Поскольку мои воспоминания ориентированы все-таки не только на собратьев-кинематографистов и не на старшее поколение, а на более молодых, не знающих мое время, я поясню, кем был Роман Кармен – оператор, режиссер, сценарист, журналист. Народный артист, лауреат Государственной премии СССР и Ленинской премии.
Как директору с Карменом ни на одной картине от начала до конца, вплотную, работать мне не пришлось. Но сталкиваться с ним, выполнять его просьбы, поручения приходилось постоянно. Его директор, загруженный, как и он сам, «сверх головы» – мог просто отсутствовать. Особенно часто это происходило в период производства двадцатисерийного фильма «Неизвестная война». Это был прорыв: после долгих лет холодной войны по заказу США советские кинематографисты делали многосерийный документальный фильм, задача которого наконец пролить свет истины на события Второй мировой войны. Кармен – художественный руководитель проекта – буквально разрывался, ему надо было успеть всюду – решать, согласовывать, добиваться… Из-за дефицита времени он обращался за помощью к директорам, которых хорошо знал. Обращался и ко мне: например, не напомню ли я, фамилию, имя, отчество директора какой-либо студии, – с ним надо срочно связаться; или – не смогу ли позвонить в Госфильмофонд Надежде Филипповне, завотделом немецкой хроники, которую я хорошо знал, и выяснить, не готов ли материал, им заказанный; или – подготовить просмотровый зал к приезду Берта Ланкастера, помочь в организации доставки из архива уже готового материала, – да мало ли случаев. К его просьбам я всегда относился с почтением и готовностью. Он располагал к этому, потому что, несмотря на общительность, простоту и даже дружеское расположение, было в нем что-то от человека – особенного, какой-то иной, более высокой духовной организации. Словом, пьедестал исключительности при общении с ним никогда не исчезал. Приятно быть полезным такому человеку.
Роман Лазаревич Кармен… Каким он был? И каким помнится?.. Подвижный, сухопарый и… всегда улыбчивый, открытый. Всемирная известность не покрыла его глянцем величия. Он был очень приветлив и демократичен. Его можно было остановить на лестнице, как мне помнится, он почти не пользовался лифтом. Его окликали, задавали вопросы на ходу. И он отвечал, не останавливаясь… А бывало, и остановится, вероятно, затронутый важностью вопроса или темы. И подробно начинает объяснять, рассуждать, вовлекая в дискуссию собеседника. Сильна была в нем жилка педагога, неистребимы тяга к творчеству как дару божьему и желание поделиться опытом с молодежью…
Но менее всего мне хотелось бы перечислять достоинства Романа Лазаревича как выдающегося режиссера и профессионала. Об этом писали многие и много. А мне хотелось бы рассказать что-то такое, свое, что, как мне кажется, известно очень и очень немногим. А может быть, и только мне одному.
Вспоминается подготовка к шестидесятилетнему юбилею Кармена. Он обратился ко мне с просьбой:
– Нет ли у тебя знакомого, интеллигентного такого, баяниста?..
– Вы имеете в виду профессионала, Роман Лазаревич? Для съемок? Виртуоза?..
– Да нет! Хорошего такого и приятного на вид… Чтобы мог играть и барыню, и цыганочку…
Был у нас на студии, в фотоцехе, такой парень – и снимал неплохо, и на баяне играл здорово. Я подвел его к Кармену. Роман Лазаревич куда-то спешил и, словно боясь упуcтить водителя, держал его за руку.
– Слушай, – он благодарно и в то же время просительно улыбнулся мне, словно призывая в помощь, – это очень хорошо, что он еще и фотограф… Спасибо, Рустам… А ты, – обратился он к фотографу-баянисту (к сожалению, забыл я, как звали парня), – найди меня через час… А лучше – через два…
Потом этот парень рассказывал, как Кармен пригласил его на празднование юбилея. Дал ему свой фотоаппарат и просил снимать самые динамичные репортажные кадры, где хозяин будет «в окружении интересных людей», заметил: «Приглашено много знаменитостей…»
– Снимай по несколько вариантов в течение вечера, – наставлял мэтр фотографа. – Наблюдай. Выхватывай живые, неповторимые моменты… Не гонись за привычными – представительскими, дежурными кадрами – этого глянцевого добра в любой газете с избытком… Бери, в основном, поясные, групповые планы. Захочешь что-то опубликовать, возражать не буду, только прежде мне покажи. Тебе пригодится это… А мне все это нужно – для летописи! В личный, так сказать, архив. Договорились?..
Я не стал тогда расспрашивать парня, как пригодилось его умение играть на баяне барыню и цыганочку с выходом. Мне было ясно: Роман Лазаревич хотел организовать празднование по-домашнему. И в то же время, по традиции, с возможным размахом – по-русски. С баяном, застольными песнями и веселыми плясками…
Вспоминая это сейчас, я понимаю: не в стиле Кармена было устроить празднование юбилея в каком-нибудь помпезном банкетном зале и украсить столы посудой царской фамилии из Эрмитажа, как это, не задумываясь, делают некоторые высокопоставленные чиновники сейчас.
Да… такого и не могло быть! Тогда все подчинено было зарплате. И ни-ни… Даже зарубежные премии за наши фильмы не выплачивались. Режиссерам даже одним глазком увидеть не давали премию.
Да и тщеславия такого, как у нынешних властителей или чиновников, не было у этого поистине исключительного человека и настоящего художника.
И не мог он – Кармен, великий Кармен, прельститься посудой с чужого стола. Несуразица, да и только!.. И не было у прославленного кинематографиста таких денег.
Вспомнился и такой случай. Взял он меня с собой, не помню уже, по какому поводу, на прием к Поспелову – тот был директором Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.
В приемной ждали совсем недолго, можно сказать, чуть-чуть. Пили удивительно ароматный китайский чай… Когда секретарша произнесла: «Можете войти!», Роман Лазарович, лучезарно улыбнувшись, поблагодарил ее. Как-то подтянулся, собрался… Шепнул мне: «Смотри!..»
Лицо его озарилось приветливостью. Но вместе с тем, как мне показалось, улыбка Кармена выражала абсолютную невозможность услышать и тем более принять любые возражения…
Роман Лазаревич пошел к столу… Поспелов встал и медленно двинулся навстречу, протягивая для пожатия руку. Кармен легкой деловой походкой приблизился к Поспелову, перекладывая на ходу папку с документами из правой руки в левую… И вдруг роняет папку!.. Документы, по-моему, один или два листа, остальные – фотографии, рассыпались… Я нагнулся было собрать. Но Поспелов опередил меня и начал собирать фото, разглядывая их. Боже мой! Это была феерия известнейших лиц рядом с Карменом! Долорес Ибаррури обнимает Кармена, Кармен беседует с Морисом Торезом, ему жмет руку Пальмиро Тольятти, целует Хемингуэй. Кармен с Фиделем Кастро, Мао Дзэдуном, Индирой Ганди, с королем Эфиопии, с другими коронованными особами… Десятка два фотографий – одна интересней другой!.. Я обалдел. Но, по-моему, сильней меня обалдел от увиденного Поспелов. Он был как-то даже сконфужен, обескуражен. Думается, он не был бы поражен сильнее, даже если бы увидел стоящего перед ним посетителя – на фото рядом с Богом!
– Ну и коллекция у вас, товарищ Кармен!
– Это из моего личного архива, редакция просила занести… Что поделаешь, приходится всем помогать. Это ведь не иконы – живые люди. Их истории интересуют всех. А я никому не могу отказать. Да и мне никто не отказывает…
Поспелов согласно закивал головой…
Потрясенный, я уж и не помню, что было дальше. Поспелов предложил нам сесть… Кармен быстро изложил суть посещения, они кратко обменялись какими-то репликами… И мы вышли.
Да… Вот такой случай. Ну, разве мог высокий чин от КПСС отказать человеку-легенде, которого, как друга, как брата, обнимают, целуют короли и генсеки компартий всего мира?!
С каким документом мы приходили, какая роль мне предназначалась – все напрочь стерлось из моей памяти. Да разве важно это?..
А что значит «Смотри!» – я понял. Это прозвучало как «Учись!».