Память сердца

– Ну надо же! Как же это снято?!

Я вспоминаю, как во время одной из цирковых съемок оператор Виктор Усанов, довольно высокий и крупный мужчина, неловко залезая в люльку, из которой он готовился под куполом снимать воздушных акробатов, порвал не только брюки, но и трусы!.. Но приводить себя в порядок уже некогда! Уже запели трубы, возвещая выход артистов на арену!.. И оператор, практически с голым задом, под куполом цирка на глазах задравших головы зрителей отснял все необходимые кадры! И он не мог иначе. Гутман знал, что Виктор не подведет, снимет все, что задано.

Помню, сам Илья Семенович тяжело заболел пневмонией. Фильм вынуждены были поставить на консервацию. Спрашиваю у его жены Зины, работавшей мастером в цехе съемочной техники – исключительно порядочным, доброжелательным человеком была она, настоящая пара большому кинематографисту:

– Где это супруг так простудился? Вроде у нас не было съемок на натуре!..

– Да вот, во время Ноябрьских праздников он подменил кого-то из операторов на Красной площади. Я заставила его надеть дубленку, – холодно же! А она, видишь ли, кому-то не понравилась. Такая старая потертая дубленка – да перед Мавзолеем!.. Вот и снимал он весь парад и демонстрацию в одном пиджачке!..

И еще! Нельзя не отметить, что у Гутмана была какая-то особая тяга к совершенствованию пластического изобразительного ряда, к освоению каких-то новых подручных средств и новых технологий. Он был одним из первых документалистов, кто пришел к панорамному кино, а затем – к широкоформатному фильму со стереофоническим звучанием. Люди старшего поколения помнят, вероятно, это диво, которое демонстрировали зрителю на ВДНХ – «круговую кинопанораму», и какой фурор производили первые сеансы широкоформатных фильмов.

А каким он был общительным, хлебосольным человеком! Любил шутки, розыгрыши, песни под гитару. И друзей у него было очень много. Особенно он дорожил дружбой с Юрием Никулиным. Зина, жена, сетовала:

– Мы всё с Никулиными да с Никулиными… Все праздники с ними! Представляешь, в последний раз, после застолья, пошли они провожать нас и вдруг придумали: стали подпрыгивать под окнами первого этажа и заглядывать, что там происходит!.. Хохочут: «Интересно же»! Ну ладно, Юрка – клоун! А Илюха, что?.. Ведь так и в милицию очень даже легко!..

Я тогда подумал, как много всего разного намешано в Илье Семеновиче. Он был склонен и к клоунаде! Почти детское чувство готовности – принимать и удивляться, радоваться, восторгаться парадом-алле – чистый наив с верой в чудеса, в необыкновенных людей, восхищающих зрителя своим искусством, – все это цвело в нем ярким благоуханным цветом. Цирк, видимо, не просто его большая любовь! Что-то цирковое, зрелищное, яркое рвалось из него наружу, требовало выхода! Что-то такое – феерическое не успело реализоваться! К сожалению…

Когда мы с Ларой наконец получили свою кооперативную квартиру в Кузьминках, одними из первых гостей были у нас Илья Семенович с Зиной. Помню, вошли они в нашу маленькую прихожую, веселые, даже какие-то озорные. Сразу вручили подарок – тяжеленную хрустальную вазу для фруктов. И Илья Семенович, лукаво подмигнув, заговорщически сообщил:

– А вот тут, – он постучал ладонью по стене, – раввин где-то поставил крестик… Чтобы в этом доме появился мальчик… Или девочка!..

Вскоре после упомянутого новоселья мы с Ларой уехали в Сибирь, на съемки дипломных фильмов. И надолго оторвались от Гутманов. Было это в начале семидесятых. За дипломными фильмами пошли другие. Мы вошли в штат Восточно-Сибирской студии кинохроники и пребывали в благословенных краях Прибайкалья вплоть… Да… Как же он оказался прав! Появился – мальчик!..

А встретиться с Ильей Семеновичем и Зиной по-старому, в неторопливом застолье, нам больше так и не довелось. То есть на бегу – в киноархивах, в вестибюле ЦСДФ – сталкивались, говорили, спеша по каким-то неотложным делам. Уславливались о встречах. Созванивались, но… видимо, не судьба!..

Он переехал на новую квартиру, куда-то в Химки. А это ох как далеко от наших Кузьминок! С малышом не поедешь, а оставить его не на кого…

Дети наши росли. Мы старели. Вот и Танюшка Гутман, его дочь, та самая милая девочка, о которой я упоминал, стала кинорежиссером. А до этого – старший сын Ильи пришел в документальное кино, сначала оператором, а потом и режиссером… Кстати, – и смех и грех!.. Вспомнилось вдруг, как и я приложил некие усилия к тому, чтобы Татьяна Гутман поступила во ВГИК. Позволю себе маленькое отступление…

Дочь Ильи Семеновича поступала на факультет режиссуры не документального, а научно-популярного фильма. На документальный в тот год набора не было. Если помните, в Институте кинематографии далеко не каждый год производился набор на все факультеты, и из-за этого мне так и не довелось учиться во ВГИКе. Так вот. Татьяна Гутман прошла успешно все творческие конкурсы и готовилась к экзаменам по общеобразовательным предметам. И сам Илья Семенович, и Зина были чрезвычайно горды успехами своего чада. Помнится, Зина со смехом, со слов Татьяны, рассказывала, как та проходила собеседование. Ее спросили:

– Как бы вы действовали на месте Дубчека? (Это был период, когда наши войска вошли в Чехословакию.)

– Ну и что ты ответила? – спросила взволнованная мать.

– Не волнуйся, мама, уж я им все расписала, что, как – во всех аспектах…

Острая на язычок, находчивая, хитроумная была девочка. Дети зачастую идут даже дальше родителей! Интересно, какой она стала? Я, наверное, ее и не узнаю.

Кстати, эта находчивая девочка, когда мандатная комиссия института, по окончании учебы хотела ее направить в Ленинград, категорически отказалась туда ехать – мать серьезно прихварывала, и отец был уже в солидном возрасте.

– Как, – возмущенно спросил ее кто-то из членов комиссии, – вы не хотите жить и работать в городе Ленинграде – колыбели революции?!

– А зачем мне ехать в «колыбель революции», когда я живу в Москве на самом революционном месте – на улице 1905 года?..

Но вернусь к рассказу о поступлении Татьяны Гутман во ВГИК. Дней за пять до начала общеобразовательных экзаменов я случайно разговорился в вестибюле с кем-то из молодых режиссеров. Слово за слово, и мой собеседник, как-то между прочим, обмолвился:

– А ты знаешь, дочка твоего Гутмана может пролететь на экзаменах!..

– ?!

– Да-да, поверь мне! Я знаю, что говорю!.. Там сейчас есть такой преподаватель, принимает экзамены по истории (он назвал мне фамилию, которая, к счастью, не сохранилась в моей памяти), антисемит – лютый! Всех евреев срезает на экзаменах…

Я тут же бросился искать Илью Семеновича. Не знаю, какие меры смог предпринять встревоженный отец, но все кончилось благополучно…

С тех пор прошло более тридцати пяти лет. Хрустальная ваза – подарок четы Гутманов – цела. По торжественным дням она украшает наш стол… И мы вспоминаем…

Конечно, все эти годы, пока мы не виделись, Илья Гутман не стоял на месте, не такой он человек. Я следил за его работами и поражался росту творческого диапазона – публициста, мыслителя, философа. Горячего неравнодушного человека. Патриота своей страны и своей профессии… Я видел, как на глазах он превращался в маститого мудрого практика. Меня потрясла его задумка о фильме «Не стреляйте, мы журналисты!». Эта картина должна была стать данью памяти всем нашим фронтовым операторам времен Великой Отечественной и тем, кто сегодня, рискуя жизнью, ведет съемки в горячих, взрывоопасных точках планеты. Это должен быть фильм (я рассказываю со слов самого Гутмана), повествующий о самоотверженности журналистов, героев-репортеров…

Я представил себе, каким проникновенным будет этот фильм, да еще созданный именно Гутманом. Это воззвание от первого лица – от имени журналиста – к человечности . От оператора, несущего свет правды под снайперскими прицелами, под пулями; уязвимого, смертного, взывающего к правителям и армиям нашего жестокого времени, содрогающегося в конвульсиях от беспощадной борьбы между Добром и Злом.

Я не видел этого фильма и даже не знаю, удалось ли Гутману воплотить свою задумку в жизнь. Но понимание, какой удивительный путь прошел этот человек – от оператора-хроникера, с задачей простой фиксации разворачивающихся на глазах событий, до большого мастера, автора-режиссера, осознавшего великую миссию художника «Глаголом жечь сердца людей!», заставляет меня гордиться тем, что я был его современником и соратником.

Ну что ж, здесь, видимо, время и место, исполнить панегирик документальному кино! Есть в нем такое определение творческой деятельности, как «автор-оператор», «автор-режиссер». В художественном, игровом кино режиссер-постановщик, как правило, работает над сценарием, написанным не им, а другим человеком. И его мировоззрение, его гражданская, человеческая позиции раскрываются с помощью палитры различных выразительных средств в процессе постановки. Совсем другое дело – кино неигровое, кинопублицистика. Из всего многообразия тем, явлений, фактов, событий жизни на земле кинодокументалист, во всяком случае такого масштаба, как Илья Гутман, выбирает тему, над которой хотел бы работать, сам. И начинает ее пробивать ! Да-да! Именно так у нас это называется – пробивать! Потому что творец, убеждая, бьется, борется с власть предержащими в разных инстанциях, изнашивая сердце, истрепывая нервы, отдавая на алтарь искусства свое здоровье… Спорит до хрипоты, до изнеможения! Зачем? Во имя чего? Он пробивает право воплотить на экране свою мечту в жизнь! Право рассказать людям о том, что его так волнует, о чем он не может молчать. Вот так!..