Они отвели меня в Чикагское отделение Федерального бюро расследований на Рузвельта. Перед зданием скопилась толпа репортеров, которые начали выкрикивать вопросы и делать фото, как только пара патрульных вывели меня из машины и почти потащили в здание. Никто из федералов ничего не сказал в камеры, но Рудольф задержался достаточно долго, чтобы проинформировать всех желающих, что расследование продолжается и несколько «представляющих интерес персон» задержано, и что добропорядочным горожанам Чикаго нечего бояться и блаблабла, блабла, бла.
Стройный невысокий парень с нездорово-белой кожей и чернильно-черными волосами в костюме федерала неспешно подошел к Рудольфу, дружеским жестом положил ему на плечо руку и, практически сбив его с ног, оттянул от репортеров. Рудольф недовольно фыркнул, но Тонкий тяжело глянул на него и Руди завял.
Я смутно помню прохождение через контрольно-пропускной пункт, подъем на лифте, и тяжелое приземление на стул. Тонкий снял наручники с моих запястий. Я сразу же сложил руки на столе перед собой и опустил на них голову. Не знаю, сколько я отсутствовал, но когда я пришел в себя, очень суровая, строго-выглядевшая женщина светила маленьким фонариком мне в глаза.
— Нет признаков удара или сотрясения, — констатировала она. — Нормальная реакция. Я думаю, он просто изможден.
Тонкий стоял у двери небольшой комнаты, интерьер которой составляли стол, несколько стульев и длинное зеркало на стене. Рудольф маячил рядом с ним — молодо выглядевший мужчина в костюме, который стоил больше, чем он мог себе позволить, с темными, до безумия аккуратно уложенными волосами и нервным напряжением в плечах.
— Он придуривается, — настаивал Рудольф. — Он пропал из нашего поля зрения не больше чем на несколько минут. Как он мог сам себе загнать до изнеможения за это время, ну? Даже не вспотев? Даже не запыхавшись? Он врет! Я знаю это. Мы не должны были давать ему час для сочинения какой-нибудь истории.
Тонкий глянул на Руди безо всякого выражения на сухощавом, бледном лице. Затем он посмотрел на меня.
— Я полагаю, это делает вас Хорошим Полицейским, — вымученно усмехнулся я.
Тонкий закатил глаза.
— Спасибо, Роз.
Женщина обернула стетоскоп вокруг шеи, посмотрела на меня взглядом, полным неодобрения, и покинула комнату.
Тонкий подошел к столу и сел напротив меня. Рудольф обошел вокруг и стал за мной. Это был простой психологический трюк, но он работал. Присутствие Рудольфа, вне моего поля зрения, было раздражающим и отвлекало внимание.
— Меня зовут Тилли, — сказал Тонкий. — Вы можете звать меня Агент Тилли или Агент или Тилли. Как вам будет более удобно.
— Хорошо, Тонкий, — кивнул я.
Он медленно вдохнул и выдохнул. Затем сказал:
— Почему вы просто не открыли дверь, мистер Дрезден? Так было бы гораздо легче. Для нас всех.
— Я не слышал вас, — устало буркнул я. — Я спал внизу, в подвале.
— Бред собачий, — заявил Рудольф.
Тонкий перевел взгляд с меня на Руди и обратно.
— Спали, неужели?
— У меня очень крепкий сон, — пояснил я. — Держу подушку под одним из столов в лаборатории. Дремлю иногда там внизу. Приятно и свежо.
Тонкий изучающе смотрел на меня в течение минуты. Затем он, четко выговаривая фразы, произнес:
— Нет, вы там не спали. Вас там вовсе не было. Там нет достаточно большого пространства, чтобы скрыть мужчину в этом подвале. Вы были где-то еще.
— Где? — спросил я его. — Я имею в виду, это вовсе не большая квартира. Гостиная, спальня, ванная, подвал. Вы обнаружили меня на полу в подвале, в который имеется только один вход. Где еще, как вы думаете, я был? Вы считаете, я просто материализовался там из воздуха?
Тонкий прищурил глаза. Потом он покачал головой и вздохнул:
— Не знаю. Я наблюдал множество трюков. Видел, как парень однажды заставил исчезнуть Статую Свободы.
Я развел руками.
— Вы считаете, я сделал это при помощи зеркал или чем-то там таким?
— Может быть, — пожал он плечами. — У меня нет хорошего объяснения, как вы внезапно там оказались, Дрезден. А я становлюсь раздражительным, когда у меня нет для чего-то хорошего объяснения. Поэтому я начинаю копать до тех пор, пока что-то не нахожу.
Я усмехнулся ему. Я не смог это сдержать.
— Я спал в своей лаборатории. Проснулся, когда вы парни начали заламывать мне руки. Вы думаете, я вылез из секретного места, так хорошо спрятанного, что никто не нашел его в комнате подвергнувшейся полной зачистке? Или, может быть, я возник из воздуха? Какая из этих историй будет иметь смысл для судьи при рассмотрении гражданского иска, который я подам против Чикагского департамента полиции и Бюро? Ваша или моя?
Выражение лица Тонкого стало кислым.
Рудольф внезапно возник, справа от меня и с треском ударил кулаком по столу.
— Рассказывай нам, почему ты взорвал здание, Дрезден!
Я буквально лопнул от смеха. Я не смог его сдержать. Я был полностью вымотан, но смеялся до тех пор, пока мой живот не начал ходить ходуном.
— Я сожалею, — задыхаясь, выдавил я мгновение спустя. — Я сожалею… Это было именно так… ах-ха-ха! — я покачал головой и попытался взять под контроль свои эмоции.
— Рудольф, — холодно произнес Тонкий. — Убирайся.
— Ты не можешь приказать мне уйти. Я должным образом назначенный представитель Чикагского департамента полиции и член этой оперативной группы.
— Ты — бесполезен, непрофессионален и мешаешь снятию показаний, — сказал Тонкий ровным голосом. Он перевел темные глаза на Рудольфа и повторил, — Проваливай. Отсюда.
У Тонкого был чертовски выразительный взгляд. У некоторых людей он есть. Они просто смотрят на вас, не произнося ни слова, и вы понимаете, что они готовы проявить жестокость и желают это продемонстрировать. Такой взгляд не выражает никакой специфической эмоции, ничего, из того, что можно легко обречь в слова. Тонкий не нуждался ни в каких словах. Он смотрел на Рудольфа с некоей тенью застарелой смерти в глазах и кроме этого ничего не делал.
Рудольф вздрогнул. Он промямлил что-то про подачу жалобы на ФБР и покинул комнату.
Агент Тилли повернулся обратно ко мне. Выражение его лица на какое-то мгновенье смягчилось, на нем промелькнуло нечто, похожее на улыбку, и он спросил:
— Ты сделал это?
Я на секунду встретился с ним взглядом.
— Нет.
Тилли прикусил губу, несколько раз кивнул головой и сказал:
— Хорошо.
Я удивленно приподнял брови.
— Все так просто?
— Я знаю, когда люди лгут, — ответил он спокойно.
— Именно поэтому — это опрос, а не допрос?
— Это — опрос, потому что Рудольф заврался, когда науськивал на тебя моего босса, — скривившись, произнес Тилли. — Теперь я увидел тебя сам. И ты не подходишь под профиль подрывника.
— Почему не подхожу?
— Твоя квартира это одна большая груда неорганизованного беспорядка. У неорганизованных изготовителей бомб небольшие надежды на продолжительную жизнь. Мой ход. Почему кто-то пытается впутать тебя в это дело с офисным зданием?
— Политика, думаю, — я откинулся на спинку стула. — Кэррин Мёрфи отщипнула немного денег, разрушив некоторые их теневые планы. Денег предназначенных для политиков. Я некий побочный результат этого, потому что она — та, кто нанимала меня как консультанта относительно этих дел.
— Грёбаное Чикаго, — сказал Тилли, с настоящим презрением в голосе. — Правительство в полном составе насквозь коррумпировано.
— Аминь, — закончил я.
— Я прочел твоё досье. Говорят, ты заглядывал в наш офис прежде. Говорят, четыре агента исчезло несколько дней спустя, — он скривил губы. — Тебя подозревали в похищении, убийстве, и по крайне мере в двух случаях поджога, один из которых был общественным зданием.
— Это не была моя вина, — буркнул я. — Это здание — случайность.
— Ты живешь интересной жизнью, Дрезден.
— Не совсем. Просто бурные выходные время от времени.
— Наоборот, — внимательно глядя на меня, произнес Тилли. — Я очень заинтересовался тобой.
Я вздохнул.
— Приятель. Не стоит.
Тилли нахмурился, обдумывая это, слабая тонкая линия появилась между его бровей.
— Ты знаешь, кто взорвал твоё офисное здание?
— Нет.
Выражение лица Тилли застыло, словно высеченное из камня.
— Ложь.
— Если я скажу тебе, — помолчав, заявил я, — ты мне просто не поверишь и решишь упрятать меня куда-нибудь в психушку. Так что — нет. Я не знаю, кто взорвал здание.
Он задумчиво кивнул головой и сказал официальным тоном:
— То, что вы сейчас делаете, может быть истолковано как вмешательство и препятствование расследованию. В зависимости от того, кто стоит за взрывом и почему, это может трактоваться как измена.
— Другими словами, — я смерил его взглядом, — вы не смогли найти ничего в моей квартире, чтобы инкриминировать мне или дать вам предлог для моего задержания. Так что сейчас вы надеетесь запугать меня для откровенной беседы с вами.
Агент Тилли откинулся назад на стуле и покосился на меня.
— Я могу задержать вас на двадцать четыре часа безо всякой причины. И я могу сделать их весьма неприятными для вас, при этом, не нарушая ни одного закона.
— Я хотел бы, чтобы вы так не сделали, — спокойно заметил я.
Тилли пожал плечами.
— И я бы хотел, чтобы вы рассказали все, что знаете про взрыв. Но я догадываюсь, никто из нас не получит того, что он хочет.
Я подпер подбородок рукой и на минуту задумался. Я полагал вероятным, что кто-то в сверхъестественном сообществе, вероятно герцогиня, дернула некоторые ниточки, чтобы поставить Рудольфа на моём пути. Если дело было в этом, возможно я смогу отправить эту маленькую ручную гранату обратно к ней.
— Не для протокола? — спросил я Тилли.
Агент поднялся, вышел за дверь и вернулся минуту спустя, полагаю, выключив любые записывающие устройства. Он снова сел и глянул на меня.
— Вы обнаружите, что в здании была заложена взрывчатка, — начал я. — На четвертом этаже.
— И как ты узнал это?
— Кое-кто, кому я доверяю, видел копии файлов, которые показывали, где были заложены заряды, предположительно по указанию владельцев здания. Я вспомнил, что несколько лет назад появились ремонтники, которые копались в стенах неделю или около того. Сказали, они избавляются от асбеста. По заказу владельцев здания.
— «Нуево Верита, Inc.», владельцы здания. Страховая афера, это не ново.
— Это не из-за страховки, — покачал я головой.
— Тогда из-за чего?
— Месть.
Тилли наклонил голову набок и сосредоточенно обдумал мои слова.
— Ты что-то сделал этой компании?
— Я сделал кое-что кое-кому высоко в пищевой цепочке в созвездии корпораций, к которому принадлежит «Нуево Верита».
— И что это было?
— Ничего нелегального. — Я махнул рукой. — Вы могли бы изучить коммерческие дела мужчины, называющего себя Паоло Ортега. Он был профессором мифологии в Бразилии и…. умер несколько лет назад.
— Ага, — сказал Тилли. — И его семья вцепилась в тебя?
— Это очень точное определение. Его жена весьма специфическая особа.
Тилли отвлекся на какое-то время, обдумывая это. На несколько минут в комнате повисла тишина.
Наконец Тилли поднял на меня взгляд.
— Я испытываю большое уважение к Кэррин Мёрфи. Я позвонил ей, пока ты отдыхал. Она сказала, что прикроет тебя, безоговорочно. Учитывая источник информации, это существенное заявление.
— Да, — кивнул я. — Учитывая источник, именно.
— Откровенно говоря, я не уверен, смогу ли я как-то помочь тебе. Я не руковожу этим расследованием, и оно направляется политиками. Я не могу обещать, что тебя не опросят снова, хотя сегодняшние события усложнят выдвижение обвинения против тебя.
— Я не уверен, что понял, что именно ты имеешь в виду, — сказал я.
Тилли взмахнул рукой, показывая на стены здания.
— Поскольку они заинтересовались — ты виновен, Дрезден. Они уже написали заголовки и текст новостей. И теперь нужны только доказательства, чтобы поддержать то обвинение, которое они захотят предъявить.
— Они, — сказал я. — Не ты.
Тилли ухмыльнулся.
— Они кучка говнюков.
— А ты нет?
— Я другой вид говнюка.
— Эх, — сказал я. — Я действительно могу идти?
Он кивнул.
— Пока они не получили ничего, отдаленно напоминающего доказательства того, что ты был одним из тех, кто заложил взрывчатку. Поэтому они будут копать под тебя. Рыться в твоей личной жизни. Твоём прошлом. Искать вещи, которые смогут использовать против тебя. Они будут играть грязно.
— Хорошо для меня, — сказал я. — Тогда я тоже могу так играть.
В глазах Тилли блеснула улыбка.
— Похоже, да. — Он протянул мне руку. — Удачи.
Я пожал её и почувствовал очень слабое покалывание типичное для того, кто обладает небольшим магическим талантом. Это, наверное, объясняло способность Тилли отличать правду ото лжи.
Я поднялся, и устало пошел к двери.
— Эй, — сказал Тилли, перед тем, как я открыл её. — Не для печати. Кто сделал это?
Я остановился, оглянулся на него, и ответил:
— Вампиры.
Выражение его лица менялось в соответствии с быстро изменяющимися эмоциями: изумление, потом осознание сопровождаемое сомнением, и ярды, ярды рационализма.
— Видишь, — усмехнулся я ему. — Я говорил, что ты мне не поверишь.