Из вольной деревенской жизни мне чаще всего почему-то вспоминается косьба или, как ее еще называют – «покос». Когда косят хлеб – рожь там или пшеницу – это понятно. Это дело нужное и своевременное. Но проходит уборка как-то обыденно. «Уборка» – так надо. Как надо умыться, надо напилить дров, надо накормить скот – житейские будни.
А покос – нет! Его ждут год. К этому дню – «Петрову дню» – мужики косы да серпы ладят. Последние дни кукушка кукует.
Бабы готовят новый покосный сарафан, юбку из легкого материала – обязательно красочную, не похожую на прошлогоднюю. Об этом знают все и смотрят – какая на ком обнова. И опять: злобы и зависти нет, а только радость! Встретятся посередине улице с ведрами – одна с водой, другая до колодца еще не дошла – и судачат, кто в чем появится или уже «показалась – в новом покосном». Наряжаются накануне. Чтоб все видели! А не то завтра сглазят…
– А Настюха-то в этом году перещеголяла всех, вот молодец. Ты смотри! А Света-то, гля, туда же! Ну, озорница. А говорила: «Ездила в район несколько раз – и нет ничего». А сама достала-таки!..
– У ей песня новая: стихач Зинюр сочинил. Говорят, в Стешкиной бане разучивали. Дочка Розы – Макаровых, с того конца деревни прибегала, присылал ее кто-то за «решетом, которым воду переливают»…
– Это Махмуд, он всех эвакуированных разыгрывает: то за решетом, то копыто просит принесть коровье, – «вечером вернет». «А нет, – так утром обязательно сам занесет!..»
– Шутют все над эвакуированными.
– Учат их. А те не обижаются.
– А что обижаться-то, родители их сами над приезжими шутили когда-то. Все ж из деревни!.. Ой, заболталась, а корову-то и не поила! Побегла я. – Обернулась: – А-а ты-то что сделала?
– Да что мне замуж выходить, что ль? Прошлогоднее перешила. Добавила кой-что. А ты?
Подружка махнула рукой:
– Я не пойду, внучек дочка обещалась принесть. Дочка пойдет. Пущай!..
Это бабы. А мужики уже сложились, определились: кто деньги собирает, кто куда поедет, кто гармониста привезет. Кто – пожарную кадку с питьевой водой…
Косы у всех отбиты, наточены. Бруски соскоблены и в новых плетеных сумах. Рубашки покосные у жен еще с зимы приготовлены. Для всех членов семьи лапти новые из свежего лыка сплетены. Все мужики – в предвкушении праздника покосного. Даже дети готовятся на покос посмотреть: как косят, песни поют, гармоника играет…
А начинается покос традиционно: встали все в ряд – двадцать человек или боле. Сосчитались: «Первый, второй, пятый, десятый…» Раскинули руки, распределились, чтоб не касаться друг друга: получилось между косцами по полтора с лишним метра.
Встают у края поля. Цветов – море. Уж через день-два макушка лета в правах явится. Для чего все цветет? Кому на радость?.. Ну кто может радоваться цветению, как не человек? А кто косит?..
Утренняя дымка висит над лугом, все дышит вокруг какой-то особой свежестью. И цветистое море трав, набиравшее все лето силу и соки, ждет своего последнего часа.
– Ну, с богом! – пошел первый.
Вжиг – прокос метра на полтора. Вжиг – второй прокос, вжиг – третий… Ушел на два метра, за ним пошел второй косарь: вжиг, вжиг, вжиг… Ушел на два метра, пошел Касим: вжиг, вжиг… И ложатся под ноги в пенной зелени росной валы ярких полевых цветов. Вжиг, вжиг – и нет красы природы. Полегли колокольчики, ромашки, ароматный красный клевер. Первый косит на восьмом метре, уходит четвертый, – и так до последнего – двадцатого или тридцатого. За ними идут бабы, все в цветных подоткнутых юбках, в белых платках. О цветах они не думают. Надо же! То венки плетут, то топчут ногами! Может, в этом и есть сущность женщины: то любит – то к черту пошлет!..
С песней идут, чертяки, сено ворошить. А сено ворошить – это тоже искусство: надо, чтобы сено до вечера «провяло». Надо успеть его перевернуть, чтобы до утра просушилось. Утром – опять ворошить, чтоб к вечеру собирать скирды.
Жара. Солнце печет. Не печет, а жарит!
– Где этот шалопай с пожарной кадкой? Ох, как хочется пить!
– Подрежу! – кричит зазевавшемуся косец сзади. Ведь если один зазевался, затормозил, – за ним идущий вынужден сбиваться со своего ритма, а значит, сбивать других…
– Подре-е-жу-у!
Зазевавшийся спешит исправиться. А бабы, вытянув шеи, как гусыни, смотрят, кто там сплоховал, чей мужик опростоволосился.
Верхом подъезжает председатель колхоза. Ему тоже хочется покосить, но он в сапогах. Махнул раз, другой, – вернул косу. Не с руки: не в форме покосной. Поскакал за «шалопаем», где он, сукин сын?..
Люди петь устали; не косить, а петь! Да и пересохло все в горле. Ну, держись, пожарный, за свою кадку!
– Он наверняка к комбайнерам поехал! Там по-своему «соображение плетут»! Механики!..
– Может, устроим перекурчик, до обеда еще далеко?! – предлагает парень.
– Верно, перекурим. Кто хочет, может искупаться! – поддерживает другой.
Мужикам ничего не остается, как согласиться. Ведь они тоже устали, но сознаваться?..
– Погодим. Баб неудобно.
В синеве неба ни облачка, так, что-то плывет по краю неба.
Бабы пошли купаться, пока мужики курят. И все гурьбой, с детьми – занимать места на бережку. Бултых. Бултых, бултых!..
– Ма-а-ма! Катя!..
– Ах, как хорошо!.. Сонька, иди сюда, тут мельче! Не дай бог…
– Пока мужиков нет, можно и раздеться…
– Бабы, раздевайсь!..
С горки спускается пожарный, везет кадку. А пить уже и не хочется. Тем более что вода у него, шалопая, теплая.
– Нет чтоб свежей налить! С остатками – от комбайнеров – приехал!..
Но все равно день идет своей чередой, покос удается…
Теперь не косить до будущего года. Не косить – да! А ворошить, собирать в скирды, возить – работы на неделю. А помнить – еще дольше!
Покос – дело нужное, желанное, но и скорбное. Мужики на отдыхе всегда былое вспоминают, кто молодость, кто детство; как на покос первый раз ходил, кто как женился; кто уехал и пропал: «говорят, крупным директором где-то работает». Кто вспоминает самого веселого, который уж и умер давно. Судачат: «председатель хороший иль плохой»…
– Секретарь сельсовета – горбун – пропал!..
– Да он в Русско-Никольское ходит! Таперя тама каку-то нашел!..
– У Стешки, что в прошлом годе баню сообча переложили, куры голыми ходют. Бабы пужаются, крестятся…
– Хромого сын озорует… кады выпьет мало. Много выпьет – дерется…
Что ни говори, а целый этап жизни деревенской на покосе «перетирается», «перебирается». И расстаются вечером люди, сами не осознавая, что ближе стали друг другу и родней.
Ну скажите, разве можно все это забыть?..
Вот это и есть – родина.