Глава 3

Сон Щенка. Память, память — не моя!!!


Снова темнота и каменные стены, я иду по пути, подсвеченному пока еще живыми, тускло мерцающими пятнами на стенах.

Влажный и почти жаркий воздух ласково обнимает меня, баюкая горящую от боли ожогов кожу. Он медленно перемещается по коридору, прихотливо раскручивая тяжелые простыни белого и густого тумана, что с трудом клубится на уровне моей груди, не имея сил подняться выше. Мои шаги тяжелы и неспешны.

Опустив плечи, я иду и иду под звуки легкого шелеста обрывков одежды, мои когтистые передние лапы почти достают до невидимого в тумане каменного пола, только изредка касаясь силовых кабелей, в спешке проброшенных по коридорам аварийными партиями.

Они гулко пусты и только изредка по вздымающемуся горбом туману, я замечаю замершие в неподвижности тела.

Мое зрение, с трудом преодолевая мглу тумана, рисует темные контуры скрюченных в последнем усилии тел, уже навеки остывших и потерявших свою ауру жизни, разума и тепла. Я смутно узнаю их, мимолетные обрывки воспоминаний, и мозг, спасаясь от безумной боли утрат, раз за разом стирает их из памяти, просто толкая мое истерзанное тело вперед и вперед.

Очередной боковой проем, один из многих пройденных мной, обжигает меня очередной порцией невидимого пламени, в голове пробегает мысль о еще одном пробое в защитном щите, напрочь выбитых шлюзах и исчезает.

Моего сознания касаются запросы и доклады от многочисленных, все еще функционирующих механизмов и устройств, продолжающих уже бесполезную борьбу за уже погибшие жизни. Я подтверждаю их автономный статус в исполнении последней инструкции и передаю управление локальным контурам псевдоразума комплекса, что катастрофически быстро деградируют после гибели командного центра.

Мне надо дышать, мне надо идти, мне нужно раз за разом, насилуя запредельной нагрузкой основной мозг, отключать истошно вопящие, еще не сгоревшие болевые рецепторы тела. Используя еще не умершие нервные окончания, в обход уже умершего ходового мозга заставлять тело идти и дышать, буквально выцеживая из себя последние резервы и силы.

Цель близка и так бесконечно бесполезна, но я иду, качаясь, хромая и спотыкаясь, заливая пол кровью тела и слюной с кровью через прогоревшую маску, оставляя на стенах обуглившиеся куски одежды с такими же обуглившимися кусками кожи.

Подойдя к проему входа в очередной сектор, с усталой радостью отмечаю, что шлюз цел и моргает сиреневым светом аварийного освещения. Содрав с головы маску, с облегчением утыкаюсь мордой в пятно идентификатора, просто ожидая, когда он среди её ожогов найдет и распознает меня.

Секунды кажутся столетиями, и я все жду и жду, чувствуя, как постепенно мое тело отключает, на ее взгляд ненужные органы.

Я не смогу продолжить род, мне уже нечем есть и пить, с горькой усмешкой встречаю сообщение, что я не смогу читать мелкие символы и распознавать запахи.

Дверь шлюза проваливается вовнутрь, и я едва не падаю. Собравшись, шагаю под лучи стационарного диагноста на входе и вновь едва не падаю от множества всевозможных лекарств и снадобий, что истошно моргая датчиками, он выливает и вкалывает в меня. Отмахнувшись от его несмелого и горького предложения легкой смерти, походя выдергивая из себя инъекторы и чувствуя, что боль уходит, иду дальше.

Здесь почти нет тумана, что держит отраву ниже ноздрей, свет ярче, и нет тел. Еще один шлюз и короткий, подвесной переход к замершему посередине монолитно-каменного зала с высоким потолком, огромному матово-черному шару.

Я почти уснул, и наверняка бы навеки, пока очередной дотошный идентификатор воевал с моим телом, пытаясь найти причины не пускать меня внутрь. Но я это все еще я, хоть и трудно узнаваем, и шлюз уходит в стену, запуская меня в шар.

Я шиплю от отчаяния и почти падаю животом на анатомический пилон управления, не спуская глаз с неподвижной фигуры на втором таком же.

Но и ему еще рано умирать. Укутанный в защитный костюм силуэт, окруженный тускло мерцающими управляющими символами комплекса, шевельнув хвостом, поднимает голову и стягивает маску с морды.

Маска с мокрым шлепком падает на пол камеры и почти неузнаваемый мною сосед долго заплевывает его кровью и кусками легких. И наконец, поворачивает морду ко мне, скалит окровавленные зубы.

— Они достали нас.

Его с трудом можно услышать. Горловой мешок с трудом раздувается, прогоняя через горло очищенный машинами воздух. Но я вижу символы на экране диагноста и понимаю, что и ему жить не больше, чем мне.

— Мы их тоже. Но как они смогли…

Он молча тычет когтем в висящие перед ним символы, и я скриплю зубами.

Просто чудо, что на этом месте не плещут соленые воды океана, как на несколько сотен лиаров севернее, где теперь могила основного комплекса обороны. Но даже и того, что вскользь досталось нам, хватило. Камень устоял, живая плоть — нет.

Дальше мы просто молчим, борясь с тошнотой и слабостью. Мобильный диагност комплекса разрывается между нами двумя, почти непрерывно вливая и вкалывая в нас все, что у него есть. Мой сосед молча задевает зеленый символ своим когтем на его контуре управления и подтверждает ему свой и мой выбор.

Диагност давится и, помедлив, просит повторно подтвердить наш выбор. После чего быстро вкалывает нам новый набор лекарств, гаснет лучами сканеров и замирает.

Пара манипуляторов еще несколько мгновений освобождают нас от лохмотьев защитных костюмов.

— У нас полчаса. Ты готов?

— Почему не ты?

— Тебя учили и растили для этого, не спорь. Это твой путь. Иди.

Я медленно встаю, стряхивая с себя липкие лапы диагноста, шагаю в открытый моим собеседником проем вглубь комплекса.

— Садкхха, — я поворачиваю голову в сторону собеседника, он на мгновение прогоняет муть из своих глаз, мотнув косичками, едва слышно шипит на старом языке первых Юнгшиидов, — для тебя нет боли, для тебя нет страха, нет жалости, нет сомнений.

Для тебя нет Смерти, пока не выполнишь порученное.

Я киваю ему, с трудом складывая непослушные пальцы в знак принятия поручения, последнего поручения моего народа, и иду дальше. Узкий проход, прожженный в монолите камня, ведет меня все глубже, и на моем теле начинают вопить еще не умершие клетки всех трех слоев кожи, в другое время я бы и сам осветил себе путь, но сейчас — это только боль.

Чем ближе я подхожу к центру, тем сильнее я ощущаю потоки энергии, что электризуют воздух прохода, что мерцающими волнами света пробегают по стенам, устремляясь вниз. Мои сердца гулко бьются и едва не останавливаются, когда я вхожу в открытый проем.

Зерно в своем ложе. В сполохах света я спускаюсь к нему и, положив передние лапы на два иссиня черных пилона, замираю в позе почтительного ожидания. Мгновение ничего не происходит, и наконец приходит ответ на запрос.

Я опускаю голову и жду. Знаю, что сейчас надо мной светятся символы, и Зерно решает судьбу, мою и моего народа. Тонкий, на грани слышимости звук, и я поднимаю глаза.

Через безумные сполохи кружащейся энергии нашего мира, черпаемой Зерном прямо из его центра, мне в душу смотрит множество глаз. Странных глаз, пронизывающих и бесстрастных.

Мимолетно мазнув по мне, мгновенно измерив и оценив все, что сделал я, все, что сделали мы, все, что сделал весь мой народ и каждый из нас, они одни за другими гаснут, не дав ответа.

Меня начинает трясти от ужаса, все напрасно!!!

И только одна пара глаз, мгновенно надвинувшись, просто разбирает меня на вопящие от боли капли крови, и, уже не имея глаз, я вижу, как на меня накатывает светящаяся стена мантии Зерна, гонящая перед собой волну все уплотняющегося воздуха.

Загрузка...