Перемены

Глава 19

Спустившись в лабораторию, я начал расчищать свой магический круг. ФБР и Рудольф не слишком церемонились, сбрасывая вещи на пол, да и я во время своего поспешного сбора и бегства не утруждал себя соблюдением чистоты. Я убрал все из круга и тщательно подмел его метлой. Когда вы используете круг, как часть ритуальной магии — чистота превыше всего. Любой предмет, который попадает в него или пролетает сквозь него, ломает энергию круга. Пыль и другие мелкие частички не разрушат круг, но они снижают его эффективность.

После того, как я закончил уборку, я взял кусок чистой ткани, бутылку спирта и вымыл магический круг с такой тщательностью, словно собирался делать в нём хирургическую операцию. Это заняло у меня около двадцати минут.

Когда с этим было покончено, я открыл старую коробку из-под сигар, хранившуюся на одной из полок, полную речных камней. Все они, кроме одного, были обманками, маскировкой. Я рылся среди них, пока не нашел гладкий кусочек обугленного обсидиана, и вынул его из коробки.

Подойдя к кругу, я сел в него, подогнув под себя ноги, и со слабым усилием воли замкнул круг. Он с еле слышным щелчком ожил, внезапно засияв паутинкой энергии. Круг поможет удержать и настроить магию, с которой я буду работать.

Я положил черный камень на пол перед собой, сделал глубокий вдох, выпрямил спину, и затем начал направлять свою волю. Я старался оставаться расслабленным, глубоко и медленно дыша, тем временем формируя заклинание у себя в голове. Это была весьма деликатная работа, и она, наверное, была мне не по плечу до того, как я начал обучать Молли контролировать её собственную силу. Сейчас же, тем не менее, это было просто раздражающе сложно.

Как только энергия сформировалась у меня в голове, я сделал глубокий вдох и прошептал:

— Voce, voco, vocius. — Я выждал несколько секунд и повторил. — Voce, voco, vocius.

Затем последовало несколько минут, в течение которых я сидел там и представлял в своём воображении римский телефон. Я только начал волноваться о том, работает или нет проклятый камешек, когда лаборатория вокруг меня исчезла в кромешной темноте. Энергетическое поле моего круга стало видимым — светло-голубой свет в форме цилиндра, простирающийся от пола на бесконечную высоту над головой. Свет ничего не освещал вокруг, словно ему не от чего было отражаться.

— Гм, — сказал я, и мой голос отдался странным эхом. — Привет?

— Попридержи своих коней, — сказал издалека сварливый голос. — Я приближаюсь.

Яркая вспышка света мгновенье спустя и прямо передо мной появился цилиндр, аналог моего. В нём в такой же позе, как и я, сидел Эбинизер. Черный камень, близнец моего, лежал перед ним. Эбинизер выглядел усталым. Волосы пребывали в беспорядке, а под глазами появились круги. Он был одет только в пижамные штаны, и я удивился, насколько в хорошей форме он был, невзирая на его возраст. Конечно, он провел по крайне мере, несколько столетий работая на своей ферме. Это держало бы в тонусе мускулатуру у кого угодно.

— Хосс, — сказал он, вместо приветствия. — Где ты?

— У себя дома.

— Как обстановка?

— Мои обереги отключены. У меня есть резервная копия, но я не хочу оставаться тут надолго. В дело втянулись полиция и ФБР, а Красные покушались на меня дважды за прошедшую пару дней. Где вы?

Эбинизер фыркнул.

— Будет лучше, если я не скажу. Мерлин подготавливает контрудар, и мы пытаемся узнать, как много они знают об этом.

— Когда вы говорите «мы», я полагаю, вы имеете в виду Серый Совет?

Серый Совет, это было имя, которым нарекли нашу маленькую непослушную организацию, которая возникла внутри Белого Совета. Она состояла из людей, которые могли видеть молнии, слышать гром и признаться себе, что чародеям по всему миру грозит опасность быть уничтоженными или же склониться перед чужими интересами — например Вампирских Коллегий или Черного Совета.

Черный Совет был почти гипотетической организацией. Он состоял из множества таинственных лиц в черных одеждах и с призрачной мечтой о Кольце Всевластия. Им нравилось призывать смертельно опасных демонов из внешней стороны действительности, Иных; проникать и развращать любое сверхъестественное сообщество, до которого они могли добраться. Их мотивы были таинственными, но они вызывали много проблем у Совета и у всех остальных довольно долгое время. Я сталкивался пару раз с членами их команды, но ни я, ни кто-то другой не имели веских доказательств их существования.

Предостерегающие слухи об их угрозе были встречены с высмеиванием и обвинениями в паранойе большей частью Белого Совета. Вплоть до прошлого года, когда агент Черного Совета убил больше чем шестьдесят волшебников и проник так глубоко в Эдинбургскую систему безопасности, что смог промыть мозги более чем 95 процентам персонала в той или иной мере. Даже на Совет Старейшин было оказано воздействие.

Предатель был остановлен, но с большим трудом и высокой ценой. И после этого Совет, наконец, уверовал, что может существовать безликая, безымянная организация, оплетающая своими сетями мир — и неизвестное количество ее членов, может быть на самом деле членами Белого Совета, скрывающими свои истинные интересы.

Паранойя и недоверие. Они неуклонно нарастали внутри Белого Совета, глава которого, Мерлин, все еще отказывался признать, что Черный Совет был реальностью, из боязни, что наши люди начнут переходить к плохим парням из страха или амбиций. Его решение фактически оказало противоположный эффект на испуганных, нервных чародеев Белого Совета. Вместо того, чтобы открыть правду и кристально четко прояснить ситуацию, Мерлин напустил еще больше мрачности и дыма, из-за чего страх еще шире распространился в умах чародеев.

Внутри Серый Совет, который состоял из меня, Эбинизера и неустановленного числа других, был организован в ячейки, для предотвращения нашего обнаружения любым из Советов и уничтожения всех нас одним ударом. Мы были единственными, кто пытался оставаться нормальными в это безумное время. Это все может очень плохо для нас закончиться. Однако, я полагаю, что некоторые люди не могут просто стоять и смотреть, как происходят плохие вещи. Они должны хоть что-нибудь делать с этим.

— Да, — кивнул Эбинизер. — Это те, кого я имею в виду.

— Я нуждаюсь в помощи Серого Совета, — начал я.

— Хосс… мы все сидим под дамокловым мечом, ожидая его падения. События, разворачивающиеся сейчас в Эдинбурге, могут означать конец организованного, законопослушного чародейства. Конец Законов Магии. Это опрокинет нас на века в хаос, человечество захлестнет новая волна направляемых чернокнижниками монстров и нашествие искусственных полубогов.

— По некоторым причинам, сэр, я всегда себя чувствую немного более комфортно, сидя под этим мечом. Должно быть, все дело в практике.

Эбинизер нахмурился.

— Хосс…

— Мне нужна информация, — сказал я твердым голосом. — Где-то там маленькая девочка. Кто-нибудь знает про то, где она. И я знаю, что Совет может раскопать это что-нибудь. Белый Совет уже захлопнул передо мной дверь. — Я выпятил нижнюю челюсть. — Как насчет Серого?

Эбинизер вздохнул, его утомленное лицо как-то разом постарело.

— То, что ты собираешься сделать… это хорошо и верно. Но не умно. И это урок, который ты пока еще не выучил.

— Какой урок?

— Иногда, Хосс, — сказал он очень мягко, — ты проигрываешь. Иногда темнота забирает кого-то. Иногда монстры убегают, чтобы начать убивать в другой день. — Он покачал головой и посмотрел вниз. — И иногда, Хосс, убивают невинных маленьких детей. И нет, черт побери, ничего, что ты мог бы с этим поделать.

— Оставить её умирать, — огрызнулся я. — Это то, что вы советуете мне сделать?

— Я хочу, чтобы ты помог спасти миллионы или миллиарды маленьких девочек, мальчик, — сказал он голосом, который начинал походить на жесткое, суровое рычание — Не выбрасывай множество ради одного.

— Я не собираюсь оставлять её одну, — рявкнул я. — Она…

Эбинизер сделал жест правой рукой, и мои голосовые связки просто перестали работать. Мои губы шевелились. Я мог свободно вдыхать и выдыхать, но я не мог говорить.

Его темные глаза вспыхнули от гнева — выражение, которое я редко видел на его лице:

— Проклятье, мальчик, ты должен быть умнее! Ты разве не видишь, что ты делаешь? Ты даешь Арианне именно то, что она хочет! Ты танцуешь как марионетка на её ниточках! Реагируешь в точности таким образом, как она хочет, и это убьет тебя!

Мой наставник вздохнул.

— Я давным-давно говорил тебе, что быть настоящем чародеем означает жертвовать. Это означает знать вещи, которых никто не знает, — сказал он, все еще ворча. — Я говорил тебе, что это означает, что, возможно, тебе предстоит действовать и действовать правильно, даже если весь мир будет против тебя. Или что тебе придётся делать ужасные, но необходимые вещи. Ты помнишь это?

Я помнил. Четко. Я помнил запах костра на привале, возле которого мы тогда сидели. Я кивнул.

— Вот так ты узнаешь, кто ты на самом деле, — сказал он жестким и ровным голосом. — Есть множество дел, которые нужно сделать, и почти нет времени, не говоря уже про то, чтобы тратить его с тобой на второстепенные вещи, ты и так должен это знать. — Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох, словно восстанавливал свой самоконтроль. — Встреть меня в укрытии в Торонто, через двенадцать часов.

Эбинизер говорил голосом, наполненным абсолютной властью, который я слышал от него несколько раз в своей жизни. Он ожидал выполнения своего приказа.

Я отвернулся от учителя. Краем глаза я увидел, как он снова нахмурился, потянулся вниз и поднял свой черный камень — и внезапно я оказался вновь сидящим на полу лаборатории.

Утомленно подняв связной камень и положив его в карман, я откинулся на спину и лег на пол, разрушая круг, который создал до этого, и задумчиво глядя в потолок. Я повернул голову влево и посмотрел на зеленую — очень толстую, с переплетом из трех железных колец — папку, где я хранил все свои знания о существах, которые я мог призвать из Небывальщины.

Нет.

Я оторвал взгляд от папки. Если ты призываешь кого-то для получения информации, ты должен быть готов заплатить их цену. Она всегда разная. И никогда не бывает приятной.

Эта мысль пугала меня.

Наступило время, которого дожидались эти существа. Момент крайней нужды, такой нужды, что я мог согласиться практически на все, если это спасет ребенка. Для неё я мог заключить сделку, на которую иначе никогда бы не пошел.

Я мог даже призвать…

Я одернул себя до того как успел даже про себя произнести имя Королевы Воздуха и Тьмы. Остановил себя из страха, что она может что-то почувствовать и начать действовать. Она ненавязчиво и терпеливо искушала меня на протяжении многих лет. Я иногда задавался вопросом: почему она не приложит больше усилий, чтобы я поддался на её предложение? Она, несомненно, могла так сделать, если бы пожелала.

Теперь я понял. Она знала всё это время, что рано или поздно, придёт день, когда моя жажда будет сильнее, чем осторожность. У неё не было причин танцевать вокруг да около сладких искушений и подсылать их, заманивая меня в ловушку. Все что она должна была сделать — это просто немного подождать. Это был холодный, логический расчет — и это было очень в её стиле.

Но были и другие существа, которым я мог задать вопросы. В светло-синей папке, лежавшей поверх зеленой, хранилась информация о существах менее могущественных и осведомленных, и соответственно с более низкими расценками. Казалось маловероятным получить что-то стоящее от них, но ты никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.

Я потянулся в синей папке и приступил к призыву этих существ, надеясь получить ответы.

После трех часов призывов и расспросов я получил абсолютный ноль. Я говорил с крошечными духами природы в форме трио крошечных пищащих сов; и духами-посланниками, которые курьерами сновали между враждебными королевствами Небывальщины. Ни один из них ничего не знал. Из мира духов я призвал пару особенно любопытных призраков, живущих вокруг Чикаго; я призвал эльфов Тильвит Тег, с чьим королем я был в хороших отношениях. Я спрашивал духов воды и их родню, видели ли они Мэгги; я вглядывался в мигающие огоньки существ разумного пламени, мысли которых виднелись в изображениях внутри них.

Один из духов огня показал мне картинку, которая продлилась не более трех или четырех секунд — лицо маленькой девочки, как на фото у Сьюзен, бледной и немного грязной, и дрожащей от страха или холода. Моя дочь протягивала руки к языкам пламени, в попытке согреть их. В профиль, она была больше похожа на свою мать — большими темными глазами и изящным носом. Я думаю, я передал ей свой подбородок, что придавало её лицу выражение силы или упрямства. В отличие от Сьюзен, у неё была светлая кожа, и в этом она походила больше на своего отца.

Но затем картинка исчезла.

Это было самое большее, чего я достиг.

Присев на табуретку после трех часов работы, я почувствовал, что больше вымотался, чем в любое другое время, о котором я мог вспомнить. Я не получил ничего, что могло мне подсказать где она, ничего, что могло мне сказать, что ее ожидает. За исключением единственного проблеска знания, что Мэгги всё ещё была жива, я не получил ничего.

Но даже этого было достаточно. Она все еще дышала.

Держись там, малышка. Папа идет.

Я ещё с минуту устало посидел в лаборатории на стуле, размышляя. Затем потянулся за кусочком бумаги, старым карандашом и написал:

Прежде чем я закончил писать свою фамилию, зазвонил телефон.

Я только что связался с Архивом, которая была магически созданной библиотекой, в которую попадал любой клочок знаний, когда-либо записанный человечеством. Всё это находилось в голове подростка. Все знания человечества в руках девочки, которая должна была пойти в девятый класс в этом году.

Знание — власть, и несколько лет назад Архив доказала это. Ребенком, не намного старше Мэгги, она противопоставила свою магию навыкам существ с многовековым опытом и по большей части обыграла их. Она была опасным для здоровья могущественным ребенком, и, хотя она всегда вела себя как зрелая сорокалетняя женщина, я видел проблески детства из-под тяжелейшего бремени Архива. Я знал, что может произойти, если ребенок станет руководить Архивом. Это, наверное, могло выглядеть, как эпизод из Сумеречной Зоны — с чудовищным маленьким ребенком, обладающим суперсилой.

Снова зазвонил телефон. Я вздрогнул и поднял трубку. Мы провели линию в лабораторию, и теперь старый дисковый аппарат стоял на столе Молли, удобно оказываясь под рукой в таком хорошо организованном месте.

— Алло?

— Это Кинкейд, — произнес приятный баритон. Кинкейд был водителем Ивы, телохранителем, поваром и все остальным, вплоть до плюшевого мишки. Он был единственным смертным наемником, который вызывал во мне ужас, и одним из относительно немногих людей, которых я одинаково не любил и тем не менее доверял. Он однажды описал способ, которым, если ему придется, он меня убьет, и я должен признать, что у него были прекрасные шансы на успех. Он был жестким, умным, опытным и поступал согласно кодексу чести наёмника — тот, кто нанимал его, получал его тело и разум, и он никогда не отменял контракт, если он за него брался.

— Дрезден, — ответил я. — Эта линия, вероятно, прослушивается.

— Я знаю. — Ответил Кинкейд. — Чего ты хочешь?

— Мне нужно отыскать ребенка. Она была похищена Красной Коллегией несколько дней назад. Мы подозреваем, что её удерживают где-то в Мексике.

— Где-то в Мексике? — переспросил Кинкейд, я мог слышать, как он ухмыляется. — Ты попытаешься обойти всю округу, громко крича её имя?

— Я собираюсь туда, — отрезал я. — Послушай, она знает что-либо об этом, или нет?

Кинкейд закрыл чем-то микрофон, наверно рукой. Я услышал его низкий, гулкий голос, когда он задавал вопрос. Мне показалось, я услышал легкое, звонкое сопрано, отвечающее ему.

Кинкейд возвратился к телефону и произнес:

— Ива сказала — она не может вмешиваться. Что дело, которым ты занимаешься, смертельно опасно. Она не смеет нарушать равновесие из страха изменения результата.

Я издал рычащий звук.

— Черт подери, Кинкейд. Она должна мне услугу. Напомни ей, кто пришел и забрал её от этих гребаных, сумасшедших Динарианцев.

Голос Кинкейда стал тише, серьезнее.

— Поверь мне, она помнит, Дрезден. Но она не свободна разделить свои знания, например, с тобой или со мной. Когда она сказала, что не может ничего рассказать тебе, она говорила буквально. Она физически не может допустить, чтобы подобная информация покинула её голову.

Я ударил ладонью по стене и прислонился к ней, закрыв глаза.

— Скажи ей, — попросил я, — что у меня должна быть эта информация. Если она не поможет мне, я обращусь к другим источникам. К тем, что в моей зеленой папке.

Кинкейд снова с кем-то заговорил. На сей раз я определенно услышал голос Ивы, отвечающий ему.

— Она не может сказать тебе, где девочка, — произнес Кинкейд твердо, с намеком на сталь в голосе, предупреждая меня не давить слишком сильно. — Но она сказала, что укажет тебе на того, кто может.

— Любая помощь будет весьма кстати, — сказал я, облегченно вздыхая.

— Она сказала, что прежде чем ты попробуешь зеленую книгу, ты можешь рассмотреть другой вариант. Мужчина, которого ты меньше всего хотел бы видеть, может иметь полезную информацию.

Я застонал, сразу поняв, о ком она говорит:

— Проклятье, — пробурчал я. — Проклятье.

Я набрал другой номер. Секретарь спросила меня, куда она может направить мой звонок.

— Это Гарри Дрезден, — ответил я спокойно. — Переключите меня, пожалуйста, на личную линию мистера Марконе.