Марио
Сейчас самое время для поцелуя! Я так давно мечтал об этом, и теперь, когда лицо Любы в жалких сантиметрах от моего, я тянусь к её губам, как к спасительному источнику. Внутри всё переворачивается и по телу будто проходит электрический разряд, я чувствую покалывание от подушечек пальцев на руках, которые сжимают в объятиях Любу, до пяток и кончиков волос на голове. Все чувства обострены и настроены на предвкушение практически чуда!
Люба расслабляется в моих объятиях, я вижу, как она прикрывает веки и тоже ждёт этого момента.
Но тут раздаётся хлопок входной двери и голоса в прихожей. Люба распахивает глаза, которые уже сразу испуганно смотрят на меня.
— Это родители вернулись, — шепчет она, и движения её становятся хаотичными от надвигающейся паники.
— Люба, не волнуйся, я поговорю с ними, всё будет хорошо.
— Нет, нет, не будет, — мечется она по комнате, пока за её пределами слышится разговор и шуршание пакетов.
Не понимаю, почему она так волнуется. Я совершенно уверен, что смогу объяснить и своё появление здесь, и свои намерения в отношении Любы её родителям.
— Любочка, у тебя гости? — доносится приближающийся женский голос. — Никита пришёл?
В кухню входит мама Любы, а у меня, как назло, вышибло из памяти её имя.
— Здравствуйте, — говорю максимально приветливо и дружелюбно.
— Мама, Марио пришёл, потому что я забыла на форуме свои наушники, — спешит выйти вперед Люба, будто закрывая меня собой.
Да что происходит? Почему её мама молчит и даже не ответила на моё приветствие?
— Кто пришёл? — гремит голос моего бывшего декана.
Виктор Аркадьич появляется из ниоткуда, при своём небольшом росте он скалой нависает над всеми нами, и когда он смотрит на меня, не отрывая взгляда, я вижу, как моё отражение в его зрачках постепенно тускнеет, потому что они начинают наливаться кровью.
— Здравствуйте, Вик…
Дальше я не успел поприветствовать Любиного родителя, так как его кулак с невероятной точностью прилетел мне прямо между глаз. В голове закружились снежинки и, кажется, заиграла новогодняя мелодия, только значительно ускоренная, а я обнаружил себя лежащим на полу.
— Что это недоразумение делает в моём доме? — рычит Аркадьич.
— Марио! — вскрикивает Люба и устремляется ко мне.
— Витя! — бросается к нему супруга.
— Слабак… — зло выплевывает декан, презрительно глядя на поверженного им бывшего студента.
— Марио, с тобой всё нормально? — она гладит меня по щекам, по голове, а я млею от прикосновений теплых нежных рук и, чтобы не прекратилась Любина забота, боюсь признаться, что со мной всё хорошо.
— Оставь его, Люба! — грубо приказывает её отец. — А ну, вставай, щенок! — он хватает меня и пытается поднять как котенка, но у него ничего не получается.
— Папа, прошу тебя, не надо, — Люба испуганно стонет и пытается увести отца в сторону. А у меня появляется возможность самостоятельно подняться на ноги.
— Зачем ты вообще пустила его? — он продолжает кричать и злиться.
— Потому что… я люблю его…
Такого ответа не ожидал никто из присутствующих здесь. Родители Любы выглядят шокированными и очень несчастными, а у меня за спиной начали расти крылья. Если бы Аркадьич еще раз прописал мне между глаз, я бы ничуть не обиделся. Пусть хоть убьёт меня прямо тут!
Хотя умирать мне сейчас совсем не хочется. Хочется жить, видеть каждый день мою Любочку, обнимать её, признаваться ей в своей любви и слышать ответные признания — те слова, которые она только что произнесла.
Меня настолько захлёстывает необъяснимой волной счастья, что я, кажется, сам не отдаю себе отчёта в том, что делаю: встаю на колени перед Любой, беру в руки её ладонь, целую на глазах у родителей и говорю:
— Прости меня, Любочка.
Девушка конфузится, пытается поднять меня, но я вижу, как на её щеках блестят слезинки. Я встаю, продолжая держать её руку и смотреть в её самые искренние, самые чуткие и любящие глаза.
— Виктор Аркадьевич, могу я поговорить с Вами? — задаю вопрос, и ответом мне служит только обреченный кивок головы.
Родители Любы выходят из кухни, оставляя нас наедине. Мы продолжаем стоять глядя в упор друг на друга и говорить без слов, ведь и так понятно, что скрыто за этим молчанием. За ним пережитая боль, разочарование, надежда и счастье от того, что мы теперь находимся здесь и сейчас.
Мне не хочется отпускать Любу, но меня ждёт её отец, поэтому я должен оторваться от любимой. Но перед этим у меня осталось еще одно неоконченное дело.
— Спасибо тебе, — шепчу ей в губы и собираюсь поцеловать, но она отстраняется и спрашивает.
— За что?
— За то, что простила.
— Кто тебе сказал, что простила? Ты вообще-то отнял у меня два месяца жизни!
— Я у себя чуть не отнял намного больше… Я мог потерять тебя, а это была бы невосполнимая потеря. Твои два месяца мы наверстаем, обещаю тебе.
Ну всё, вот теперь поцелуй. Горячий, сладкий и самый короткий на свете, потому что, сколько бы он ни длился, не утолил и тысячной доли той тоски по любимой и той жажды быть с ней. Всегда.