Люба
— Я так рада, что мы будем жить с тобой вдвоём! — щебечет Валя, девушка с моего потока. Мы давно с ней знакомы, и вот так совпало, что нас поселили вместе.
Я не разделяю радость Вали. Я вообще не разделяю ничьей радости. Это слово стало мне чуждо с недавних пор. Неделю назад я выписалась из больницы, где провалялась положенные двадцать один день, и попала с корабля на бал. Точнее из психушки на молодёжный фестиваль.
— Эй, девушка, вы куда? — прерывает мои воспоминания голос Вали. Я оборачиваюсь и вижу входящую к нам в комнату высокую девушку с черными длинными волосами, которые не очень опрятными прядями свисают по белым худым плечам. Девушка поднимает голову и я невольно вздрагиваю — её макияж, мягко говоря, эпатажный: черные тени и черные губы сразу бросаются в глаза.
— Куда надо, — зловеще буркает незнакомка и, обернувшись, вкатывает в нашу комнату черный чемодан на колесиках.
— Вы, в-вероятно, что-то п-п-перепутали, — мямлит, заикаясь моя соседка.
— Это ты что-то путаешь, девочка…
Последнее слово готка буквально прошипела, и потому оно прозвучало как какое-то ругательство.
— Это тринадцатая комната, и тут живут Свиридова и Малышкина…
— В тринадцатой комнате живу я, — обрывает Валю беспардонная девица, и тут даже я хочу возмутиться, однако мне не дают. — Можете спросить у администратора, это МОЯ комната.
Пока мы пытаемся отойти от шока, непрошенная гостья кладет свой чемодан на кровать, где лежали вещи Вали, которая уже успела вынуть их из своей сумки, и бесцеремонно скидывает их прямо на пол.
В этот момент я сама не поняла, что произошло, но мои руки вцепились в черную паклю на голове девчонки. Поднялся дикий визг, причём верещала не только Валя — наша новая соседка продемонстрировала потрясающий фальцет! Мы повалились на пол несколько секунд, пока не прибежали люди из соседних комнат, старались ущипнуть, укусить и вырывать друг другу побольше волос. К счастью, нас быстро разняли.
— Вы с ума сошли! — встряхивая меня за плечи орал Вовка, мой одногруппник. — Люба! Что с тобой такое?
— Не будет она тут командовать! — вырвался мой крик в ответ. — Она вещи Валины на пол скинула, отпусти меня, я покажу этой хамке, что бывает за такие выходки!
Вовка был выше меня на голову, и хотя ужасно худой, зато, как говорят, жилистый. Его хватка была такой крепкой, что у меня заболели руки, а позже на них проявились синяки.
Я вновь и вновь преодолевая боль пыталась вырваться, как вдруг меня окатили холодной водой. Это было так неожиданно, что я на мгновение замерла, как и все вокруг, а потом почувствовала такое бессилие, что, если бы одногруппник меня не подхватил, то свалилась бы на пол.
— Может врача вызвать? — услышала я шепот и только тогда осознала, что все смотрят на меня, а я, оказывается, вся мокрая не только от воды, но и от собственных слёз.
— Не нужно, всё нормально, — я попыталась встать, но ноги не слушались и Валя вместе с Вовкой уложили меня на кровать.
— Идите, ребят, мы дальше разберемся, — услышала я чей-то знакомый голос, но не поняла, кому он принадлежит. Дверь закрылась, и я, повернув голову, увидела, что эту фразу сказал ни кто иной, как моя недавняя соперница по единоборству. Только вот выглядела она теперь совсем иначе.
Нет, чернота в одежде и макияже, естественно никуда не делась, но вот флёр готики и зловещий взгляд улетучились, будто их и не было.
— Я — Света, — протянула мне руку бывшая готка. — Простите меня, я немного переборщила сегодня. Вы позволите мне пожить с вами в комнате? Обещаю не доставлять проблем, выносить мусор раз в три дня и закрывать тюбик от зубной пасты. Ну что застыли? Мир?
Такого поворота мы не ожидали, и руку хоть и пожали, но с большим недоверием.
— Зачем ты так вела себя пять минут назад? — непонимающе всё-таки выговорила Валя. — Ты же сейчас вроде нормальная?
— Да, нормальная, нормальная, — подтверждает Света. — Просто из здешних никто этого не знает, кроме вас. Пообещайте, кстати, что вы никому не скажете? — мы кивнули и девушка продолжила. — Мне просто нравится тут один парень, он приезжает из Самары, как и я, уже пятый год. Так вот он — гот. Первый год я к нему даже подходить не решалась — всю смену наблюдала издалека и изучала его субкультуру. Хрень полная, если честно…
Светка прерывается на то, чтобы снять… волосы! Черные пряди оказались лишь частью сценического образа, и только теперь поняла, что на самом деле не вырвала клок у девушки, а только стянула искусственную прядь.
— Так зачем же ты стала готкой, если не разделяешь их взглядов? — недоумевает Валентина.
— Да я и не стала, — Светка смеётся и, словно в подтверждение, достаёт из чемодана розовую пижаму с принтом белого котика и демонстрирует нам, — Я обычная студентка из Перми одиннадцать месяцев в году, и только в июле ровно на двадцать восемь дней становлюсь черной Долорес.
— Долорес? — прыскаем мы с Валей одновременно.
— Ну, да. «Долорес» — это по-испански «много печалей». Поэтому я и стараюсь соответствовать выбранному образу.
— Да, уж, печаль ты нам продемонстрировала эффектно, — смеюсь, вспоминая, как мы всего несколько минут назад катались по полу.
Дальше Светка рассказывает нам о своём объекте обожания, но я почти не слушаю. Меня вдруг поразила одна важная и очень обрадовавшая меня мысль. Благодаря сегодняшней встрече с Долорес, я впервые начала испытывать чувства! Да, это были гнев, раздражение, ярость и даже ненависть, но ведь и эти эмоции были для меня чужды последние два месяца.
С момента нашего последнего разговора с Ним, я замерла, заморозилась, всё чувства покинули меня. Я ведь и в больницу попала из-за того, что чуть не умерла от безразличия. Да, такого диагноза нет, и никто мне не поверил, подумав, что я хотела свести счёты с жизнью, но это действительно было не самоубийство, а полное безразличие к себе.
Я напилась таблеток. Все, кто слышит эту фразу, усмехаются и говорят о том, что невозможно сделать это ненамеренно. А я теперь знаю, что можно.
Это случилось в конце мая. Родители уехали на дачу, а я попросила остаться дома, чтобы спокойно доделать курсовую. Работа не шла, как бы я ни старалась сосредоточиться на теме. Я решила прогуляться в парке, и, хотя подобные прогулки меня также не радовали, я всё же пошла. Честно говоря, мозг у меня стал отключаться. Я шла, и шла, и шла… Пока меня не окликнули.
— Привет, Люба, — в двух метрах от меня остановился Василий, с которым мы вполне неплохо дружили до тех пор, пока я не начала принимать ухаживания Его.
— Привет, Вась.
— А чего это ты одна гуляешь? Или Гардиани уже наигрался?
Я смотрела на своего бывшего друга и не узнавала его. Почему он говорит мне эти слова? Неужели не понимает, как ранит ими меня?
— А я вот с девушкой встречаюсь. Она, конечно, не дочка декана, зато умная и красивая. Хочешь. я вас познакомлю?
Мне нечего было сказать на это. Василия я никогда не рассматривала иначе как друга, теперь стало очевидным, что он имел другое мнение на мой счёт.
— Люба, Люба! — кричал он мне в спину, когда я молча уходила подальше в парк, чтобы не видеть и не слышать больше ни единого слова от этого человека.
Не знаю, сколько времени я просидела на лавке, глядя в одну точку. Мне было всё равно, что начался ливень. Я его не замечала. В голове снова взвились мысли о том, какую отповедь я получила от Него в тот день. Всплывали отдельные слова и фразы целиком. Мелькали картинки и флэшбеки. Как я добралась до дома и что меня побудило к тому, чтобы туда пойти, я не помнила.
Вот, я стою перед дверью, пытаясь попасть дрожащей рукой ключом в замочную скважину. Вот я пытаюсь снять мокрую одежду, но ничего не выходит. Вот я прямо в платье ложусь в ванную. Меня бьёт дрожь, как в лихорадке. Я ставлю чайник на плиту. Голова раскалывается. Я тянусь за таблетками. Беру одну. Ищу, чем запить. Поскальзываюсь в луже воды, которая натекла с моей одежды. Ищу таблетку, которая наверное улетела, когда я падала. Её нигде нет. Я снова достаю пачку и выдавливаю две, чтобы наверняка заглушить эту разрывающую на куски боль. Чайник всё не закипает. А зачем я ставила его? Я хотела запить таблетку кипяченой водой. Точно я же таблетку собиралась выпить…
Меня нашли соседи, которые услышали в приоткрытую дверь визг кипящего чайника. Не знаю, почему я на автомате не закрыла двери, но это, по-видимому, спасло мне жизнь.
Дальше было лечение в психиатрическом отделении. Родители упросили главврача не писать мне попытку суицида, тем более что я упрямо отказывалась соглашаться с таким «диагнозом». Меня лечили от длительной депрессии. Оказывается, что за последний месяц я еще и сильно похудела. С моим хроническим недовесом, минус семь килограмм сделали из меня почти скелета.
Со мной работал психолог. Это был мой первый опыт и сравнить мне не с чем, однако смею предположить, что этот дяденька с надутыми красными щеками и пухлыми короткими пальцами был не лучшим специалистом в своём деле. Эти занятия не дали мне ни грамма облегчения. Наоборот я тяготилась ими, и была рада, когда прошли три недели, я смогла вернуться домой и больше не видеть это неприятное лицо.
Выписавшись из больницы, я вновь вернулась к тому, с чего и начинала — безразличие никуда не делось, эмоций как не было, так и не прибавилось. И я не знаю, чем бы закончилось всё в следующий раз, если бы не появился Никита…