Сегодня не особенно солнечный день, но для конца марта погода не самая скверная. Я спокоен. Я собран. Какого-то лешего приперся в парк на пятнадцать минут раньше условленного срока.
«Девушки всегда опаздывают» — это правило знаю давно, но проверить мне его ни разу не удавалось. До сегодняшнего дня опаздывал я.
Нарочно. Кайфовое чувство, когда приходишь и тебя ждёт очередная Хатико. Они дули свои намазюканные какой-то дрянью губки и плохо играли обиду. А я слушал и изображал раскаяние, тихонько посмеиваясь над ними в мыслях: «Ты же ждала меня почти полчаса — значит, я стОю твоего ожидания. Так чего ж ты теперь распинаешься, выговаривая мне претензии?».
Да, меня забавляло проводить этот эксперимент и всякий раз понимать, что во встрече более всего заинтересована именно девчонка. И только сегодня я решил нарушить своё правило. Нет, не ради Любы, конечно же. Ради диплома.
Сижу на скамейке у входа и рассматриваю симпатичных чикуль, которые фоткаются у фонтана. Блонди неплохо позирует. Зачетная по…
Даже мысль прерывается от того, что я вижу. В эту самую секунду мимо фонтана проходит Люба. Всё внимание теперь сосредоточено только на ней. Я сам не понял, как поднялся на ноги и начал рассматривать её, идущую ко мне как в замедленной съемке.
Я её такой ещё не видел… Русые волосы чуть ниже плеч, завиты и распущены по плечам. На ней надета коричневая кожаная куртка, которая чуть светлее волос, однако прекрасно гармонирует с оттенком её кожи. Но самое главное — она снова в юбке. Как в нашу первую встречу, когда я завис на красивых девичьих коленках. Сегодня на ней какое-то сиреневое облако — я видел в подобных вещах только маленьких принцесс, которых мамаши наряжают как кукол, но никогда не замечал подобных юбок на взрослых девушках. Люба в ней выглядит… волшебно. Как фея из мультика!
Но что-то всё-таки в ней сегодня изменилось более существенное. Смотрю и не могу понять, что именно.
И тут меня осеняет: девчонка же без очков! Без этих огромных окуляров, которые делали её лицо похожим на Муху-Цокотуху из моей старой книжки. Я в детстве никогда не любил эту сказку в первую очередь из-за картинок. Какие-то психоделические карикатуры, а не иллюстрации… И вот теперь Люба совершенно преобразилась — будто другой человек передо мной.
Она идёт спокойным шагом, но из-за аккуратных ботиночек на тонких шпильках, получается довольно медленно. Есть время насладиться прекрасным видом чудесных ножек. Раньше как-то наслаждался видами других частей тела, а тут впервые на ноги запал.
«Да у девчонки больше и смотреть-то не на что!» — подсказывает внутренний голос.
Вовремя, надо сказать. Мотаю головой, прогоняя минутное наваждение и быстро перевожу взгляд на часы.
18:00. Ни на секунду не опоздала! Она снова ломает мои представления о девушках.
— Привет, — говорю первым, делая несколько шагов навстречу. — Ты очень пунктуальная, — фирменное подмигивание, чтобы сразу начать с позитивного настроя.
— Привет, — говорит обыденным тоном, и обескураживает следующей фразой: — Не люблю опаздывать. Дедушка говорит, что опаздывают только неудачники.
Кх-кх… Хорошо, что я сегодня нарушил свой принцип и пришёл заранее.
— Дедушка прав, — закидываю хорошего леща — пригодится, — он вообще очень мудрый у тебя, не зря философию преподаёт. У таких людей хочется учиться всю жизнь…
— Ну так почему же не учился? — Люба обескураживает меня своей прямотой. — Дедушка сказал, что ты ни одной пары его не посетил.
Ой, дураааак… Должен был догадаться, что старый хрыч предоставит Любе характеристику на меня.
— Ребята рассказывали, — говорю уже без энтузиазма и скорее спешу поменять тему. — А пойдём на аттракционы?
Люба смотрит на меня скептическим взглядом, но соглашается. Нужно следить за своими словами, не то ещё один такой прокол и накроется мой дипломчик медным тазом…
— Давай на автодром? — предлагаю я, когда мы стоим у касс, изучая «меню».
— Может «Лодочки»? — предлагает Люба, которая всматривается в прейскурант, при этом щурясь, как от яркого солнца. Ну, конечно! Она же без очков, поэтому зрение её подводит.
— Отлично! — соглашаюсь и подхожу к окошку.
Вместо билетов нам предложили оформить карту парка — туда нужно положить какую-то сумму, а потом просто расплачиваться ею, не бегая каждый раз к кассам за билетами. Удобно.
«Лодочки» в нашем парке — самый старый аттракцион. Мама рассказывала, что они были тут еще в её детстве. Сам же я не особенно любил это развлечение. Мы с пацанами предпочитали машинки.
Люба становится на один бортик «лодки» и держится руками за железные прутья. Я становлюсь напротив. Деловая бабулька в кроссовках и с губами, накрашенными ярко-красной помадой, снимает наше судно с тормозов, и мы начинаем раскачиваться.
Сначала я увлекаюсь процессом налаживания правильного темпа, погружаясь в приседания-вставания. Люба делает то же самое. Её воздушная юбка нежного сиреневого цвета начинает жить своей жизнью. Она то летит прямо на меня, слегка приподнимаясь, то и дело норовя открыть мне более привлекательный обзор на красивые ноги, то развиваясь позади девушки, заставляя меня фантазировать о том, что можно было бы увидеть, проходя задворками парка.
Постепенно взгляд с юбки переносится на лицо, и тут я замираю. Широко распахнутые глаза девушки просто сияют счастьем. В них целый микс из детского восторга, беззаботности и азарта. В какой-то момент Люба тоже перестаёт раскачиваться, а прикрывает глаза и просто наслаждается полётом, солнцем, которому она подставила своё лицо, и ветром, развевающим её блестящие чуть завитые волосы. Каштановые локоны гладят щеки девушки, а мне в этот момент очень хочется к ним прикоснуться. К чему именно? Да, похоже, и к первым и ко вторым…
Так, надо отвлечься. Я уже ругал себя за излишнее любование девчонкой. Ни к чему это.
Очень удачно у нас заканчивается время и мы уходим с лодок.
— Куда дальше? — спрашиваю с энтузиазмом, так как вижу, что Люба вошла во вкус и ей нравится наша прогулка.
— Пойдём на водные мотоциклы? Всегда мечтала на них покататься. В моём детстве не было таких.
Ой, эти водные мотоциклы — скука смертная. Потому что они не какие не мотоциклы — по сути тот же автодром, который я предлагал вначале, только в несколько раз медленнее.
— Конечно, пойдём, — натягивая улыбку, тут же отзываюсь. — Раз мечтала, — значит, нужно исполнить мечту!
Как я и предполагал — скукота. Но Любе понравилось. Из чего я делаю вывод, что экстрим — не её конёк. Жаль, тут я бы мог иметь стопроцентные шансы её впечатлить.
— Может, теперь на «Цепи»? Если ты, конечно, не боишься, — зачем-то добавляю. Видимо, подсознательно не столько развлекаюсь, сколько изучаю эту темную лошадку.
— Я? Боюсь? Я с детства обожала кататься на цепочках! Но мне всегда было мало того времени и постоянно хотелось еще.
Хоть в этом мы сошлись.
— Тогда давай сразу возьмём два времени, чтобы два раза не ходить.
Зря.
Нет, в пять лет, в девять и даже в пятнадцать, мне бы скорее всего захотелось и на третий круг замахнуться, но сейчас… В общем, второй круг был явно лишним.
— С тобой всё в порядке? — спрашивает обеспокоенно Люба. — Голова закружилась? Может, тошнит?
Странно, но её забота приятна.
— Похоже, на сегодня мне экстремальных аттракционов достаточно, — стараясь улыбаться и выглядеть бодро, я медленно иду к ближайшей скамейке.
— Давай я за водой схожу, — не спрашивает, а ставит перед фактом Люба и убегает в сторону киосков с мороженным и попкорном. Спустя несколько минут возвращается с небольшой бутылочкой. Пить мне не хочется, но я благодарно принимаю от неё эту помощь, будто она спасает мне жизнь.
Вообще, я знаю эту фишку — девушки скорее влюбляются в тех, о ком они заботились и кого жалели. Удивительно, но сколько бы ни говорили, что любовь и жалость — вещи несовместимые, а на деле женская натура такова, что заботиться о ком-то — её главная задача, а потому и неудивительно, что они влюбляются в тех, кого изначально пожалели.
— Мне в детстве всегда хотелось кататься на взрослых аттракционах, — вдруг говорит Люба, откинувшись на спинку скамьи и смотря куда-то перед собой. — Но родители не разрешали. Очень переживали за меня. Однажды я уговорила разрешить мне покататься на «Сюрпризе», — я вспоминаю эту центрифугу, которую обожал, когда был пацаном, и понимаю, что мой нынешний вестибулярный аппарат не позволит даже смотреть на то, как другие на нём катаются, — так вот, когда я, возвращалась к своим после катания, мама стояла в полуобморочном состоянии, её руки тряслись, а у дедушки вроде бы даже появились седые волосы.
— Почему они так опекают тебя? — я едва не произношу вслух своего предположения, но, видимо, на моём лице бегущей строкой всё-таки пробежали догадки.
— Нет, не подумай, никакой неизлечимой болезни у меня нет, — я сразу выдыхаю, что было вполне искренне — связываться с больной девушкой слишком даже для меня. — Просто я единственный ребенок в семье. Еще и поздний. Родители строили карьеру учёных, и долго не заводили детей, а потом, когда «время пришло», долго не получалось. В общем, я «вымученный» и «вымоленный» ребёнок, как говорит моя бабуля.
Люба смеётся, но из глубины серых глаз едва заметно выглядывает грусть.
— Тяжело, наверное, быть под постоянным контролем? — спрашиваю первое, что пришло на ум, чтобы поддержать беседу.
— Нет, я понимаю, почему они беспокоятся. Но мне всегда хотелось иметь брата или сестру, — Люба на секунду замолкает, а потом поворачивается ко мне и спрашивает: — А у тебя есть братья, сестры?
— Я тоже единственный, — усмехаюсь собственным словам. — Только у меня совсем не так, как у тебя. Мои родители частенько забывали о моём существовании.
— Как это? — искренне удивляется Люба.
— Они много работали, им было не до меня. Мама часто таскала меня к себе на работу, и за мной присматривали все, кому не лень.
— Как на работу? — еще выше поднимаются красивые тонкие брови. — В скорую???
Блин! Я ж наплёл про маму-медсестру… Хорошо, что девчонка вовремя напомнила, а то чуть было не спалился.
— Ну, да… В скорую. Вот со мной и возились… медсестры, пока мама… на вызовы ездила.
— Это очень благородное дело, она помогала людям… Жаль, конечно, что в ущерб своему ребенку. Но я её понимаю…
Недоуменно смотрю на Любу, и она объясняет.
— Понимаешь, так как я была очень долгожданной и единственной дочкой и внучкой, мне всегда доставалось всё самое лучшее. Я этого не замечала — принимала как должное. Но когда мне уже было лет семь, я хорошо запомнила один наш семейный ужин. В нашей семье всегда была традиция собираться вечером за общим столом, — Люба поясняет, а я вдруг ловлю себя на мысли, что полностью погружен в её рассказ — мягкий тембр, правильная речь, отсутствие слов-паразитов — просто гипнотизируют; я словно слушаю аудиокнигу в профессиональной озвучке. — Так вот в тот день я была не голодна, так как до вечера гостила у бабушки с дедом. На ужин мама сварила пельмени, к слову, мои любимые. И вот, пока родители ели и попутно что-то обсуждали, я заметила то, на что раньше не обращала внимания. У папы в тарелке пельмени лежали все целенькие, а сверху как цветочки на клумбе «росли» кусочки мяса из начинки. Когда же я перевела взгляд на порцию мамы, то заметила у неё совершенно другую картину — пельменей целых там было совсем немного — бОльшую часть тарелки вообще занимали порванные пустышки. Я тогда подумала, что это просто совпадение. Но спустя время стала нарочно подмечать такие моменты: мама действительно постоянно себя обделяла: лучший кусок она оставляла кому угодно, но не себе.
— А что же отец? — не выдерживаю я, — он разве не замечал, что она так делает? Почему не говорил ничего?
— В том-то и дело, что говорил. Я стала более внимательной с того дня, и слышала, как папа иногда даже злился на неё за это. Но мама всегда улыбалась и отвечала, что она просто не может иначе — её так приучили с детства.
«Странная привычка», — чуть не вырывается у меня фраза. Но Люба вовремя продолжает.
— И я с тех пор подумала, что хочу воспитать в себе тоже такую черту. Тоже хочу отдавать лучшее другим.
— Ты серьёзно сейчас? — всё-таки я не выдерживаю и задаю этот вопрос, рассматривая Любу как инопланетянку.
— Конечно! — говорит совершенно искренне. — Представляешь, был даже такой смешной случай…
«Смешной? Что-то я уже сомневаюсь, что у нас одинаковые представления о смешном»…
— Мы с мамой как-то отдыхали на море вдвоём…
— Подожди, дай угадаю, — во мне просыпается какой-то нездоровый азарт. — Вы искали самое плохое место на пляже и так и не сумев определиться, у кого хуже, так и не искупались?
— Нет, Марио, — Люба не обижается на явный стёб с моей стороны, а только смеётся, а мне ласкает слух, как она назвала меня по имени. Впервые за этот вечер. — Мы купили персики.
— Выбрали наверное самые гнилые? Или зелёные?
— Напротив, — продолжает девчонка. — Мы купили самые красивые и вкусные персики, которые я когда-либо вообще пробовала, — я с интересом жду продолжения и уже не встреваю со своими шутками. — Так вот у нас остался один персик. Я не хотела его брать, так как оставляла его маме. А мама, видимо, не ела из тех же соображений. В итоге он пролежал на столе четыре дня. Мы обе облизывались на сочный фрукт всё это время. И когда пришла пора уезжать, мы заметили, что он наполовину сгнил. Пришлось обрезать половину, а оставшуюся часть поделили напополам и съели. Представляешь, мы ведь могли его съесть еще целым, но оставляя друг другу не сделали этого.
Да уж… История — обхохочешься. В стиле Любы.
— Ну что, может, пойдёт еще погуляем? Мой внутренний вертолёт, круживший в мозгу, вроде бы благополучно приземлился, поэтому можем повторить цепочки, м?
Я подмигиваю Любе, и она понимает, что это шутка. Смеётся и отрицательно машет головой.
Странная она всё-таки девчонка… Хотя, это слово, наверное, не очень ей подходит. Скорее, Люба — загадка. Вот говорят же, что в девушке должна быть изюминка. Люба — сплошной изюм. Даже не знаю, что еще от неё ожидать.
Огромная розовая туча выплывает из-за угла и движется прямо на меня. Если не особенно приглядываться, то издалека вполне можно увидеть, как этот ураган из сладкой ваты несёт за собой тонкую фигурку Любы, которая словно привязанная на ниточке парит вслед за ней.
Ненавижу вату! В детстве любил, душу готов был продать за неё! А как вырос и начал встречаться с девушками, которым как по заказу на первом свидании в парке подавай эту липкую дрянь… Нет, к выводам, что это — липкая дрянь я тоже пришёл несразу.
Однажды гуляя с очередной Барби, мы решили покататься на каких-то «весёлых горках» или чём-то в этом роде. Нет, вату с собой мы не брали, к тому времени, она была благополучно съедена, а руки отмыты в центральном фонтане. И, казалось бы, ничего не предвещало беды. Мы сели, пристегнулись, Барби в последний раз подмигнула мне перед стартом. Позже я вспоминал этот момент, пытаясь понять, нарочно она это сделала или всё же так совпало?
Прозвенел звонок. Кабинки двинулись вперед. Пару секунд они ехали обманчиво медленно, а примерно на третьей секунде — резкий рывок. Нас прижало к спинкам сидений, а «шикарные кудри» моей спутницы — к моему лицу.
Они были везде — на щеках, на глазах, но самое отвратительное — во рту, который невовремя открылся от неожиданного толчка. Самое ужасное, что я попытался их стряхнуть, но не тут-то было — видимо, во время поедания ваты, часть сладкой массы осталась на волосах девушки. В общем, учитывая мою редкую брезгливость, особенно распространяющуюся на волосы, это были отнюдь не пять минут удовольствия, а скорее бесконечные минуты отчаяния и плохосдерживаемой тошноты.
Когда мы «приземлились», меня всё-таки стошнило… Да, как пятилетнего пацана, которого укачивает на детской карусели. Тот позорный случай оставил мне две душевные травмы — боязнь экстремальных аттракционов и ненависть к сладкой вате.
— Не стесняйся, — подсовывает ближе ко мне эту гадость Люба.
Пару секунд я пытаюсь придумать, как отказаться от столь «заманчивого» предложения, но девушка, видимо, быстро считала мою реакцию.
— Или не любишь сладкое?
— Вообще-то люблю, но не вату, — виновато улыбаюсь, ловя себя на том, что сказав правду избавил себя от дальнейшего блуждания в лабиринтах вранья. — Не люблю, когда руки пачкаются.
— Знакомо, — с грустью говорит Люба и садится на лавочку рядом со мной. — Мне в детстве по этой причине никогда не покупали сладкую вату. А мне её так хотелось… Всем детям было можно, а мне нет, — в глазах девушки едва уловимо мелькает обида. — И тогда я сама себе пообещала, что когда вырасту, на все деньги куплю сладкой ваты, — Люба смеётся, словно нарочно прогоняя смехом затаившуюся грусть.
— Купила? — интересуюсь не столько ответом, сколько именно её эмоциями.
— Неа, — весело отвечает, отщипывая кусочек розового облака. — Выросла и забыла, что хотела так сделать. Но всякий раз бывая в парке, всегда покупаю вату. Это уже традиция.
Смешная она всё-таки девчонка… Испачкалась в сахаре, вон на кончике носа розовая паутинка.
Совершенно не задумываясь о том, что делаю, и зачем, и с кем… я провожу по тонкому вздёрнутому носику и… облизываю палец!
Внутри у меня всё переворачивается. Я жду не просто тошноту, а самых настоящих рвотных судорог, но… Ничего не происходит.
Люба смотрит на меня округлившимися глазами, так как тоже не ожидала такого жеста от меня, а я не нашёл ничего умнее, чем растерянно прошептать:
— Вкусно…
Дааа… Ну и задурила она мне голову своими откровениями.
Но почему не было брезгливости? Организм ведь должен был среагировать… Может, я повзрослел и перерос эту фобию?
— Может в тир пойдём? — вырывает меня из раздумий внезапное предложение Любы.
— Отличная идея! — я на самом деле обожаю стрелять, но обычно девушки сами мне такое не предлагали и соглашались только чтобы получить в подарок за мой выигрыш какого-нибудь плюшевого медведя.
В тире я хорош! Знаю, что смогу произвести впечатление.
Я покупаю 20 «пуль», продавец, традиционно, кладет еще одну дополнительную. Примеряюсь к «оружию», проверяю мушку, прицел.
— Кто первым стреляет? — вдруг задаёт вопрос молодой паренёк, который только что высыпал рядом со мной жменю мелких алюминиевых комочков.
Я поднимаю голову и с удивлением вижу, как Люба… заряжает винтовку!
— Ты тоже будешь стрелять? — вопрос сам вырывается из меня, потому что хрупкая девушка никак не ассоциировалась в моём представлении с этим занятием.
— Ну да, — с улыбкой отвечает Люба, и в этот момент из её тонких пальчиков выскальзывает пулька, падая куда-то в пыль под нашими ногами. Девчонка хочет наклониться за ней, но прыткий инструктор тут же её останавливает.
— Не поднимайте, ну что вы, девушка, — тоном доморощенного Казановы протягивает юнец. — Ничего страшного! Вот, возьмите другую, — подаёт Любе пулю, как будто кольцо с бриллиантом. А глазёнки так и шарят по фигуре девушки.
СтОит признать, она сейчас действительно выглядит эффектно: нежные локоны волос, сиреневая фатиновая юбка и ботинки на шпильках настолько сильно диссонируют с оружием в её руках, что это даже завораживает…
— А давай по очереди⁈ — вдруг предлагает Люба, заставляя меня снова переключиться на стрельбу.
— Пари? — почему-то выдаю, не успев даже подумать, зачем мне это нужно.
— Можно, — почти сразу соглашается.
И тут у меня вдруг заработали шестеренки в мозгу. Это же отличный повод выиграть… И не только это пари…
— Что хочешь в случае проигрыша? — самоуверенно спрашиваю первым.
— Я даже не знаю, — пожимает плечами, задумываясь.
— Давай так, — азарт внутри начинает разгораться. — Если ты выигрываешь, то сможешь попросить у меня всё, что пожелаешь. Идёт?
Протягиваю девушке ладонь и смотрю не моргая, в ожидании её согласия. Я знаю, что буду просить в случае своего выигрыша — её согласие встречаться со мной. Эта гениальная мысль пришла настолько внезапно, что мне не терпелось поскорее уже начать стрелять, ибо запах и вкус победы уже ощущался органами чувств.
Но что-то пошло не так.
Люба будто что-то заподозрила и не спешила пожимать мне руку. Она сначала посмотрела на меня, словно пытаясь прочитать мои мысли, а затем вдруг… слегка закусила нижнюю губу.
Нет, не так, как это делают роковые красотки, вызывая этим жестом похотливые желания. Люба сделала это так по-детски мило, как если бы ребёнок раздумывал над тем, признаваться ему родителям в своём проступке или утаить.
— А что ты попросишь в случае выигрыша? — молодец, девочка. Я тебя недооценил.
Несколько секунд размышляю, как сформулировать своё желание, как вдруг будто со стороны слышу свой охрипший голос:
— Поцелуй, — я серьёзно это произнёс? Похоже, что да. И уже уверенным тоном добавляю — Если выиграю, ты меня поцелуешь.