Как-то случайно то ли на газетной, то ли на журнальной странице мне попалась на глаза фотография мужчины. Он был снят в непривычном для репортеров ракурсе – выразительно, крупно, портретно. Фото мгновенно зацепило мое внимание: пронзительный взгляд, широковатое мужественное лицо с особым взлетом бровей. Очень знакомое лицо. Где я его видел?..
Но тогда я не стал копаться в памяти – занятие это довольно бесполезное, сколько ни терзай ее, она все равно не откроет свои тайники, до времени, конечно. Даже в звучание фамилии не стал тогда вдумываться, уж больно необычно имя – Рихард Зорге. Нет! Не знаю… Да и откуда? Немец. Разведчик. Легендарная личность. Не всплыло, не вспомнилось, – да и ладно. Скорее всего, он просто похож на кого-то.
Но все-таки этот облик, это лицо что-то взбудоражило, замутило во мне. Периодически оно всплывало передо мной. Цепляло, общалось где-то там внутри, в подсознании… Я хотел, я мучительно пытался вспомнить… Военные годы – нет… Эвакуация – нет! Такое благородное лицо да в глухой Пензенской области – конечно, нет. Так и не вспомнил.
Прошли годы – немного, правда. На экраны вышел французский фильм «Рихард Зорге». На громадной афише кинотеатра «Россия» появилось лицо, очень похожее на моего знакомого незнакомца. Мы с Ларой попали на премьеру. Не назову фамилии режиссера, но вспоминаю его в фойе, окруженного почтительной свитой, рядом с очаровательной экзотической актрисой Анук Эме в японском кимоно. Она была чрезвычайно популярна у нас в стране после проката полюбившегося фильма «Мужчина и женщина». Все стены были увешаны фотографиями Зорге, проспектами, знакомящими зрителя с подробностями биографии знаменитого разведчика, одним из первых оповестившего Сталина о дате начала Второй мировой войны, о том, что 22 июня 1941 года Гитлер бросит всю свою военную армаду на Советский Союз.
И опять это лицо! Этот знакомый взгляд!.. Говорю Ларе:
– А я где-то встречался с Зорге! Не помню где и как, но… мне кажется, он был у нас в подвале перед войной!..
– Ты что? Кто он, и кто тогда был ты?! Законспирированный разведчик – и ты, мальчишка!.. Да и был-то он тогда в Японии!.. – Не поняла! Не поверила.
А где-то в конце 90-х или в начале нового века узнаю, что умер наш родственник, земляк, тоже Мамин, Абубекар – тезка моего отца. Он жил на Пятницкой в многоэтажном сером доме, неподалеку от Серпуховской площади. Дом этот примечателен тем, что в нем на первом этаже был большой банк. Помню, проходя с кем-то из ребят мимо металлической решетки, мы зачарованно глядели в открытое окно подвала на женщин, считающих деньги. В их руках мелькали пачки, толстенные пачки купюр. Господи, Боже мой! Как же лихо они перебирали, пропускали сквозь пальцы, пересчитывая, дензнаки! Невообразимо!.. Женщинам не понравилось такое разглядывание. Нас поругали, и мы ушли. Потом, спустя какое-то время, окна банковского подвала совсем закрыли от обозрения. Но дело не в этом, я опять увлекся.
Так вот, дом этот был еще интересен и тем, что с торца здания банка, в первом этаже, была жилая квартира, где жил наш родственник, тот самый Мамин Абубекар. Квартира имела два входа: с Пятницкой и со двора на Малой Ордынке. Зайти к родственнику можно было с одной улицы, а выйти – во двор другой. А чтобы обойти снаружи эти два входа, понадобилось бы пройти часть улицы Пятницкой, половину Серпуховской площади и не малую часть Ордынки – это минут пятнадцать скорым шагом! С какой надобности в двадцатых годах, а может, и раньше был построен этот дом? Неведомо. А может, и скорее всего, – специально! Не каприза же ради! Но я-то, навещая Абубекара-абзи, всякий раз думал, что здесь, наверное, собирались революционеры-подпольщики, а может, и Ленин бывал!.. Очень-очень интересная квартирка! Вот бы где с ребятами в прятки или в войну поиграть: никто не найдет!..
Так вот, приехав выразить соболезнования семье усопшего родственника, я вошел в его «особенную» квартирку и мгновенно вспомнил лето 1939-го, а может, 1940 года.
И человека, так похожего на Зорге! Тогда по свадебным делам старшего брата Хасана мы были у земляка Абубекараабзи, и там впервые увидел я его гостя – русского, не москвича. Познакомились.
Гость был общителен, оживлен, весел. Он располагал к беседе, шутил, много рассказывал. Вообще он очаровал всех, и в первую очередь, конечно, меня. Я смотрел на него, слушал и как будто разглядывал волшебный фонарь или смотрел кино про путешествия: еще бы, таких людей я еще не встречал! Этот столько знал, столько видел! Во многих странах побывал. И занятие его звучало как иностранная речь, как музыкальное созвучие – ком-ми-вояжер.
Он говорил, что занимается фарфором, хрусталем; продает свои товары в иностранные государства, каким-то известным компаниям. Рассказывал о Германии, что-то про другие страны. Я многого не понимал, но не отрываясь смотрел на него и видел доброе привлекательное лицо. Оно мне нравилось. Видимо, поэтому и запомнилось на всю жизнь.
Этот необыкновенный человек понравился и моим братьям. Со старшим они сблизились настолько, что гость подарил ему свои часы. В ответ Хасан отдал свои – обменялись, словом. Как сейчас помню эти часы «Лимания», с маленькой кнопочкой: нажмешь – секундная стрелка бежит, еще раз нажмешь – остановится. Диво дивное, чудо чудное для тех времен! И даже для взрослых. Обо мне и говорить нечего: подержав их единожды в руках, я запомнил это чудо техники, как видите, на всю жизнь.
У родственника тогда был болен ребенок, поэтому разговаривали все вполголоса. И все же засиделись допоздна. Братья предложили гостю заночевать у нас, и он запросто согласился.
Так этот странный человек и оказался у нас в подвале у Павелецкого вокзала. Все расселись за столом, накрытым чем бог послал, но на тот случай мать исхитрилась состряпать «перемячи». Итак…
Жарко. Знойно. Несмотря на то что в подвале всегда было «тенистее» и прохладней, окна у нас распахнуты настежь. Комнаты наполнены ароматом вечерних цветов. Семья у нас, как я уже рассказывал, была большая, но на ночь все разместились – преимущественно на полу. Братья уступили гостю свою кровать, для нас это было обычным проявлением гостеприимства.
Что удивительно: когда проснулись, обнаружили, что гостя уже нет, он ушел от нас тихо и незаметно, видимо, через открытое окно, никого не разбудив. На столе обнаружили оставленный им фотоаппарат-гармошку «Фотокор» (по-моему, он так назывался).
За завтраком только и было разговору, что о ночном госте. Братья и отец, обсуждая, удивлялись: «Зачем в Японию через Китай везти из Германии сервизы и вазы, ведь у них там своего “такого добра” много, этим япошек не удивишь. И почему ушел не простившись?.. Зачем оставил фотоаппарат?.. Забыл?..» Хасан больше помалкивал. Может, он что-то знал или не хотел обсуждать нового приятеля.
Мать вмешалась:
– Добрый человек, не хотел беспокоить. Постеснялся будить… – Но Хосаин и отец не унимались, перебирая доводы, сомнения, недоумения…
Фотоаппарат, оставленный или забытый гостем, отец понес к земляку, своему тезке, поскольку с ним гость давно был знаком и, наезжая в Москву, ночевал у него много раз. Как я теперь понимаю, Зорге была удобно в той интересной квартирке с двумя тайными входами-выходами; разведчику, конечно, необходимы всякие запасные варианты – мало ли что. Родственник успокоил отца:
– Аппарат гость оставил, видимо, за ночлег. Не беспокойтесь. Это подарок. Он всегда что-нибудь оставляет…
Я тогда занимался фотографией, и наш гость видел мои снимки. Поэтому домашние, перебрав различные варианты, остановились на одном: фотоаппарат он оставил мне. К кассетам его аппарата наши пластинки подходили. Я начал снимать им, но снимки не получались: не было контраста, отсутствовали белый и черный цвета. Фотографии получались мутными, неприятно серыми. Короче, я в нем не разобрался и вынужден был вернуться к своей камере. Хотя наверняка этот аппарат был таким же чудом техники и механики, как часы «Лимания». Но никто не знал, как им пользоваться, в чем его особенность… Подарок! Неразгаданная тайна.
В эвакуации отец поменял этот иностранный аппарат на четверть пуда муки. Рассказывал, как покупатель долго рассматривал камеру и остался очень доволен. На вопрос: «А зачем она вам, ведь здесь нет нужных химикатов, нет пластинок?» – ответил вопросом: «А сколько кассет к нему?» – «По-моему, было шесть, но остались в Москве». – «Не страшно, не всю же жизнь жить в Пензенской области…»
Наверное, он разгадал какой-то секрет и понял ценность аппарата. Ведь это был, скорее всего, фотоаппарат из Германии, а всем известно, какая у немцев техника и оптика. Только мне, постреленку, тогда это было невдомек. А жаль! Была бы не только память сердца, но сохранился бы и подарок удивительного, легендарного человека.
Ну что тут скажешь?! Превратности судьбы и случайности встреч, конечно, не случайны. Видимо, судьбе было почему-то угодно свести меня с такой глыбой, как Зорге. Она, эта затейница судьба, столкнула меня с ним и распорядилась так, чтобы я вспомнил эту встречу и уже никогда не забывал. Более тридцати лет было в памяти это лицо. Зачем? Почему? Для чего?..
Может, мне суждено дольше других помнить и размышлять о несправедливой судьбе великого разведчика? А может, и не только о нем как о личности, но и о том, как складываются наши взаимоотношения с государством? В чем смысл жертвенности в служении Родине? Есть ли рамки в понятии «патриотизм»?.. И почему у нас так быстро забывают своих героев?
Я задаю эти вопросы, а сердце и мозг кричат: «Нет! Не смей так думать! Для того и дана человеку жизнь, чтобы осмысленно и свято посвятить ее высоким идеалам!» – Да! Так нас учила Родина – Советский Союз. И так старался жить и служить свой Родине и я – режиссер-документалист.
Возможно, кто-то усомнится, что это был действительно Зорге. Ведь пишут же сейчас журналисты, что в те годы над ним висел дамоклов меч ареста, что был он под колпаком КГБ и приехать в Москву и так рисковать просто не мог… Все это так. Но все же, все же… Пишут также, что у него в Москве была любимая женщина и он рвался к ней. И может быть, именно поэтому находился инкогнито у случайных людей, опасаясь слежки… В любом случае, я, как и все, верю в исключительность судьбы. И знаю, что встречался с Зорге.