Память сердца

Гений или круглый дурак

Почему я хочу рассказать этот эпизод?.. Да, учеба. Надо учиться. Правильно!.. Но дело в том, что я окончил семь классов до войны. К периоду занятий во Дворце культуры ЗИЛ прошло уже более десяти лет. Все, чему учился, осталось в 1941 году. Все основные школьные знания расплескались в ремесленном, на военном заводе, на работах в колхозе, на лесозаготовках, в бесконечных скитаниях в поисках муки и зерна на обмен последних носильных вещей.

Потом – завод «Аремкуз» на родной Кожевнической улице, посменная работа. Вечерняя школа появилась не скоро, по-моему, к пятидесятому году.

Как я осмелился пойти в школу с довоенным образованием после такого перерыва?.. Уверен, Господь Бог был удивлен, если не озадачен. Ведь ищущему хорошего и доброго, верящему ему он должен помогать! А как помочь мне? После почти десятилетнего перерыва?

И вот, наконец я ученик восьмого класса вечерней школы рабочей молодежи. Первая четверть – с Божьей помощью более-менее, скажем так, проскочила благополучно. Без оглядки.

Заканчивается вторая четверть. И тут складывается такая ситуация: до начала уроков директор школы приглашает меня в свой кабинет.

Смотрю на него с немым вопросом.

– Товагищ Мамин, вы плохо аттестованы за втогую четвегть! До конца года всего две недели, а у вас две двойки и тги тгойки! Не позогьте нас! Покиньте школу!..

– Моисей Соломонович, я работаю посменно, не всегда могу прийти вовремя в школу. Но я учу все, что задают! Я материал знаю! До конца года я все сдам! Обязательно сдам.

– Товагищ Мамин! Обещать – пгосто глупо! Пгосто очень глупо!.. Это надо быть гением или кгуглым дугаком!..

Догогой мой! Покиньте школу! По-о-кинь-те! По-оки-инь-те, пгошу вас!

Прозвенел школьный звонок!

– Вы взгослый человек. Вы меня понимаете? Дгужочек, я опаздываю на угок. Пгощайте.

Он вышел из кабинета, оставив дверь демонстративно открытой. Идти в класс на урок английского языка, когда тебя выгоняют из школы, было «пгосто глупо». И, чтобы не сочли меня нахальным, я «пгосто» не пошел; все думал, как выйти из положения «кгуглого дугака». Или хотя бы найти сносную середину между гением и дураком. А может, мостик – маленький, но прочный!..

Первый урок – английский, второй, не помню какой, третий – литература. Думаю, использую это время на повторение заданного материала. Пошел на лестницу под крышу и «взялся за ум». Звонков, по-моему, я даже не слышал. Но трель к концу второго урока уловил.

Перед началом третьего подошел к педагогу литературы:

– Ирина Владимировна, меня Моисей Соломонович, мягко сказать, пожурил…

– Пожурил?! Ну, Мамин, если бы он меня так «журил», я бы до первого этажа провалилась! «Пожурил»! Надо же! Что ты от меня-то хочешь, Мамин?

– Вызовите меня сегодня.

– У тебя там двойка? Единственная двойка по литературе на всю школу! Ну, готовься, спрошу. Мне ваш Моисей Соломонович все твердит: «Плох тот педагог, у кого ученики на двойку учатся!» Понял?! Эта двойка твоя у меня вот здесь! – она похлопала ребром ладони себе по шее.

Я смолчал. А что тут скажешь?.. На уроке она посадила меня за первую парту:

– У меня времени нет гонять тебя за всю четверть. Вот тебе бумага, напиши развернутые ответы на следующие вопросы.

Она продиктовала названия трех тем. Сейчас я, конечно, не помню их, ведь прошло более пятидесяти лет.

Я изложил все, что прочитал за время первого и второго уроков. Учительница наблюдала за мной и, видимо, прониклась серьезностью моего положения. Только я закончил записывать ответы на третий вопрос, она тут же обратилась к классу:

– А что Мамин скажет в дополнение? Гусман, сядьте. Удовлетворительно!

Хорошо, что я успел закончить третий вопрос, и тема, доложенная Гусманом, звучала у меня в ушах. Думаю, что лихо дополнил Гусмана. Ирина Владимировна приняла решение:

– Молодец! За дополнение к сегодняшнему уроку ставлю – демонстративно – пять! За пройденный материал по «четыре» за каждую тему и за четверть вывожу «четыре». Вы, Мамин, аттестованы. Думаю, успокоишь «дгужка»?! А там, кто знает, может, и наоборот! – она рассмеялась. – Советую вам, Мамин, поговорить с другими учителями. Вам надо аттестоваться по всем предметам…

Звонок. Мое робкое признательное спасибо, конечно, уже не было услышано.

Итак, «лед тронулся»! Я решил пропустить следующие два урока и подготовиться, чтобы после уроков ответить по истории – там у меня тоже двойка. Но эта двойка «тянулась» с начала четверти. А поставила ее не историчка, а другая учительница – за опоздание. Исторички в тот день не было, ее замещала Нисса Соломоновна, математичка. На переменке я метнулся к педагогу истории:

– Зинаида Матвеевна, меня вызывал Моисей Соломонович…

– Уже?! Давно пора! Что, хотите отвечать? Я бы вас, Мамин, давно вызвала, да, откровенно говоря, сомневалась: не дай бог не подготовлены, а ставить вторую двойку, рука бы не поднялась. Кстати, а за что у вас в журнале двойка? Я не помню.

– Это, Зинаида Матвеевна, не ваша двойка. Вас тогда не было. Вас заменяла Нисса Соломоновна. Я опоздал на полурока и, оказывается, должен был ждать его окончания. Не входить! А я подумал, хоть что-то узнаю, послушаю. В общем, недоразумение…

– Ну, хорошо. После уроков заходите в соседний класс – «В». Мучить вас не буду. Понимаю.

После уроков я заглянул в ее класс. Она уже собрала все свои книжки, журнал – видимо, забыла про меня и готова была уйти. Я даже засомневался, заходить ли? Но она вскинула голову и приветливо улыбнулась:

– Заходите, Мамин! Что остановились? Заробели?

– Нет!.. Я готов отвечать.

– Значит, так. Я уже говорила с Ниссой Соломоновной о том, что она неправильно поставила в журнал успеваемости оценку за дисциплину. Она эту двойку аннулирует и доложит директору. А с вами мы поступим так: вы готовились, верю, материал за прошедшие два урока повторили. Зачем вас, взрослого человека, томить? Тем более вы, оказывается, ездите во Дворец культуры, занимаетесь в театральном коллективе, Васильев рассказывал. Это так интересно! Я бы тоже с удовольствием! Но!.. Но, но!..

Идите, голубчик. Да!.. Ставлю вам за пройденный материал – «четыре» и «четыре» – за сегодняшний материал. За то, что два часа готовили, ставлю «пять»! За четверть выведу «пять» – авансом! Но чтобы вы не расслаблялись! Я верю вам. Все, голубчик. Старайтесь не пропускать!..

– Зинаида Матвеевна! Спасибо вам! Большое спасибо! Вы так добры!.. Так…

Хорошим педагогом была она. Как-то, то ли спешила, то ли экспериментировала: бросила на стол журнал, посмотрела на часы и заявила классу:

– Контрольной не будет!

Все загалдели:

– А мы готовились! А мы… А мы…

– Кто готов отвечать на «пять», прошу поднять руки.

Мы слышали про такой эксперимент: кто-то где-то проводит такое. Но мы молчали. А вдруг – не то!..

Поднялись три руки. Зинаида Матвеевна сделала какую-то отметку в журнале:

– Три руки. Так. А кто готов отвечать на «четыре»? Поднялось пять рук.

– Так, – она сделала еще пометку в журнале. – Ну а кто готов получить «двойку»?

Все молчат.

– «Героев» нет?.. Ясно. Итак: первая тройка – пятерочники – остаются отвечать. Пятеро получают по «четыре», остальным всем по «тройке».

Я забыл сказать, что это был последний урок. Все на час раньше ушли домой. А из «пятерочников» двое ответили действительно на пять, а одна ученица на «четыре»: Иванушкина Надя экзамен не выдержала. Но, в целом, эксперимент, видимо, удался.

Итак, двоек у меня нет вообще, – это уже что-то! Остались «тги тгойки». Ну, Моисей Соломоныч, держись! «Иду на вы»!.. Остальные предметы сдам, я их знаю! Вот… английский?..

В пятом классе, до войны, у нас был французский, в шестом я учился в другой школе и изучал английский. В седьмом классе – немецкий. Сейчас снова английский!.. Ну, Мамин, думай! Это Соломоныч, его не проведешь!.. Значит, так. У англичанки на уроках я ни разу не был – это плохо. «Прав Аркашка», то бишь, Соломоныч! С другой стороны, она меня не знает…

Думаем! Думаем… В театральном коллективе, во дворце, наверняка есть ребята, знающие английский язык. Они же в институтах учатся! Так. Цепляемся…

На другой день до начала занятий во дворце мне самому как-то неудобно было обращаться с такой просьбой к ребятам, выручил Васильев Коля, он очень переживал за меня:

– Ребята! Кто из вас английский хорошо знает?

В ответ почти хором:

– Я! Я! Я!

Локтев пробормотал длинную фразу, видимо, на английском языке. Я, разумеется, ничего не понял. Но что-то екнуло в мозгах, будто рыбку поймал. Вот она!.. Радостью озарило!

– Ты что сказал, Леш?

– Я по-английски сказал: с первого класса хорошо говорю на «инглиш». Что надо?

– На коня узду накинуть!..

И мы стали вводить Алексея в курс дела. Он согласился:

– Не проблема. Надеюсь, за такой криминал родителей моих не потащат в вашу школу?

На меня пахнуло надеждой! В конце туннеля свет забрезжил!

– Когда надо?..

– Вчера надо! – выпалил Васильев.

Алексей задумался…

– Завтра сможешь? – осторожно поинтересовался я.

– Где увидимся?

– Метро «Павелецкая». Предлагаю – в 18 часов. По рукам? – озорует Васильев.

Алексей согласно хлопнул по руке:

– Хоп!

На другой день мы показали ему учительницу. Локтев подошел к ней и на английском языке представился ей как Мамин; сказал, что знает язык с детства. Кстати замечу, что хохмач Лешка привел с собой приятеля, который добросовестно нам, стоящим в сторонке, все тут же переводил, чтобы мы были в курсе дела.

– А не подошел к вам раньше, – покаянно распинался Лешка, – потому что все время вынужден проводить в больнице, дежурить у постели больной жены.

У учительницы отвисла челюсть. Челюсти отвисли и у нас после перевода. Так ляпнуть! Семнадцати-восемнадцатилетнему парню про больную жену, дежурство! Думали, провалил! Но он для убедительности перешел на русский:

– О-о-чень занят! И потому вынужден пропускать занятия в школе. Поэтому и не аттестован…

Она успокоила его, что-де все понимает и конечно проставит ему оценки за четверть. Алексей поскромничал для верности:

– Мне неудобно перед ребятами! Отметки, наверное, нужны поскромнее!.. И перед учителями…

– Да-да! Конечно! Я понимаю…

Я был аттестован и по английскому языку, получил три «четверки»!

Моисей Соломонович, три – ноль в пользу ученика вечерней школы рабочей молодежи! Едем дальше!.. «Вперед летим! В коммуне – остановка…»

Рассуждаем: Соломоныч упирал на две двойки, – их нет! Три тройки… Можно считать, по трем предметам аттестован на тройки. Дальше: аттестован по литературе, истории, английскому. Положительных оценок более десяти, – мало… Конечно, мало! А ведь еще геометрия, алгебра, физика, химия! Ну, допустим, все это я сдам. Но не желающему быть «кгуглым дугаком» предпочтительно иметь во второй, основной, четверти отметки не ниже «четверки»!

Вперед!..

Контрольная по алгебре. У меня в журнале «тгойка». Ответить надо не менее, чем на «четыре». Тогда в четверти, может, будет «четверка»! Эх, если бы ответить на «пятерочку»!..

Повезло. За контрольную получил «пять». Теперь от ответа мало что зависело! Но за устный ответ я тоже получил «пять»! Итог: в четверти вторая пятерка. Пока все идет «неколебимо»!..

Физика. Предмет для меня не трудный, до войны был любимым. Преподаватель Волков Владимир Иванович тогда меня даже в пример ставил: не шутка – Мамин мотор сам собрал! В классе ученик озорной был – тоже Волков. Как-то на доске паренек Волков написал что-то непотребное. Владимир Иванович гневно, в который раз спрашивает:

– Кто написал?!

Все молчат. Владимир Иванович готов взорваться от негодования:

– Кто написал? Спрашиваю в последний раз!

Вдруг с последней парты, с «Камчатки», голос долговязого переростка с висящим до нижней губы носом, Нуделя:

– Тезка!..

Нудель всегда на всех «стучал».

Весь класс хмыкнул от смеха. Не удержался и Владимир Иванович. Удовлетворенный, пряча улыбку, заявил:

– Ну, Волков, выйди из класса и благодари друга.

– Какой он мне друг? Я только сейчас его за паяльником и увидел-то!

Ребята разразились таким смехом, таким грохотом, что преподаватель, сдерживая смех, видимо, от растерянности крикнул на весь класс:

– Нудель, вон из класса!

Грохот салюта был бы на порядок тише того, что творилось в классе. Нуделя и так не любили, но… «вон из класса!» – просто ни за что! Это уже было наказание свыше…

Прогремел звонок, класс оживился радостными голосами ожидавших конца урока. Ну, это я так вспомнил, к слову…

Так вот, физика – предмет знакомый, легко усваивался, и учебник легко читался. Вышла отвечать Вера Заботина. Преподаватель Савин Виктор Валерианович спрашивает:

– Что задано? Вы готовили задание?

– Да-да, – бодро и несколько удивленно отвечает Заботина.

– Рассказывайте. Что у нас там?

– Тормоток!

– Что-что?! – близорукие очки у преподавателя полезли на лоб.

– Тормотох?..

– Ну, рассказывайте хотя бы про «тормотох». Это любопытно, Заботина.

– А я не пойму, чего они смеются?! Нам это задавали.

– Я не смеюсь. Хотя не могу сказать, что не весело! Вы можете показать, что вы читали?

Заботина взяла книгу и, перелистывая учебник, вернулась к учителю:

– Вот!

– Читайте громче, пожалуйста!

Заботина нашла страницу и начала читать:

– Термическая обработка металла…

Класс от смеха заерзал.

– Отложите книгу. Рассказывайте!

– Я не могу. Что они смеются? Неправильно заглавие прочитала, что ли?

– Заботина, вы сядьте. Успокойтесь. Вот товарищ Мамин расскажет. Прошу всех. Тема серьезная. Послушайте.

Сейчас я, конечно, многого не помню. А тогда… Когда я рассказывал, мне очень хотелось, чтоб Моисей Соломонович в классе был: сидел бы и слушал! Материал я знал хорошо; вдохновился внезапным вызовом, абсолютным доверием педагога, вниманием класса.

Получил «пятерку» и в четверти «пять»! Да здравствует «Тормотох»!

Физика «за бортом». Химия. Лукавить не буду, списал контрольную – получил «пять». Если бы не списал, все равно на «четыре» я бы ответил – знал предмет. Но за четверть у меня было бы из-за соломоновской «тройки» – «три»! А поскольку я ответил на «четыре», то выведенная отметка в четверти – «4»!

До конца года оставалось девять дней. Я уже не боялся Моисея Соломоновича. Откровенно искал встречи. По алгебре получил за вторую четверть «4», по геометрии – «5».

После каникул я опоздал на урок. Стою в коридоре, жду звонка. Оглядываюсь на шум хлопающих дверей: двери между этажами – двойные, ходят туда-сюда, гляжу – Соломоныч!.. Увидев меня, он шарахнулся влево – в класс. Оттуда парнишка выскочил с тряпкой в руках! Не меняя темпа, директор буквально бросился вправо и исчез… в женском туалете!

Прозвенел звонок. С шумом распахнулись двери классов. Девчонки, как всегда, потянулись в туалет. Вдруг оттуда раздался такой визг десятков голосов, будто там мучают с десяток поросят! Все бросились в тот конец коридора. Мальчишки, ничего не понимая, потянулись, кинулись туда же…

Из туалета, расталкивая девочек, выбежал багровый директор школы. Он боялся встретиться со мной глазами!.. А может, мне показалось. Ну, да бог с ним. Почему-то вдруг вспомнился инцидент из далеких довоенных лет…

1938 год. Я учился в пятом классе. Моисей Соломонович преподавал у нас тогда «Конституцию». В домашнем задании на вопрос «Кто такой – “враг народа?”» я написал: «Враг народа – это человек, совершивший грандиозные преступления…»

Господи!.. Видели бы вы, как его распирало от негодования! Он распекал меня перед всем классом, будто я и есть – тот самый злополучный, зловредный, ненавистный враг народа:

– Ггандиозными, Мамин, могут быть свегшения! Бгагогодные дела! Вгаг никогда не может быть ггандиозным! Это пгеступник. Вбейте это себе в голову!..

Зачем надо было так негодовать?..

Теперь, возвращаясь в класс, я думал с удовлетворением:

– Ну что ж! Все встало на свои места: не я – «кгуглый дугак»! Ищите да и обрящете!..