Память сердца

Битва за Днепр

Мой первый полнометражный фильм «Битва за Днепр». Поясню, что полнометражный фильм – это картина не менее чем на пятьдесят минут экранного времени; все, что короче, называли небрежно короткометражками. Полнометражный фильм повышал и статус режиссера, давая ему право на очередную тарификацию, и оплачивался практически в три раза дороже.

В производственном плане студии было несколько картин, подобных порученной мне. Их целью было ознакомить офицерский и рядовой состав, слушателей военных училищ и академий с историей выдающихся военных операций времен Великой Отечественной. Но мне хотелось привнести в историческое повествование какую-то живую человеческую ноту, чтобы зрители, помимо исторической хроники, увидели очевидцев и участников событий. Мне представлялось, как через их синхронные интервью, их видения и эмоции, непосредственно через их глаза зритель сумеет погрузиться в давние события настолько, чтобы почувствовать их не отстраненно, а сердцем, как факты истории, определяющие судьбу страны и судьбу каждого зрителя, каждого советского человека.

Решением Генерального штаба главным консультантом фильма был назначен генерал армии Иванов Семен Павлович, легендарная личность, бывший начальник штаба Воронежского фронта у прославленного командарма Ватутина. Мы встретились с Ивановым, поговорили о будущем фильме. Семен Павлович мне очень понравился. Не было в нем начальственной фанаберии, категоричности, позы. Импозантный, седой, с умным глубоким взглядом. И мне показалось, что его нужно обязательно снять, но не так, как было принято в подобных фильмах: указкой тычет в карту, как «такой-то фронт выдвинулся туда-то, а такие-то фланги переброшены туда-то»… Остро, ну прямо воочию представилось, как может быть интересно увидеть участников событий на местах былых боев, на участках знаменитого форсирования Днепра! Ведь недаром же первые солдаты, ступившие на вражеский берег после форсирования, стали Героями Советского Союза! Это была труднейшая и кровавая операция! Помните, у Твардовского:

Сценарий, написанный кем-то из военных, Иванову не очень понравился, и принять участие в работе он согласился весьма и весьма неохотно. И в Киев на съемки ехать решил не сразу, пришлось мне выкладываться, убеждая, заражая его своим замыслом. Думается, мешало, что он уже вдоволь насмотрелся этих исторических картин, правильных по изложению событий, но скучных и монотонных.

И вот мы в Киеве. Мемориал, траншеи, окопы, командные пункты, берег Днепра – все впечатляет. Кстати, очень помог нам консультант от Академии бронетанковых войск генерал-майор Крупченко, профессор, завкафедрой истории. Человек эмоциональный, заводной, импульсивный – ну прямо гейзер. Помню, на этапе монтажа пригласил я его на студию посмотреть отснятый материал, заказал, как положено, пропуск с машиной, указав номер и фамилию водителя.

Он приехал. Ворота перед машиной наглухо закрыты. Будто их век не открывали. Посигналили – громко, призывно. Дежурившие на проходной женщины к машине не вышли. Ворота не открыли. Тишина…

Генеральский автомобиль торчит перед неприступными воротами – просто как здоровый красный прыщ на выбритом подбородке.

Возмущенный генерал сам вышел из машины, пошел в бюро пропусков. А там, как всегда, сидят невозмутимые тетёхи, семечки лузгают:

– Вам нужно вон в то окошечко предъявить удостоверение и получить заказанный пропуск. Тогда вам и ворота откроют, и вы сможете въехать на территорию студии…

Крупченко буквально вскипел:

– Даже в странах НАТО генерала любой страны на любой объект впускают без про-пу-ска!.. Пропуска проверяют при выезде. А здесь, в своей собственной стране!.. Что это такое?! Открывай, генерал тебе приказывает!..

И что вы думаете? Открыли, впустили. Правда, тут же позвонили начальнику студии: «К Мамину приехал какой-то генерал. Пропуск не стал предъявлять. Возмущался, что заставили ждать. Пока справлялись, проверяли, оформляли, возмущался! Пришлось пропустить так!» Конечно, тетёхам прилично влетело. Когда Крупченко выезжал со студии, ворота были заранее открыты и дежурившие женщины вышли провожать. Генерал, улыбаясь, дружески погрозил им пальцем. Женщины были довольны и весь день обсуждали:

– Какой хороший, веселый был генерал. Наверно, и для солдат он хороший. Наверно, как отец родной. Побольше бы таких генералов, и не было бы никакой «дедовщины».

В Киеве на второй день после приезда Крупченко, как бывший киевлянин, назначил нам встречу где-то в центре Крещатика. Мы пришли, ждем. Вдруг окрик, звонко так: «Киношники!» Оглядываемся и не сразу понимаем… Стоит он под светофором, кругом машины гудят. А наш генерал самозабвенно отплясывает чечетку на центральной площадке: он в своем городе, давно здесь не был – ему море по колено! Да, забыл сказать, одет он был не в генеральскую форму, а в спортивный костюм. К нему подошел гаишник. Крупченко отчебучил перед ним коленце, широко распахнул руки для объятий и смачно поцеловал рассерженного милиционера, как красную девку:

– Эх, сержант! Я с конца войны не был дома!..

Растерявшийся гаишник забыл про свой пост на перекрестке, про разноголосую перебранку гудящих машин, запрудивших всю площадь, про ротозеев, скопившихся на тротуарах, и смотрел на нас, идущих с улыбками прямо на него, под светофор. Он не знал, как быть. Что делать? Милиционер просто ошеломленно поджидал нас с открытым ртом. Мы подошли, поздоровались. Крупченко, понимая неловкость и смущение сержанта, решил разрядить непростую ситуацию:

– Сейчас я не генерал, но после ваших киносъемок мы все придем сюда и извинимся перед моим земляком.

Сержанту было довольно сказанного, он взял под козырек:

– Я провожу вас, товарищ генерал, а то транспорт сейчас начнет гудеть на всю страну…

В Киеве генерал Крупченко с энтузиазмом лез в любой окоп, взбирался на любой КП, скороговоркой сыпал воспоминаниями, спрашивал, уточнял детали, заражая своей энергией неторопливого и невозмутимого С. П. – так за глаза звали Иванова. Вообще, вспоминая сейчас, я вижу Крупченко, человека, как правило, очень-очень серьезного, настроенного скорее на мудрый сарказм, чем на шутку, так вот, я вижу, как был он доволен, вдохновлен этой поездкой. Он все время напевал тихонько, задушевно: «Снова цветут каштаны…»

Провели мы все необходимые репортажные съемки встреч Иванова с однополчанами, но это не было для меня главным, основным. Я внутренне готовился к задуманному мной эпизоду «Возложение цветов на участке форсирования в память павших». Эпизод был стержневым. Волновался я очень.

Мой главный герой (шутка сказать! прошло ведь около сорока лет!) – генерал армии, герой, человек-эпоха, конечно, изменился. Сан, почет, привычки высокопоставленного начальника (кстати, он только что вернулся из поездки в Голландию, где, узнав его послужной список, его принимала сама королева!). А мне хотелось, чтобы в этом эпизоде зрители увидели его просто солдатом, вспоминающим минувшие дни.

И вот настал день съемки. Тихий весенний день. Привезли охапки роскошной белой сирени для возложения. Но… оказалось, со слов Семена Павловича, что тогда берег Днепра был гораздо круче, река гораздо шире – почему и было так тяжело и почти невозможно это форсирование да еще под непрерывным огнем врага! Это был для меня, что называется, удар.

Далее. Мне хотелось, чтобы подход ветеранов к воде снимался с реки, им навстречу, но оператор стал возражать: он-де нездоров, а вода холодная. Я хотел было сам с «Конвасом» лезть в реку, но кто тогда будет руководить организацией кадра и всего эпизода здесь, на берегу? Не скажешь же героям войны: «А теперь повторим. Еще один дубль!» Не поймут! Они-то с одного дубля форсировали! Да и эмоциональное напряжение будет потеряно. Что делать?.. Гляжу, у берега катер пришвартован. На палубе несколько человек, смотрят на нас. Я к ним. Быстро объяснил ситуацию…

Катер вырулил на указанное место. Снимать хорошо, но высоковато. Спустили лодку, подгребли… Встали метрах в пяти от берега – идеально!

В результате оператор как можно ниже, почти от воды, выставил кадр. Объектив «35», чтобы широким планом «схватить» всю группу ветеранов. Изготовился… Эх, где то благословенное времечко, когда на ЦСДФ мы снимали нужные эпизоды сразу несколькими камерами: общий, крупный, деталь?! Командую:

– Мотор!

– Есть мотор, – отзывается звукооператор.

И вдруг над рекой грянул широко и неожиданно хор Краснознаменного ансамбля песни и пляски имени Александрова:

– Камера!

Оператор начал снимать. Наши герои медленно, будто неся на плечах тяжкий груз лет и воспоминаний, пошли к воде. Полетели в воду охапки сирени, букеты цветов…

Смотрю, а по щекам генерала армии Иванова слезы текут! Боже!.. Снял или не снял?! Хоть бы трасфокатором догадался наехать: как подходили, переговаривались; фуражки некоторые сняли, кто-то лицо омыл днепровской водой… Оператор подскакивает суетливо-радостный:

– Все снял! Может, повторить на всякий случай?

Я возмутился:

– Ты что?! Это… того?.. Охренел? Не надо! Дубль уже не получится. Ты видишь, каково им. Надо подойти, успокоить. Поблагодарить. Подбодрить там или еще что. Пошли…

Семен Павлович присутствовал на сдаче и очень хорошо принял картину. На эпизоде возложения сирени я снова увидел, как он прослезился. Для меня это был праздник «со слезами на глазах»! Важный заслуженный генерал был тронут до глубины души, с признательностью жал мне руку:

– Если будет когда необходимость, обращайтесь. Я всегда поддержу. Я понял, что вы работаете серьезно…

Нам действительно пришлось еще раз встретиться с Ивановым – большим военачальником, генералом армии… и простым русским человеком. Но об этом позже…