Перемены

Глава 31

Я смотрел на сломленного человека. Мне было достаточно легко представить свое собственное изуродованное лицо, слепо смотрящее вверх с каменной поверхности стола. Я сделал шаг. Затем два. И оказался стоящим над изломанной фигурой Ллойда Слейта.

Если бы это был бой, я бы не думал дважды. Но этот мужчина не представлял для меня угрозы. Он не представлял угрозы больше ни для кого. У меня не было права забирать его жизнь, и было бы чистым, огромным, нигилистическим высокомерием сказать иначе. Если я убью Слейта, как далеко это меня заведет? Смогу ли я смотреть в зеркало месяцы или годы спустя?

Я не мог, мне было легче перерезать своё собственное горло.

Я почувствовал, как моя рука свесилась вниз, неспособная удержать ставший слишком тяжелый для нее нож.

Мэб внезапно остановилась на противоположной стороне Каменного Стола, наблюдая за мной. Её рука шевельнулась в простом отталкивающем жесте; вокруг Стола внезапно сгустился туман и закружился в водовороте цвета и света. Несколько секунд изображение было расплывчатым. Затем оно резко сфокусировалось.

Маленькая девочка сжалась в углу пустой каменной комнаты, все убранство которой состояло из разбросанного по полу сена и шерстяного одеяла, выглядевшего не слишком чистым. У нее были темные волосы, которые раньше были заплетены в косички, но теперь свисали нечесаными прядями. Одна из тонких розовых пластиковых заколок, вероятно, потерялась или была украдена и теперь у неё осталась только одна растрепанная косичка. Её лицо было красным от крика. Она, очевидно, вытирала нос о колени своего маленького розового комбинезона. Её рубашка, белая в желтые цветы с большим мультяшечным шмелем по верху, была испачкана в грязи и чем-то похуже. Она свернулась в самый крошечный клубочек, который смогла сделать из своего тела, словно надеясь, что те, кто придёт за нею, не смогут её заметить.

Ей большие карие глаза были полны скрытого ужаса, но я смог увидеть в них что-то знакомое. Мне потребовалось время, чтобы понять, что они напоминают мне моё собственное отражение в зеркале. Другие особенности сказали мне, что со временем наше сходство будет видно сильнее. Такой же подбородок и нижняя челюсть как у нас с Томасом. А вот губы — материнские. И такие же, как у Сьюзен прямые, блестящие волосы. Её руки и ноги выглядели немного великоватыми для неё, как лапы у растущего щенка.

Приглушенно, как будто с большого расстояния, я услышал крик вампира Красной Коллегии в его истинной форме; она вздрогнула и снова начала плакать, всё её тело затрепетало от ужаса.

Мэгги.

Я помнил свои чувства, когда Бьянка и её миньоны держали меня в плену.

Я помнил вещи, которые они делали со мною.

Но не было похожим, что они навредили моему ребенку. Пока.

— Да, — прозвучал холодный, лишенный всякой эмоции голос Мэб. Картинка начала медленно тускнеть. — Это — настоящее твоего ребёнка, то, что происходит сейчас. Я даю тебе свое слово. Никаких трюков. Никакого обмана. Так и есть.

Я посмотрел через расплывающееся изображение туда, где меня ждали Мэб и моя крёстная. Лицо Леи было мрачным. Глаза Мэб пылали из-под накинутого капюшона, сузившись до двух яркие щелочек. Я какое-то мгновенье смотрел на них. Холодный ветер обдувал холм и развевал плащи обеих Сидхе. Я пристально всматривался в эти древние глаза, наполненные знанием темных и злых вещей. Я знал что ни ребенок в изображении, ни мужчина на столе ничего не значат для них. Я знал, что если я пойду на сделку с Мэб, я, вероятно, тоже закончу свои дни на этом столе.

Мне казалось, я знал, зачем Мэб показала мне Мэгги. Чтобы манипулировать мною.

Нет. Было кое-что другое в том, что она сделала. Она показала мне Мэгги, чтобы для меня был совершенно ясным выбор, который я должен сделать. Конечно, это могло повлиять на моё решение, но когда ты смотришь в лицо голой, неприкрытой истине… разве не должно?

Я не уверен, что можно манипулировать кем-то с помощью прямоты и правды.

Я думаю, это можно назвать просвещением.

И пока я смотрел на тающее изображение моей дочери, мой страх исчез.

Если я закончу как Слейт, и это будет та цена, которую я заплачу за спасенье дочери, да будет так.

Если я буду ненавидеть себя весь остаток жизни, потому что Мэгги потребовалось, чтобы я сделал трудный выбор, да будет так.

И если мне придётся умереть ужасной, долгой смертью, потому что это даст моей дочери шанс на жизнь…

Да будет так.

Собрав всю свою силу, я сжал ужасно тяжелую рукоятку бронзового ножа.

Я мягко положил руку на лоб Ллойда Слейта, чтобы удержать его неподвижно.

И затем я перерезал ему горло.

Это была быстрая, чистая смерть, которая, однако, не выглядела менее смертельной, чем если бы я изрубил его на куски топором. Смерть — огромный уравнитель. Не имеет значения, как вы попадете туда. Только когда.

И почему.

Он совершенно не боролся. Только выдохнул, что прозвучало, как вздох облегчения и повернул голову на бок, словно собирался заснуть. Это не было аккуратным, но это и не была сцена из третьесортного боевика. Это выглядело как беспорядок на кухне, который остается после приготовления большой груды отбивных. Большая часть его крови стекла в углубления на столе и, став похожей на ртуть, быстро сбегала по желобкам вниз, к вырезанным по бокам и на опорах письменам. Кровь заставила письмена отражать зловещий свет вокруг нас, придавая им собственный мерцающий огонь. Это был ужасающе прекрасный вид. Сила бурлила через кровь; письмена, камень и воздух вокруг меня дрожали от её безмолвной мощи.

Я чувствовал обеих Сидхе за своею спиной, наблюдающих спокойными, хищными глазами за тем, как умирал Рыцарь, предавший свою королеву. Они вдвоём испустили маленькие вздохи… признательности, я полагаю. Я не думал о любом другом выражении, которое сюда подходило. Они признавали значение его смерти, но никоим образом не сочувствовали ему. Жизнь перетекала из его сломанного тела в Каменный Стол, и они считали этот акт достойным уважения.

Я просто стоял, опустив руку; кровь капала с бронзового ножа на землю под моими ногами. Я дрожал от холода, уставившись на останки человека, которого я убил, и задавался вопросом, что же я чувствовал. Печаль? Не совсем. Он был в первую очередь сукиным сыном, и я бы с радостью убил его в открытом бою, если бы у меня был выбор. Угрызение совести? Пока нет. Я сделал ему одолжение, когда убил его. Не было другого способа вытянуть его оттуда, куда он себя вовлек. Радость? Нет. Не совсем, по крайней мере. Удовлетворение? Совсем чуть-чуть, но не от смерти, а оттого что кости наконец-то брошены.

Главным образом? Я чувствовал себя замерзшим.

Минуту или час спустя Леанансидхе подняла руку и щелкнула пальцами. Одетые в плащи слуги возникли из тумана так же внезапно, как и исчезли в нем до этого; они собрали то, что осталось от Ллойда Слейта, безмолвно его подняли, понесли его в тишине, и исчезли в тумане.

— Итак, — произнес я спокойно, обращаясь к Мэб. — Моя часть сделки выполнена. Теперь очередь выполнить вашу.

— Нет, дитя, — ответила Мэб губами Леа. — Твоя часть только начинается. Но не бойся. Звёзды сойдут с небес, прежде чем Мэб не выполнит своего слова, — она легонько наклонила голову набок, к моей крёстной. — Я даю тебе этого помощника для твоего последнего поиска, сэр Рыцарь. Моя служанка наиболее могущественная среди всех существ Зимы, всего на секунду позади меня.

Теплый, более слабый голос сорвался с губ Леа, когда она спросила:

— Моя королева, в каких пределах мне дозволено действовать?

Мне показалось, я увидел слабый блеск зубов Мэб, когда губы Леа произнесли:

— Ты можешь не ограничивать себя.

Рот Леа расплылся в широкой, опасной собственной улыбке, она склонила голову и поклонилась Зимней Королеве.

— И сейчас, мой Рыцарь, — сказала Мэб заемным голосом, поворачиваясь ко мне лицом. — Мы вдохнем силу в твое поломанное тело. И ты станешь принадлежать мне.

Я сглотнул тяжелый комок в горле.

Мэб пренебрежительным жестом подняла руку, и Леанансидхе поклонилась ей.

— Я больше не нужна здесь, дитя, — прожурчала Леа. — Я готова пойти с тобою в любое время, когда ты призовёшь меня.

Моё горло было слишком пересохшим, чтобы вымолвить хоть какое-то слово. Я с трудом прохрипел:

— Я хочу, чтобы вы вернули вещи, которые я вам оставил, как можно скорее.

— Ну конечно, — улыбнулась крестная. Поклонившись мне, она сделала несколько шагов назад, отступая в туман, пока он не поглотил её целиком.

И я остался наедине с Королевой Мэб.

— Итак, — сказал я в тишину. — Я полагаю, существует… церемония, которую я должен пройти.

Мэб шагнула ко мне ближе. Она не была огромной, впечатляющей фигурой. Она была значительно ниже меня. Изящная. Но она шла с такой совершенной грацией и уверенностью, что роль хищника и добычи была ясна для нас обоих. Я сделал шаг назад, отодвигаясь от неё. Это было чисто инстинктивным движением, и я не смог бы остановить его так же, как не мог удержать бивший меня озноб.

— Будет трудновато для нас обменяться клятвами, если Вы не сможете говорить, — выдавил я. Мой голос, неожиданно для меня, «дал петуха». — Гм, возможно, это — контракт или что-то другое?

Бледные руки взметнулись из-под темной ткани и откинули назад капюшон. Мэб встряхнула головой и белоснежные, шелковистые локоны, светлее, чем лунный свет или мертвая плоть Ллойда Слейта, рассыпались вокруг нее.

Голос на секунду отказал мне. Я уперся голыми бедрами о Каменный Стол и, дрожа, присел на него.

Мэб продолжала двигаться ко мне, становясь всё ближе и ближе с каждым легким, скользящим шагом. Плащ соскользнул с её плеч, вниз, вниз, вниз.

— В-вам, ухх, — я с трудом отвел взгляд. — Вам д… должно быть холодно.

Хриплый тихий смех сорвался с её губ цвета замороженной малины. Голос Мэб, наполненный гневом, физически ранил живую плоть. Ей голос, заполненный кипящей страстью…, делал другие вещи.

Холод внезапно стал наименьшей из моих проблем.

Её рот прикоснулся к моим губам, и я прекратил даже пытаться говорить. Это не был обряд в привычном для меня понимании, но эта церемония была такая же древняя, как звери и птицы, земля и небо.

Моя память стала отрывистой после поцелуя.

Я помнил её тело, ярко блестящее надо мной, холодное, мягкое, безукоризненно женственное. У меня нет слов для его описания. Нечеловеческая красота. Волшебная грация. Животная чувственность. И когда ее тело накрыло мое, наши дыхания смешались — холодная сладость с человеческим несовершенством. Я мог чувствовать ритм её тела, её дыхания, её сердца. Я мог чувствовать каменную поверхность стола, древнюю вершину холма, все землю в долине вокруг нас, пульсирующую в единении с ритмом Мэб. Облака мчались по небу и, когда она начала двигаться быстрее, они засветились ярче и ярче, пока я не понял, что зловещее свечение вокруг нас не больше чем тусклое, приглушенное отражение красоты Мэб, скрытое для спасения смертного разума, который не был к ней готов.

Она не скрывала это, как и свое участившееся дыхание. И оно опалило меня, настолько оно было чистым.

То, чем мы занимались, не было сексом, невзирая на то, чем оно казалось. Вы не занимаетесь сексом с грозой, с землетрясением, с яростной вьюгой. Вы не можете заниматься любовью с горой, ледником, леденящим ветром.

В течение нескольких мгновений я видел ширину и глубины силы Мэб — и в течение мимолетного мига — голый, крошечный отблеск её цели; в то время, как наши переплетенные тела, приближались к экстазу. Я закричал. И не останавливался, некоторое время.

Затем ко мне присоединился крик Мэб и наши голоса смешались. Её ногти вонзились мне в грудь, кусочками льда скользя под кожей. Я увидел, как её тело изогнулось дугой от получаемого удовольствия, а затем её зеленые кошачьи глаза раскрылись и вытянулись…

Рот Мэб приоткрылся, и она громко прошипела:

— МОЙ!

От этой абсолютной правды моё тело затрепетало, как оборванная гитарная струна, и я дернулся в краткой, резкой судороге.

Руки Мэб скользнули вниз по моим ребрам, и я внезапно почувствовал огонь в поломанных костях, пока эти ледяные руки надавливали на них.

— МОЙ!

И вновь моё тело яростно изогнулось, словно каждый мускул пытался сорваться с моих костей.

Мэб пылко зашипела, когда её руки скользнули вокруг моей талии, накрывая то онемевшее место, где вероятно был сломан позвоночник. Я почувствовал, что кричу и бьюсь, совсем не контролируя своё тело.

Кошачьи глаза Мэб захватили мой собственный взгляд, поймав моё внимание в ловушку их морозной красоты и отвлекая меня от ужасного, сладкого холода, который струился от кончиков её пальцев, и её ласкающего бархатом голоса, нежно прошептавшего: … мой…

— Еще! — закричал смутно знакомый голос.

Что-то холодное и металлическое прижалось к моей груди.

— Чисто! — рявкнул голос.

Разряд молнии ударил меня в грудь — мучительное кольцо серебряной силы, которая дугой выгнула моё тело. Я начал кричать, и прежде чем мои бёдра опустились, я выпалил: «Hexus!» — извергая силу в воздух.

Кто-то воскликнул, кто-то выругался. Все вокруг полыхнуло искрами, включая лампочки наверху, которые казалось, перегрелись и разлетелись в пыль.

Комната погрузилась в темноту и тишину на несколько секунд.

— М-мы теряем его? — твердый старческий голос. Фортхилл.

— О Господи, — дрожащий голос. Молли. — Г-Гарри?

— Я в порядке, — простонал я. По моему горлу казалось, прошлись наждаком. — Какого черта вы делаете со мной?

— Т-твоё сердце остановилось… — тоже знакомый третий голос.

Я пощупал грудь и ничего не нашел на ней, так же как и вокруг шеи. Мои пальцы продолжили исследование дальше и, прикоснувшись к кровати и спинодержателю подо мною, обнаружили там мою цепочку с амулетом; рубин все еще был закреплен в центре с помощью неаккуратного слоя клея. Я схватил пентаграмму и направил в неё небольшое усилие воли, холодный синий свет заполнил комнату.

— … поэтому я сделал то, что сделал бы любой хороший гробовщик, — продолжил Баттерс. — Ударил тебя током и попытался реанимировать. — Он поднял вверх два утюжка дефибриллятора, чьи провода вероятно расплавились. Они не были ни к чему подсоединены. Баттерс был подвижным маленьким парнем в больничном халате, с всклокоченными черными волосами, узкими плечами и худощавым, нервным телом. Он поднял руки, имитируя работу электрошока. Затем сказал дебильным голосом, которому, наверное, полагалось звучать зловеще. — Оно живое. Живооооое. — Спустя биение сердца он добавил, — Пожалуйста. Не стоит благодарить.

— Баттерс, — вздохнул я. — Кто позвал тебя в… — я запнулся, — Молли. Не имеет значения.

— Гарри, — потупилась моя ученица. — Мы не были уверены, насколько тяжело ты ранен, и если ты не мог чувствовать… ты не мог знать тоже… и я подумала, что мы нуждаемся в настоящем докторе, но единственный, насколько я знала, кому ты доверяешь, был Баттерс, поэтому я позвонила ему вместо…

— Эй! — сказал Баттерс.

Я сорвал крепления с головы и раздраженно пихнул ремни на ногах.

— Стоп, эй, тигр! — воскликнул Баттерс. Маленький патологоанатом бросился мне на ноги. — Попридержи своих коней, здоровяк! Легче, легче!

У Фортхилла и Молли были добрые намерения. Они присоединились, и их троица снова распластала меня по спинодержателю.

Я прорычал проклятье и расслабился, дожидаясь момента, когда они начнут меня слушать. Тогда я произнес:

— У нас нет времени на это. Снимите с меня все эти ремни.

— Дрезден, у тебя, возможно, сломан позвоночник, — категорично заявил Баттерс. — Защемленный нерв, сломанные кости, повреждение внутренних органов брюшной полости. Ради Бога, парень, чем ты думал, не поехав в больницу?

— Я думал о том, что не хочу делать из себя легкую мишень, — буркнул я. — Я в порядке. Мне лучше.

— О, Господи, парень! — воскликнул Фортхилл. — Будь разумным! Три минуты назад твое сердце не билось.

— Молли, — произнес я жестко. — Развяжи ремни. Немедленно.

Я услышал, как она захлюпала носом. Затем она поднялась и подошла так чтобы видеть мои глаза.

— Хм. Гарри. Ты все еще… ты знаешь. Это ты?

Я удивленно глядел на неё, впечатленный. Проницательность Кузнечика сослужила ей хорошую службу.

— Я, это — я, — спокойно произнес я, глядя ей в глаза. Это должно было стать достаточной проверкой. Если кто-то другой сидел за рулем моей машины, это слишком изменит меня внутри и это, конечно, запустит взгляд души и покажет изменения. — Пока, по крайней мере.

Молли закусила губу.

— Хорошо. Хорошо, развяжите его.

Баттерс слез с моих коленей и нахмурившись, поднялся на ноги.

— Погоди минуту. Это просто… Это все происходит немного слишком быстро для меня.

Дверь позади него распахнулась, и крупный мужчина в темной одежде поднял пистолет, выпуская две пули в спину Баттерса с расстояния трех футов. Резкие звуки выстрелов были невероятно оглушающими.

Баттерс рухнул, как забитая корова. Взгляд бандита пробежал по остальным, прежде чем он ударился о пол. Я знал, кого он высматривает, когда его глаза остановились на мне.

Он не говорил, не бушевал, не колебался. Профессионал. Таких было в изобилии в Чикаго. Он поднял пистолет, прицеливаясь мне в голову, пока я лежал там, примотанный к доске от бедер и ниже, неспособный даже пошевелиться. Я поднял левую руку и обнаружил, что мой браслет-щит исчез с запястья. Ну конечно. Они должны были убрать его, чтобы он не мешал работе дефибриллятора, так же как они убрали металлическую цепочку вокруг моей шеи и кольца с моих пальцев.

Они бы очень пригодились.

Определённо, сегодня был просто не мой день.