальше делать будем?

— Вот встану и решим. Сейчас зови учениц Тзя, пусть все, что есть, тащат сюда, лечить меня будем.

Через час я, обжигаясь, пил горячий настой, что мне с превеликими муками с третьей попытки сделали будущие знахарки. В углу в обнимку с моим оружием спала Ая. Прибежавшая из дозора Таур, быстро меня обнюхав и ощупав, долго смотрела в глаза и, обругав, умчалась обратно. Под топчаном спали оба посыльных. Пока все это происходило, я успел узнать у еще не спавшей Аи, что варги, как могли, старались помочь им и, переплыв на этот берег, долго бежали вдоль по берегу за плотом.

Вошедший Урта принес просьбу от людей на встречу. Вскоре у моего топчана стояли все те же самые трое переговорщиков.

— Рад вас видеть живыми, — осунувшийся Купец с Воякой встали у моего топчана. Староста присел на мой топчан, и все с тревогой смотрели на меня. За спинами у них стояло больше десятка Верхних в полном вооружении. У моей головы Ая и ощетинившиеся Посыльные.

— Асмус, ты по делу пришел? — Купец кивнул. — Тогда говори.

— Мы рады, что ты вернулся. Мы пришли узнать, что собираешься делать дальше. Твои воины, — он качнул головой в сторону стражи за спиной, — держат ваших врагов. Хотя их гораздо меньше, чем ты нам показывал, — он не удержался от колкости и вызвал досадливую гримасу у Вояки и хитрую усмешку у Старосты.

— А уж как ты меня провел, — Асмус покачал головой, — что мы дальше будем делать? Мы можем договориться с вашими врагами?

— Вы нет, вы для них исконный враг. Что вас ждет, вы уже видели, как я понял. Но мы будем сражаться, и вас не отдадим.

Я увидел, как помрачнели лица людей. Вояка сильнее сжал свой ремень, Староста, насупив седые брови, ухватил себя за бороду, и только Купец выдержал удар стойко. Побегав глазами, он вновь спросил.

— И что будем делать, Вождь? — произнесенное им мое звание на языке орокан заставило удивленно зашипеть охрану у него за спиной.

— Ты сказал слово, не понимая его смысла?

— Я знаю его смысл, прошу принять меня и мою семью в твой род, на то место, что есть у тебя для меня, — под удивленными взглядами его спутников он медленно и не совсем верно с жутким акцентом произносил клятву на орокан, — я буду верен тебе и отдам свою кровь, когда ты мне это скажешь.

— Не совсем верно, человек Асмус, — я усмехнулся, — но я тебя понял, и все тебя слышали. Я беру тебя и твою семью в свой род гостем. Все слышали? — у него за спиной, рыкнув, ударили копьями в пол стражи.

— Осталось узнать насколько большая твоя семья? — он удивленно покосился на стражу и, опустившись на колени, положил мою руку себе на голову.

— Не очень большая. Я, жена, дети и мои люди, что я привел сюда.

— Так значит так, слово сказано. Возьми на свою семью заботу о еде и питье, уходе за животными. Иди и займись этим сейчас, Асмус. Идите с ним, скажи всем, — я махнул рукой посыльным.

Купец поклонился и быстро выскочил из шатра с одним из посыльных. Оставшиеся люди проводили его взглядами и вновь повернулись ко мне.

— Аки змей, везде вывернется, — Староста покачал головой, — как он лихо так, раз и уже гость. Значит, не бросите нас на расправу? — я кивнул ему, — уже хорошо. Мы тоже поможем всем, чем можем. Твои-то как ожили, как тебя увидели. Как в живой воде искупались. Я все, что хотел, услышал, что еще нужно от нас тебе, хозяин?

— Расскажи, что ты видишь в лагере? Что нужно сделать? — Староста кивнул и, поудобнее устроившись, недолго подумав, начал подробно тыкать нас с Уртой в забытые и пропущенные проблемы.

В ходе короткого совещания решено было, что Болотники наладят переправу на тот берег и сегодняшним днем перевезут туда часть людей с задачей собрать корм для животных. И будут их охранять. Назначены места, где вырыть дополнительные отхожие места для такого большого количества людей и орков. Животных, сбившихся в пределах лагеря, тоже надо было как-то обиходить, чем и займется часть родни Старосты, уже сегодня большая часть людей выйдет на укрепление ограды из возов. Урта обещал выдать нужные инструменты и разрешить и так свободный проход по лагерю. Побега я не боялся, а если кто-то и выберет себе такую судьбу, пусть о нем заботятся его боги.

Проводив глазами ушедшего Старосту, посмотрел на все это время молча стоящего Вояку.

— На поединок позовешь? — я усмехнулся. — Позже, хорошо?

— Я не об этом, я воин, могу сражаться. И мои люди тоже, ждать, когда нас вырежут, не хочу. Дай нам оружие. Какую клятву тебе дать?

— А что мне клятвы людские, а тебя мои? Мы разные, просто так вышло, что сейчас мы все здесь. Верить ты мне не будешь, я тебе тоже. А сражаться, ожидая удара в спину. Или я не прав?

— Прав. Тогда выпусти нас из лагеря с оружием, умрем в бою… — я его прервал.

— Уже сегодня это оружие будет в руках моих врагов. Сколько вас?

— Больше двух десятков с теми, кого вы из обоза Ульриха взяли живыми, полтора десятка могут сражаться.

— Как тебя зовут, воин?

— Ульфар я. Значит, нет?

— Значит, нет. Иди, Ульфар, можете встать на ограду без оружия. Чем сможете, тем и поможете. Иди.

Пришедший позже Урта сказал, что с Чадой все в порядке, и, если Темный захочет, то он выживет. Дальше рассказал о разных мелочах и сам не заметил, как уснул, сидя. Не стал я его будить, вид у него был замученный. Глядя на него, я и сам задремал и проснулся от прикосновения. Рядом с топчаном устраивалась Таур.

— Что скажешь?

— Мало что. Мы их сдерживаем, пока стрелы есть. И еще, они днем как слепые, забиваются в лес и только дозорные из наемников Диких за нами смотрят. Но их много, в лес нам лезть, для нас смерть. Там тень, и они, плохо, но видят. К ночи будут пытаться с разных сторон ближе подойти и на возы залезть. Я сказала, там по кругу сложили костры, за полсотни шагов. Выйдут на свет — будем бить. Только разведка сказала, что они щиты из лозы плетут, большие. Не сдержим.

— Ясно. Помоги мне встать. Так, хорошо. Зови сюда этих учениц Тзя. И огонь сюда, мою сумку и котлы. Будем к встрече готовиться.

До самого вечера я был сильно занят, под моим управлением ученицы варили укрепляющие настои и вливали в меня. Так что к вечеру я уже был более-менее на ногах. И уже в сумерках с помощью посыльных я обошел ограду из возов.

По всему лагерю сновали десятки людей и орков. За линией возов в копаемом рву кланялись сотни спин — люди, орки. Землей засыпали проходы между телег, а также проемы под днищем и переднюю стену. Перед валом вбивали острые колья в сторону леса. Подростки всех видов таскали дрова к кострищам, оставшимся с прошлой ночи. С другой стороны реки под дружные крики на канатах тащили вплавь нарубленные и связанные огромными вениками ветки деревьев, что сразу несли голодным животным. На том берегу стучали топоры, и Болотники, ловко управляясь с шестом, перегоняли плоты из наскоро связанных жердей, что сразу же, бегом несли на ограду. Несколько раз попадались знакомые лица. То купец о чем-то ругающийся с женщинами у костров с котлами. То Ульфар в окружении своих безоружных воинов, навалившись, вкатывает тяжелый воз в подготовленное для него место. Выскочивший мне навстречу Углук низко поклонился и нырнул в толпу.

Обойдя лагерь, остановился на крайнем от леса возу и стал разглядывать недалекую стену леса.

Ко мне от реки через расступающиеся толпы быстро бежала группа Болотников, на руках тащивших чье-то тело. Подбежав ближе, дружно уронили глухо крякнувший груз.

Повозившись на земле, незнакомец сел и поднял лохматую голову.

Орк, орк рабочей касты, с корявой костяной биркой со стертым знаком в ухе, засаленной кожаной набедренной повязке, огрызках и так до этого дранного и старого плаща из тростника. По виду хорошо поживший. Невероятно тощий и жилистый, со связанными за спиной руками с широкими, раздавленными тяжелой работой кистями, со стертыми когтями на пальцах.

Морщинистое лицо с привычным для него тупым выражением покорности судьбе, только короткий и острый взгляд из-под бровей, когда он якобы почесал о свою грудь острый подбородок, быстро обежал всех, кто его окружил и вновь погас, скрывшись за привычной для него маской.

Растрепанные волосы почти скрыли этот взгляд, я еще отметил, что глаза у него красны и обильно слезоточат, пробороздив причудливый узор в морщинах и грязи лица.

— Его оружие, — стоящий над ним Болотник качнул в руке кривой кол с обожженным в огне острием и продолжил, — поймали на этом берегу, похоже рыбу ловил или лягушек.

— Ты кто?

Орк поднял на меня мокрые глаза, пару раз прищурился и помотал головой, брызгая слезами.

— Я Зим, а ты кто? — и зашипел, получив пинок по ребрам от Болотника с его копьем.

— Всегда говори господин, тварь мокроглазая.

— Я Зим, рабочий сотни Фермы-2, Семья Лау. Господин.

— Что ты делаешь на моей земле, Зим?

Орк пожал плечами и ответил.

— Шел к тебе с Купцом, работать. Потом со Жрецом, воевать. Ты, — он поскрипел мозгами, вспоминая слово, и добавил, — ну, это… Вайруну обидел, жреца обидел. Господин.

— А Купец где?

— Так умер. Еще на Болоте, — орк забылся и, получив очередной пинок, понятливо закивав головой, скрипнул сквозь зубы, — господин.

— От чего? Зим, тебе нравятся пинки? Может, палки принести? — орки радостно зашевелились, плотоядно разглядывая рабочего, — или ты сейчас рассказываешь, как ты сюда попал, или в костер пятками засунут.

— Все расскажу, господин. Только что нужно сказать?

— Купец тебя вез ко мне и …??

Орк вслед за мной кивнул головой и замер, подождал продолжения и, покосившись на Болотников, заговорил.

— Егеря, два Дракона. Нам оружие раздали. Они стрелы бросать. Барка Купца сцепилась с Драконом, мы отстали. Пока шли, Дракон громко вздохнул и разлетелся, как старая чашка об камень. Всё, и барка, и орки, и Купец, и Дракон.

Щуки с Бооргуза Червя пришли, жреца из Тайна привезли.

Он сказал, что ты не настоящий Тач-Варга, надо тебя резать, и бог обиделся, надо его кормить и резать вас всех.

Всех рабочих. Диких. Болотников. Уруков, всех, кто есть. Кормить бога. Нам оружие, — он кивнул головой на свой кол, — умрем воинами, пойдем к Вайруне.

Все.

Я кивнул своим мыслям и бросил.

— Этого… — орки вокруг напряглись, плотоядно косясь на пленника, — этого в ров, пусть копает.

В сумерках из леса стали выходить сначала рабочие и наемники Диких, потом и все остальные, черные воины с высокими прическами из торчащих дыбом волос, черными масками и длинными пиками, коренастые копейщики в масках и шляпах и кожаных плащах, мною уже раньше виданные на орках Купца, с высокими щитами, грубо связанными из лозы. Сбиваясь в темные кучи, они молча садились на траву и чего-то ждали. Закончившие работу защитники лагеря поднялись на ненадежную ограду. Орки и люди уважительно расступались, пропуская немногих лучниц-уруков на их места. В толпе воинов Бооргуза забил барабан. Они все дружно встали и пошли в сторону лагеря. Уже горевшие костры сейчас подсвечивали колышущуюся тучу, неторопливо надвигающуюся на затихший лагерь. Я повернул голову на шум, на соседние возы лезли воины Ульфара с самодельными копьями из грубо обструганных и заостренных кольев. Встретившись с ним взглядом, коротко кивнули друг другу.

Не доходя десятка шагов до линии костров, толпа воинов остановилась и замерла. Из глубины одна за другой глухо завыли флейты и расступившийся строй выпустил вперед несколько фигур. Протолкавшийся ко мне Урта прошептал на ухо.

— Будут на поединок звать. И пугать муками, конечно. Я не хожу, как и до этого не ходил. Покричим с возов, оружием помашем, мы им, они нам с поля. И назад, а потом уже на возы полезут.

— Кто это? — Урта прищурив глаз еще раз присмотрелся.

— А, опять те же. Тот, что высокий и черный — это командир сотни Стражи Ворот, Фрако. Рядом с ним — это жрица Суйта-си. Еще та гадина, это она пытала и убила пленных. Все проклятьем Темного грозит. И еще Лау-Таек. Он из Старшей Семьи Лау. Того самого. Обещал мне сердце вырвать. У него сотня Стражи Семьи Лау. А тот, что в стороне, это Сотник рабочих. Он молчит все время. Там еще много народу, но я их не знаю.

— Хм, и где у нас выход здесь.

Урта поперхнулся и искоса посмотрел на меня.

— Ты настои с мухоморами пил? Ты куда это собрался? — он махнул рукой лезущей к нам Таур, — слышала, куда он собрался? Опять за свое. Ты на себя посмотри, еле стоишь. И что ты улыбаешься? Таур, глянь на него. Стоит, ветер нюхает и щерится во все зубы.

— Урта, иди, показывай, как нам в поле выйти. Таур, не надо меня обнюхивать. Лучше подтяни сюда побольше своих сестер. Мне спокойнее, когда вы рядом.

Очень скоро мы вышли через откинутый борт одного из возов и перешли пока еще неглубокий ров по брошенным через него жердям.

Отойдя ото рва на два десятка шагов, я замер, ожидая посланцев Бооргуза. Подошедшая группа замерла от нас в шагах пяти. Не дожидаясь, я под гримасу Урты первым начал разговор.

— Я Ходок, что хотят на моей земле от моего рода орки Бооргуза?

— Так это ты — Ходок?

Высокий, жилистый орк с яркой внешностью Старых орков, покрытый по оголенным плечам и груди густой сетью татуировок. Сняв с головы шляпу с бусами, он откинул ее себе за спину и сделал еще один шаг мне навстречу.

— Ты тот самый хозяин Диких? — он, запрокинув голову и воздев руки к уже темному небу, прокричал, — Великий, ты видишь, кто управляет этими отродьями? — он опустил голову и посмотрел мне в глаза, — я это исправлю.

Крепкие руки, сжимающие тяжелый макуатль, развитые предплечья, покатые и сутулые плечи бугрятся от мышц. Кривые босые ноги твердо стоят на земле. Короткая кожаная юбка, перетянутая широким кожаным поясом. На теле множество заживших шрамов и следы от солнечных ожогов, не привык он к солнцу. С висков узкого и продолговатого лица с кожей серого цвета свисают две косы с костяными украшениями, костяные браслеты, которые могут сойти за наручи на руках. Узкие черные губы еще раз раскрылись, показав кривые и острые зубы, прошептав.

— Вызов.

— А ты не спешишь ли Лау-Таек? — тираду воина прервал шедший за ним черный воин, — может, послушаешь, что скажет Суйта-си?

Лау недовольно скривился, но посторонился, пропуская вперед самку в одеянии жреца Темного. Крупная и высокая самка, казавшаяся еще больше из-за огромного пучка волос, что торчал на ее макушке во все стороны твердыми прядями, больше локтя длиной каждая. Сбросив движением плеч плащ из травы, она оказалась почти голой, только короткая повязка на бедрах из черной кожи и множество украшений по всему телу из черненых костей. Вся кожа, где ее было видно, масляно блестела от черной краски. Поставив к ноге массивное копье, она молча рассматривала меня и после продолжительной паузы, сверкнув удивительно белыми зубами, заговорила, медленно и нехотя цедя слова.

— Ты Ходок, самозваный Вождь Диких ущелий Бооргуза Тайн, называющий себя еще и Тач-Варгой. Ты вместе с шаманкой рода Урук взывал к Темному, приносил ему жертвы, не имея на это права. Не предоставил к выбору доли храму Вайруны из украденной у людей добычи. И еще не отдал пленных охотников для справедливой казни. Смутил разум Диким родам, да так, что они посмели оказать сопротивление воинам Бооргуза. Продолжаешь покрывать людей. Берешь с земли, воды и Болота Бооргуза, не отдавая дани хозяину. Убил членов Старшей Семьи Бооргуза. Ты виновен. Ты пойдешь с нами в Бооргуз для справедливого наказания.

Во время этой речи она смотрела мне в глаза и качала в свободной руке блестящий камень на шнуре. Закончив ее, она повернулась и пошла. Пройдя несколько шагов, удивленно обернулась и замерла.

— Иди за мной.

— Нет, не хочу. Я Ходок, и все, что ты сказала, меня не касается. Я хочу сказать вам всем, я никому из вас ничего не должен, — тут меня слегка повело, и меня подхватил под руку стоящий рядом Урта.

Уже вернувшая невозмутимое лицо жрица довольно и значительно покачала головой.

— Ты отступник, самозванец и заслужил смерти. Убейте его кто-нибудь, он еле стоит на ногах. Он не может быть Вождем.

— Я думаю, что это ты всего лишь Чувствующая, слабая такая. А вам всем, я даю последний шанс. Уходите.

Вперед шагнул сотник Стражи Ворот, до этого молчавший.

— Она не может тобою управлять?

— Нет, она слишком слаба.

За это время к нам понемногу подошли ряды воинов Бооргуза и молча слушали наш разговор. Урта, насупившись, вращал глазом, готовясь к драке. Таур хранила полное спокойствие на лице, нежно поглаживая и перебирая правой рукой стрелы в колчане. Все еще стоявший в ожидании Лау-Таек сделал пару шагов к нам и снова прошипел.

— Вызов.

Я окинул его недоуменным взглядом и, повернувшись к реке, прислушался.

— Подожди немного.

Неожиданно жрица взбесилась и, тыкая в меня когтем, взвыла.

— Это еретик, его смерть послужит во славу Вайруны, что вы ждете, убейте его, убейте всех! Напоите его тень кровью жертв там за оградой. Я слышу, как дрожат люди, такая жертва послужит вам при получении места в его войске, когда придет ваше время. Убейте их всех!

У нее за спиной заворчали и зашипели воины, кто-то тихо запел слова молитвы, славящие Вайруну, я насторожил ухо, они славили не его. Они пели молитву не ему. Всех перекрыл крик Лау-Таека.

— Ты принимаешь мой вызов?!?! — и ему в ответ от реки взревели два голоса. Волна радости мягко изнутри толкнула меня. Я запрокинул голову и взвыл в ответ.

Мгновенно оборвавшие песню орки дружно шарахнулись в сторону и сбились плотнее, выставив копья. Мимо них от реки тяжелой рысью пробежали, встряхивая шкурами и разбрасывая фонтаны брызг, Быстрый и Таша. С обеих сторон раздались придушенные выкрики. Подбежавшие животные ткнули меня по очереди носами и, развернувшись в сторону сбившихся плотной толпой воинов Бооргуза, еще раз рыкнули. Стоящий впереди всех Лау-Таек, держа двумя руками макуатль, замер, даже в сгущающейся темноте видно было, как он серел лицом. Сотник стражи Ворот, перехватив копье, тоже замер в ожидании.

— Лау-Таек, ты бросил мне вызов, я — Тач-Варга, и мои руки это мои Варги, — я запустил руки в мокрую шерсть тихо ворчащих зверей, — вы все пришли на мою землю, убили моих орков, грабили и разрушали. Я спрошу еще раз, ты хочешь бросить мне вызов?

— Нет, не хочу, — Лау опустил макуатль и медленно встал на колени, — прости меня. Ты пришел, мы ждали тебя.

— Ты трусливый слизень, Лау, — рявкнула ему в лицо жрица. Выйдя вперед, она, раскачиваясь, запела какой-то ломаный мотив и стала размахивать копьем, песню подхватило множество голосов, и вперед из толпы у нее за спиной стали проталкиваться воины. Понимая, что если ее не остановить, то толпа может броситься в атаку, положил руки на плечи варгов. Обернувшаяся Таша улыбнулась, заставив тонко пискнуть у меня за спиной Таур, и послала вопрос.

— Эти не твоя семья, убить их всех?

— Нет, только эту.

В следующее мгновение оба животных, смазавшись в стремительном рывке, оказались рядом со жрицей и, вскрикнув, она исчезла, в фонтане крови разлетевшись двумя частями и окатив шарахнувшихся орков своей кровью. Оба зверя, открыв пасти полные окровавленных зубов, дружно заревели в лица орков Бооргуза. Шарахнувшись от них, они начали падать, путаясь и спотыкаясь друг через друга, бросая и роняя оружие. Упавшие не пытались подняться, а замирали на земле, закрывая головы. Устоявшие после рева варгов на ногах орки один за другим роняли оружие и становились на колени. Варги замолчали и, поводя мордами, просто оглядывались по сторонам, чутко ловя своими ушами звуки вокруг. Устоявший на ногах сотник Стражи Ворот, шагнул к одной из частей тела жрицы и, наклонившись, вгляделся в ее лицо, помедлив, он повернулся к еще стоящим на ногах воинам и, подняв над головой копье, громко прокричал.

— И падут неверующие, — повернувшись ко мне, опустившись на колени, осторожно положил свое оружие, — с возвращением в наш мир тебя, Тач-Варга.

Проговорив это, он протянул вперед руки и, сложив их, опустил на них голову. Стоявший на коленях Лау, покосившись на него, заторопился и повторил жест. У них за спинами сотни воинов повторяли слова сотника и его жест. Я услышал их и за спиной, обернувшись, увидел, что Таур и Урта уже стояли на коленях, а над оградой нашего лагеря были видны только изумленные люди.

— Скажи мне Лау-Таек, как вы здесь оказались и зачем пришли?

Не поднимая головы, он мне ответил.

— Я пришел за местью, ты убил моего родича. Остальные пусть скажут сами.

Подняв голову, я скомандовал.

— Старшие, Сотники ко мне. Остальным ждать моей воли, — мне в унисон рявкнули и завыли варги. Обернувшись, я поманил к себе Таур и Урту.

— Поднимай там с колен всех и сюда полусотню Нижних. Верхним в готовности, Таур твоим всем быть на ограде и держать их, — я кивнул в сторону орков Бооргуза.

Подошедшие ко мне Старшие сели на землю передо мной на пятки и замерли, не поднимая голов.

— Вы пришли сюда, напали на мою землю и моих орков. Вы примете мое наказание.

Старшие, поклонившись, ткнулись головами в землю и хором ответили.

— Да, Тач-Варга, мы примем с радостью.

— Сейчас вы все по очереди скомандуете своим воинам сдать оружие. Ты, Лау, будешь первым.

Лау-Таек вскочил на ноги и пропел команду. Рыкнув в ответ, к нам поднявшись на ноги, побежали его воины. Подходя ко мне, они, упав на колени, протягивали свое оружие и выкладывали перед собой. После чего вставали и понуро шли мимо фыркающих варгов к ждущим их Нижним. Им сноровисто вязали руки за спиной, вязали за шею на общую веревку и сажали на землю. Больше часа нападавших разоружали и вязали. В сопровождении двух десятков Верхних сотник Стражи Ворот пробежался по лесу, собрав стоявших в дозорах и в лагере. После доклада, что в лагере оказалось больше трех десятков раненых, отправил туда под охраной учениц Тзя, вызвав удивление на лицах у вождей, сидевших у моих ног.

— Их будут лечить. А сейчас я буду говорить с воинами.

Я оперся о морду, что мне подсунула Таша, и, опираясь с другой стороны на плечо Быстрого, подошел к сидевшей толпе. При моем приближении они неуклюже повалились лицами в землю и замерли в ожидании. У меня за спиной встали их Сотники и Старшие в сопровождении моих воинов.

— Поднимите свои лица, я хочу видеть ваши глаза, — по всему полю неуклюже зашевелились сотни тел, меняя со связанными руками свое положение. Из гудевшего лагеря мои орки принесли несколько факелов и встали впереди меня, освещая. Из темноты в полной тишине на меня смотрели сотни светящихся глаз, только за спиною у меня гудел растревоженным осиным гнездом лагерь, и тихо переговаривались немногие люди, гроздьями облепившие ограду.

— Вы пришли взять то, что принадлежит мне. Я вас должен наказать, наказание за такой проступок смерть, — над сидящей толпой пронесся тихий вой и затих, — но я вижу горестное положение моего народа. Всего моего народа, — я поднял голос выше, — орки — это один народ. Вы живете в темных норах, вы живете в стылых ущельях, вы живете в грязи Болота. Умираете от голода, умираете от стрел охотников и егерей. Зачем вам жить, что вам терять?!?

Над пленными повисла звенящая тишина. Лагерь за спиной тоже затих. Было слышно, как с топотом его жители бегут к возам и молча замирают на ограде.

— Вы не помните, кто вы, вы не помните, зачем вы здесь, не помните своих отцов и матерей. Вы служите Бооргузу и закончите свою жизнь в виде шара светляков и чашки на кухне!

Это ваша жизнь? И вам совсем не страшно ее терять. Так ли это?

Мне в ответ дружно рявкнули сотни голосов, в темноте загорелись яростью и бешенством десятки глаз. Подняв руку, я подождал, пока установится тишина.

— Мне горько знать, что умрут сотни храбрых воинов, за ошибки других. Я хочу дать вам последний шанс, — я, молча и медленно обвел глазами темное поле затихших в ожидании орков, — я дам вам новую жизнь, я дам вам новые имена. Я дам вам в руки оружие и покажу врага, что должен умереть. Я дам вам другую жизнь — жизнь воинов, достойных строя Темного. Темного, — я поднял руку, показывая свое кольцо, у меня за спиной зарычав, подняли руки мои орки, — не трусливого демона Вайруны, не скары жреца, а Темного!!! Кто из вас примет мой дар?

Поле взревело от общего крика вскочивших на ноги орков, поднимаясь на ноги, помогая друг другу, они выли, глядя на меня. Из глубины толпы поднялась и окрепла, подхватываемая новыми и новыми голосами песня. Сбившись плотнее, сотни орков самозабвенно рвали глотки в старой как мир песне славящей Темного и его сыновей, дружно топая в припеве ногами в землю и раскачиваясь в танце.

Старый-старый мотив и слова уже почти незнакомо звучащие, язык менялся за тысячи лет. Но по-прежнему знакомый и известный всем оркам.

Его никто специально не учит, но услышав, вступает, не задумываясь, повторяя непонятные слова, просто всем сердцем отдаваясь скрытому смыслу, благодарности за даже такую жизнь.

Она трудна и неприглядна, но он ее дал и нам ее жить.

Севшие на хвосты варги с интересом шевелили ушами, слушая их и раскрыв в своей замечательной улыбке пасти, поводили мордами из стороны в сторону. Дернув за шерсть, я уложил Быстрого и тяжело сел, привалившись к его теплому боку. Таша повернулась ко мне и, наклонившись, осторожно облизала лицо, послав вопрос.

— Что это они так обрадовались?

Устало отмахнувшись, я ответил.

— Я не буду их убивать.

Покосившись на орущую толпу, она фыркнула и добавила.

— Тогда понятно, — неторопливо укладываясь рядом со мной и потянувшись, она процарапала глубокие борозды когтями перед собой, потом покосилась на меня одним глазом и, прижав уши, лукаво спросила, — а может, парочку все-таки убьешь, так есть хочется?

С трудом дотянувшись и потрепав ее по ушам, я ответил.

— Не, не будем, они тощие и жесткие, и кормили их всякой гадостью, — Быстрый заинтересованно фыркнул и стал принюхиваться, — таким красивым варгам, я найду что-нибудь вкуснее.

До самого утра я так и не смог поспать или просто отдохнуть. Море забот и проблем, что нуждались в моем личном участии, десятки вопросов и тучи вопрошающих. Люди, орки, опять люди и опять орки. И варги, чью проблему решили подарком в виде так и не оклемавшейся до конца от настоя Тзя лошади. Разорванной в клочья буквально за мгновения и съеденной под благоговейный шепот сотен зрителей. На это время работа орков замерла по всему лагерю и возобновилась после конца трапезы варгов.

Сейчас они чутко спали рядом со мной в бывшем шатре Ульриха, доставшемся нам как трофей. Быстрый подставил свой бок, а Таша положила свою голову мне на ноги и встречала всех приходящих приоткрытым глазом. Как она мне передала, терять меня они более не собирались и из виду выпускать такого беспокойного Старшего брата тоже.

Пришедшие ко мне за распоряжениями Старшие из людей сидели не дыша, каждый раз вздрагивая при возне варгов. Чутко ловившая все эти нюансы Таша закатила им целое представление с потягиванием, зеванием, царапаньем пола когтями и обнюхиванием пришедших. Едва отдышавшихся после этого людей я никак не мог вернуть к вопросам, с какими они пришли и, едва начав обсуждение, они вновь напрочь потеряли нить, когда она, резко дернувшись и хлопнув своим огромным, зубастым капканом, остервенело стала выгрызать несуществующую блоху у себя на плече. Поднявший голову Быстрый иронично фыркнул и вновь сунул свой нос себе в лапы.

— Прости меня, хозяин, — с трудом отдышавшийся Староста вытер пот со лба и, покосившись на шевельнувшийся в мусоре на полу хвост Таши, продолжил, — уж я не думал, что такое увижу. Видимо, и правда последний день мира наступает.

— Не преувеличивай, все только начинается и для вас все вполне мирно заканчивается. Давайте еще раз повторим. Даю вам день на выпас и выгул скотины и сборы. Я отставлю здесь заставу. Но вы предупредите и остерегите своих от глупостей. Это, — я провел по морде довольно засопевшей Таши, — не последние варги здесь. Так что снова пугать не буду. Звери любят кушать и считают с недавних пор, что вы гораздо вкуснее кабанов и другой живности, и ваши когти и зубы их не впечатлили. Так что вы собирайтесь, чинитесь и выдвигайтесь вниз по реке, там вас встретят и проводят до меня, а у меня дела. Сами видели, порядка у нас мало пока, и я сам нужен везде. Так что вы уж сами как-нибудь. И не затягивайте. Вам еще место выбирать и дома строить, и поля делить.

— Ты нам охрану оставишь? — довольный собою купец приосанился. — Мои уже готовы.

Я уже узнал, что он в своих родственников сманил всех мастеров и возчиков и прихватил часть крестьян не из рода Старосты.

— Не спеши, подготовьтесь тоже день и трогайтесь. Оставлю вам полусотню. На вас еще все раненые и ваши, и орки.

— Нам оружие дашь? — Вояка все еще не терял надежды уломать меня.

— Нет, до лагеря нет. А там мы к этому вопросу вернемся. Обещаю. Идите.

Дальше ко мне привели Старших набега. Вошедшие орки становились на колени и, бормоча молитвы, кланялись и кланялись со страхом, косясь на поднявших головы варгов.

— Вставайте, я хочу увидеть ваши лица.

Вставшие орки подошли ближе и замерли. Я по очереди разглядывал стоявших напротив. Уже знакомый мне Лау-Таек, сотник Стражи Ворот Фрако — высокий воин, укутанный в черный кожаный плащ, сотник наемников Шууа — коренастый воин в одной набедренной повязке с множеством шрамов по всему телу и покрытым корявыми татуировками лицом, Утта — сотник сборной солянки остальных орков, сутулый орк непонятного возраста со слишком умными глазами на простоватом лице.

У них за спиной замер десяток Уруков, заполнившие собой все оставшееся свободное пространство шатра.

— Что вы искали здесь?

— Я искал мести, — вперед шагнул Лау и опустился на колено, — ты убил племянника Старшего моего рода. Я говорю тебе это прямо и готов принять свое наказание.

— Я говорю при всех этих орках, что пришли с тобой, что твой родич стал жертвой болезни. Он стал скарой. Я не желал ему зла.

— Каково будет мое наказание?

— Не вижу смысла наказывать тебя за то, что тебе поручил твой Старший рода. Поговорим об этом позже. Остальные могут говорить?

— Все мы пришли в набег на самозваного Вождя Диких, нас отправил Совет Бооргуза, — вперед шагнул и тоже опустился на одно колено сотник Утта.

— И мы тоже готовы принять наше наказание, — произнес Фрако, качнув в поклоне своим пучком волос, — здесь только один, кто не виноват, — он, выпростав из плаща черную руку с тихо гремящими браслетами на узловатом запястье, толкнул вперед наемника. Шууа рухнул на колени и прогудел.

— Так и есть, мне сказали резать. Я и резал. А этого, как его, — он потянулся чесать себе голову и отдернул руку, — а, вот, умысла у меня не было, Темным клянусь и за своих поручусь. Знали бы, не нанялись бы. И мы тоже готовы наказание принять.

— Мы посланы взять все. Никто не знал, что легенды вернулись к нам, — Фрако распахнул плащ и опустился рядом с другими. — Мы готовы принять твою волю.

— Слушайте.

При выступлении из лагеря следующей ночью меня сопровождала сводная сотня из моих орков разных родов. Остальные и все подростки вспомогательных сотен остались в лагере с людьми и большей частью пленных. С нами шли и все Старшие плененных отрядов. А также сотня отобранных пленных в качестве носильщиков. Большей частью десятники и все уцелевшие младшие сыновья.

Меня по очереди несли в носилках постоянно меняющиеся смены моих орков. Бегущие по обе стороны от них варги ревниво косились на носильщиков, периодически шумно нюхая их.

Из старших со мной была только Таур. Её лучниц я забрал всех. Кто уцелел.

Знахарки-неумехи Тзя успели наварить жутко вонючей мази, что несли сейчас в кожаных мешках пленники, как мне обещали знахарки, она должна была уменьшить силу ожогов для открытых ног и рук, не привыкших к солнцу жителей подземелья. Кроме этого несли запасы еды для всех на переход до нашего лагеря.

Два дня почти непрерывного бега с короткими остановками для сна, и мы знакомыми местами спускаемся к Приболотью. Из чащи леса к нам выскочило с десяток орков, недавно принятых Диких во главе с десятником с почти зажившим шрамом на лице. Подбежав к голове колонны, он что-то спросил у воинов и, сломя голову, припустил ко мне. Подбежав, сначала шарахнулся от Варгов, а потом с разбегу хлопнулся на колени и, скользя по траве, остановился у моих носилок.

— Ты еще жив Чуу-Шрам, и копье твое с тобой. Что ты хочешь мне рассказать? — воин потемнел лицом от удовольствия и, подняв голову, ответил.

— Мое копье и моя жизнь твои, мой Вождь. Я принес тебе вести от Тзя и Шаманки. Они живы.

— Ты всегда был краток. Но мои уши хотят знать больше, добавь еще что-нибудь.

— Ну, лагерь цел, в осаде сидят. Людей мы почти всех увели. Дальним хуторам досталось. Последний весь пропал. Прибежал с него гонец, щенок с Заставы. Предупредил.

— Ворота и Нижние?

— Там Хромой и куча самок и щенков. Наемники пытались взять, но их отбили и они ушли сюда. Здесь мы с ними по лесу и воюем, и теми, что поселки пожгли. Большое село удержали. Людей в него собрали. Старшим Даритай.

Я заинтересованно шевельнул ушами. Увидев это, Чуу заторопился, рассказывая.

— Он хороший Старший, а уж из лука, так как дятел по дереву и все в цель. И всегда впереди, смелый.

— Хорошо, пошли гонца к нему.

Обернулся к сидевшим на земле оркам.

— Идем в село на отдых, дозоры к лагерю и Пристани, пусть Чуу покажет, что и где.

У околицы нас встречали засекой и организованной заставой из селян и орков. Старшим оказался кряжистый крестьянин, вооружённый здоровенной жердью с обломком косы на конце. Выйдя вперед, он степенно поклонился и прогудел.

— С возвращением вас, господин. Я Влис, старший заставы. Сотник Даритай сейчас в набеге, пришлых гоняет, к вечеру обещался быть.

— И я рад тебя видеть, Влис, открывай засеку, воины устали.

— Всех обиходим ужо, дождались мы вас. Я уж пошлю мальца к нашим хозяйкам, пусть еду готовят, наши защитники вернулись.

Вскоре я сидел в доме старосты и выслушивал его многоречивые повествования о произошедшем в мое отсутствие. Остальной мой отряд сидел по сараям в ожидании кормежки.

— Так вот и живем, господин. Слава богам, не пустили врага в село. А уж с вами, устоим, несомненно.

— А Олли где, не видно его.

— А он с сотником, как узнал, что с хуторами сделали, так и пришел к нему, мол, хочу поквитаться с врагом. Вспомнил, что он стражником раньше служил, вытащил откуда-то копье и ушел к Даритаю. Не один, с ним еще дюжина парней. А мы тут свою стражу сорганизовали. В дозор ходим, на выпас со скотиной и за дровами.

Я прервал снова перешедшего на хозяйственные вопросы старосту, подняв руку.

— Скажи мне, Вилл, почему вы нам помогаете? Мы ведь все для вас одинаковые.

— Да как вы можете такое говорить, — староста не на шутку разволновался, — как можно этих с вами ровнять. Они-то кто — разбойники и убийцы. А наши-то как сражаются. К нам ведь раненых везут, видим мы, что они себя не жалеют, врага сюда не пуская. Их еще от околицы бабы по домам и разбирают. Мы-то про вас-то орков что знали? То, что охотники врали. А сейчас-то увидели, ну, когти, ну, зубы. Кожа темнее, так я осенью после страды темнее от загара любого орка буду. А мужики у вас справные, работящие. Порядок и закон знают. Бывали недомолвки, но то по незнанию.

— Ты про самок-то ничего не сказал.

Староста покосился в сторону кухни, где гремели посудой и переговаривались женщины его дома и, наклонившись ко мне поближе, прошептал.

— Девки ваши по хозяйству очень справные, молча пашут целыми днями, только тень им нужна, не любят солнца. Так они все ночью добирают. А так-то в работу въедливые, прямо страсть. Были бы не такими худыми, прям загляденье, а не бабы получатся. А молчу, так это мои домашние вдруг узнают, что других хвалил, со свету сживут.

— Спасибо тебе за добрые слова. Я тебя сейчас еще обрадую новой заботой. Через пять-семь дней подойдут больше двух сотен людей. Селяне, со скотиной. На постоянное поселение. Надо бы присмотреть места под их деревни. Они сами жить хотят, но по первому времени надо бы приютить. Не ко времени разговор, но война проходит и уходит, а жить надо дальше.

— Люди? Две сотни. Полоняне??

— Нет уже. С ними договор, как с вами. Им досталось больше вас. Война. Придут, сами расскажут.

— Да вот, наверное, люди от кочевников бежали, а здесь тоже война, — староста вдохнул и обреченно махнул рукою.