Письмо из прошлого

Часть 1. Глава 11

Дорогу я, в принципе, помнил. Я давно научился обращать внимание на мелкие детали, которые помогают ориентироваться. К тому же за меня играли большой опыт и умение читать карты.

Не обращая внимание на пот и на сбившееся дыхание, я мчал через лес совершенно забыв о том, о чём буквально час назад предупреждал остальных — под ноги я вообще не смотрел. И если бы тот самый Михалыч — лесник брянского лесничества — на самом деле разбросал по округе сюрпризы, я бы их не заметил.

К счастью, ничто не остановило меня на пути. Я издали заметил горку из рюкзаков и сумок, подскочил к ближайшей ямке и дал себе пару минут отдышаться.

Особым интеллектом обладать не надо, чтобы сообразить, что эти совсем-не-туристы не искали никакие партизанские лагеря. Они искали именно то, что нашли. Нет среди них великих актёров, способных так уверенно изображать изумление и восторг. Их эмоции были искренними. А значит, они искренне верили, что обнаружили искомое.

Тогда встаёт следующий вопрос: что в этих костях настолько ценного, что Круглова и младший Черкасов — очевидно, самые подкованные в этой компании — чуть не залили окрестности слезами счастья? Я ничего выдающегося не заметил. Но Марат, наверное, что-то знал. Не зря же он и уходить не хотел, и из вертолёта порывался сбежать. То есть он более чем откровенно намекал, что тут может быть что-то ещё. Надо лишь отыскать.

Я в очередной раз бросил взгляд на наручные часы, а затем посмотрел на брезент, где, прикрытые ещё одним куском, покоились человеческие останки. Больше я не колебался. Я выхватил из кучи вещей один из оставленных металлоискателей, просунул руку и включил. Опыта у меня практически нет, но я видел, как работают другие. Да и сам протестировал пару раз. Справлюсь, как нефиг делать.

Не испытывая никаких сомнений, но в этот раз внимательно смотря под ноги, я принялся торопливо наматывать круги. Я водил поисковой катушкой над землёй, вспоминал места, где уже побывали Марат с Женей, и старался выбирать другой маршрут.

Минут через десять, когда я взобрался на небольшой холмик, а затем на пару метров спустился вниз в поросший кустами овраг, металлоискатель запищал. Запищал так, как я уже слышал неоднократно.

Размышлять было некогда. Я метнулся к вещам, выхватил раскладную лопатку и устроил кустам геноцид. Очистил метра два-три и убедился, что металлоискатель среагировал не на очередной капкан. Сигнал был чёткий; совершенно очевидно, что-то находилось под землёй.

Я упал на колени и копал так, как ранее копали Марат и Женя — осторожно и неторопливо. Отмерил и окопал квадрат определённого размера. Засохшие еловые иголки, ветки, отколовшаяся кора, шишки и земля летели во все стороны. А затем полотно лопатки, как мне показалось, зацепилось за что-то металлическое.

Я отложил лопатку и подключил руки. Разметал землю и нащупал что-то твёрдое, и, судя по форме, округлое. Нахмурившись, я продолжил копать и вскоре вытащил на свет божий весьма любопытную штуковину — классический немецкий газбак. Его ни с чем нельзя перепутать. Такие газбаки присутствовали в каждом музее нашей страны. В фильмах советской эпохи солдаты с закатанными рукавами и в мышино-серой форме носили их на боку. Любой взрослый без проблем бы газбак опознал.

В штаны от радости я не наложил. Очистил овальный газбак от грязи, погладил по ржавому корпусу и попытался открыть. Но крышка держалась намертво. Я потряс газбак, прислушиваясь. Но внутри ничего не стучало. Там или сгнившее тряпьё, или он банально пуст.

Я отложил газбак в сторону, провёл над местом пару раз металлоискателем, и убедился, что это ещё не всё.

Потому продолжил копать лишь руками.

Вскоре из земли я извлёк почти полностью сгнивший ремень, на котором красовалась уже знакомая латунная пряжка со свастикой. Я очистил пряжку и убедился, что не ошибся. Затем вытащил вполне неплохо сохранившуюся зажигалку размером со спичечный коробок. Колпачок не поддавался ни в какую, но сомнений в находке я не испытывал.

Но и это было ещё не всё. Вскоре, на глубине сантиметров в тридцать, пальцами я нащупал очередную железяку. Продолжал копать, попутно очищая уже выкопанное, и охреневал всё сильнее, ведь эту находку опознал ещё быстрее.

Классический пистолет-пулемёт МП-40 лежал у меня на руках, когда на коленях я молча сидел у выкопанной ямки. Он проржавел до самого нутра, если можно так выразиться. Мушка похожа на огрызок, обойма к гнезду приросла, пластмассовая рукоятка сгнила. Но не было никаких сомнений, что это он и есть — стандартный пистолет-пулемёт, которыми с одинаковым удовольствием пользовались как немцы, так и наши партизаны.

Тратить время на предположения я не стал. У меня и так времени немного. Вместо этого я отложил оружие в сторону и сунул поисковую катушку в ямку. Она продолжала пищать.

Я постарался действовать максимально аккуратно. Уже не вонзал лопатку, а просто счищал землю. Будто слой за слоем. Так что когда кончик лопатки чиркнул по очередному куску металла, я совершенно не удивился.

Это оказалась пехотная каска. Узнавая знакомые очертания, я раскапывал и ни капельки не сомневался, что она немецкая. И что ни один партизан в жизни не надел бы на собственную голову такую каску.

Окопав целиком, я уже был готов вырвать её из объятий земли. Но с левой стороны, где каска немного подгнила, что-то отразилось белесо-желтоватым светом. Стоя на коленях, я наклонился и посмотрел внимательнее.

— Уф, — я отпрянул. — Ещё один.

Бережно подняв каску, я увидел наполовину закопанный череп. Чистый, без гниющих тканей. Пустые глазницы, казалось, осуждающее на меня смотрели.

— Видимо, это был солдат, — размышлял я вслух. Посмотрел на каску в руках, посмотрел на автомат, а затем глянул в сторону брезента. — А там, судя по всему, офицеры. Касок нет, газбаков нет, автоматов нет. Лишь «люгер».

Я отложил каску, очень осторожно окопал череп и воскликнул:

— Ох, ты ж, ё-моё!

Нижняя челюсть отвалилась. А в верхней части скулы, практически под левым глазом, зияло чернотой очередное, весьма знакомое, пулевое отверстие.

В ямке что-то блеснуло после столкновения с очередным солнечным лучом. Я заметил, отложил череп и выкопал овальную, отлично сохранившуюся пластину, блестевшую серебряным светом. Три прорези прямо посередине, два круглых отверстия вверху, одно внизу, весьма узнаваемая форма и более-менее чёткие надписи не оставили сомнений в правильном опознании находки.

Я плюнул на пластину, размазал слюну грязным пальцем, а затем вытер рукавом насухо.

— «…Konrad Ritter», — вслух прочёл я то, что смог разобрать. А затем натурально так присвистнул. — Смертный жетон немецкого солдата! Вот это я понимаю находка. Это уже серьёзно… Так, стоп! А почему у тех ничего не было?

Я обернулся и посмотрел на брезент. Пазл складывался в голове, но складывался тяжко.

Дело ясное, что дело тёмное. Пока очевидно лишь то, что никакими партизанскими лагерями здесь не пахнет. Эти ребята — явно не партизаны. Те двое, скорее всего, офицеры. А этот, судя по каске, — рядовой солдат. Один из офицеров был убит выстрелом в затылок, второй — непонятно как, а солдату безжалостно выстрелили в лицо. Выстрелы, бесспорно, одиночные. Не очередью их накрыло… Жетон остался лишь у одного, жетон отлично сохранился. Автомат не тронут. У одного офицера, видимо, был «люгер». Его тоже не стали брать. То есть этих немцев постреляли и оставили лежать на месте. Гоп-наскок какой-то что ли? Партизанская вылазка? Приметили кого-то и застрелили.

Хотя, нет. Партизаны оружие однозначно бы забрали.

Но вот ещё вопрос: что делать в глухом лесу двум немецким офицерам и солдату? В те времена, когда их прикончили, этот лес был ещё более густым. Ещё более опасным. Какого хрена эти трое здесь забыли?

Да даже если предположить, что тут целая рота цепью прочёсывала и напоролась на тщательно подготовленную засаду, почему этих оставили? Почему не забрали? Неужели остальные, кто с ними был, предпочли свалить, спасаясь бегством?

Да, общий пазл пока не складывается. Отдельные элементы очевидны — как тот, например, что меня нагло водили за нос этим партизанским лагерем, — но общей картины нет. Особенно непонятно, откуда Марат знал, где надо искать? Отвечаю, именно это место он мечтал обнаружить. Именно сюда он хотел, чтобы я их привёл.

Я ещё раз взглянул на жетон. Его сохранность меня удивляла. Где этот жетон солдат прятал, что он так хорошо сохранился спустя почти сотню лет?

Я отложил его в сторону и вновь принялся копать. Время поджимало, но звонка, которого я опасался, пока не было.

Но в очередной могиле больше ничего интересно не нашлось. Лишь кости большие и маленькие, да те же ржавые гвозди из подошвы военных сапог. Я всё аккуратно разложил и изучал находку пару минут.

А затем задал себе вопрос: а кто сказал, что их здесь трое? Может, здесь партизаны — или кто бы то ни был — положили целый взвод? Или роту!

Я подпрыгнул, как кузнечик, схватил металлоискатель и принялся зигзагами метаться по оврагу. Сориентировался, подсчитал, что до места находки предыдущих тел метров десять-пятнадцать, и услышал очередной сигнал.

Я копал в паре метрах выше от места убийства Конрада Риттера. Копал, надеясь обнаружить ещё одно тело и прекрасно сохранившийся жетон, удостоверяющий личность.

Но вместо этого я обнаружил ржавое, полусгнившее полотно сапёрной лопатки с едва различимым клеймом и останки деревянного черенка. На черенке будто выжигателем были выжжены буквы на латинице. Присмотревшись, я смог разобрать лишь: «…tter». Но мне этого хватило. Я вновь глянул на смертный жетон, прочёл фамилию солдата и догадался, что лопатка принадлежала именно ему.

Почему только лежит в стороне, а не пристёгнута к ремню? Ремень-то ведь точно был пристёгнут к телу.

Опережая мои размышления, раздался звонок. Я даже вздрогнул, совершенно забыв про спутниковый телефон.

— Да, слушаю, — нехотя принял я входящий звонок.

— Каледин, это Константин, пилот службы спасения, — раздался громкий голос. — Как там у вас? Всё в порядке?

Я выругался про себя — как же они невовремя.

— Полный порядок, — пулей выстрелил я.

— Мы на дозаправке. Вылететь сможем минут через двадцать-тридцать. На всё про всё у вас не более часа. Справляетесь?

— Постараюсь, — как можно неопределённее ответил я.

— Женщина с переломом ноги настойчиво просила убедиться, что вы ничего не оставили. Что вынесли на поляну абсолютно всё. Просила перепроверить, если придётся.

Про себя я выругался повторно. Гражданка Мария Круглова, очевидно, не доверяет мне ни на грамм.

— Мне их барахло не нужно. Всё будет на месте, — ответил я и отключился.

А затем вернулся к месту раскопок, одновременно рассматривая лопатку и жетон.

Ну, что ж. Двуличные недотуристы во главе с властной незамужней женщиной не хотели играть в открытую. Не хотели ничего рассказывать, а кормили лишь лживыми байками. Они думали, что я олух царя небесного. Что не дойду своими мозгами, что ни о чём не догадаюсь. Лишь приведу их на место, всё покажу и буду молча жрать дерьмо.

Обидно, если так, конечно. Но у медали ведь есть и обратная сторона. Если они так себя вели со мной, почему я не должен ответить им тем же? Почему должен «понять и простить»? Не лучше ли попробовать сыграть в свою игру? Теперь я знаю больше, чем они. Я нашёл нечто, подтверждающее личность. В век компьютерных технологий такая находка бесценна. Возможно, нечто подобное они и пытались отыскать. И хоть смертный жетон принадлежал Риттеру, а не какому-то Адельману, это не значит, что он не имеет ценности в долларовом эквиваленте. Он, однозначно, что-то да стоит. Почему бы мне не попытаться заработать на информации? Почему бы не утаить, и достать, как козырный туз, когда придёт время бить чужие карты? Ведь на самом деле глупо отдавать этот жетон за просто так. Почему, спрашивается? И ради чего?

Времени на размышления у меня особо не было. Всё же мне несколько рюкзаков и сумок надо почти километр тащить. Значит, решение надо принимать быстро: играем в свою игру до конца или открещиваемся? То есть по прилёту сдаём информацию Кругловой и робко надеемся на снисходительное вознаграждение, или придерживаем козырь? Промолчим, посмотрим на реакцию и покумекаем, как много из дамы можно выжать. Всё же мне пока совершенно непонятно, что в этом месте такого ценного. Обнаружение трёх трупов немецких солдат разве стоит таких усилий? Травм, ругани, секретов, угроз увольнения. Разве стоит это лапши в мои уши, которую приправили соусом под названием «партизанский лагерь»? Сказали бы сразу, что хотят найти, я бы помог. Посмеялся бы, но помог. А так…

Нет, всё же я попробую выжать из Кругловой деньжат. Если это место для неё так важно, уверен, я услышу слова, которые уже слышал ни раз — «банк за всё заплатит».

Приняв окончательное решение, я засуетился. Все обнаруженные железяки — пистолет-пулемёт, зажигалку, бляху, каску, газбак и горстку ржавых гвоздей — осторожно перенёс на брезент. Когда Круглова залечит травму, когда вернётся сюда, сразу смекнёт, что автоматов и прочего здесь раньше не было. И догадается, кто их сюда мог положить. Ну и, соответственно, позвонит.

Я накрыл все находки вторым слоем брезента и придавил по периметру брёвнами, чтобы случайный порыв не сдул. Потом вернулся в овраг к выкопанной мною ямке и все кости, включая череп, осторожно закопал обратно. Подмёл могилку, иголок и сушняка натаскал, порубленные ранее кусты попытался разместить. Металлоискатель кости не сможет обнаружить. Но если люди будут просто копать по всем окрестностям и обнаружат само место, мне это тоже не повредит — Круглова снова догадается, откуда на брезенте взялся автомат. Вернее, с кого. И опять понятно кому позвонит.

Постаравшись замести следы максимально аккуратно, я вытащил GPS-навигатор и на обратной стороне карты, всегда лежавшей в моём кармане, красным маркером записал координаты. Теперь это место я всегда смогу отыскать.

Только сначала надо разобраться — зачем?

Я вернулся к горке рюкзаков, откопал набор полиэтиленовых пакетов. Только когда Илья Черкасов и Захар Котт размещали останки на брезенте, я сообразил, зачем они вообще взяли эти пакеты с собой.

Я вытащил парочку — большой и маленький. Положил смертный жетон Конрада Риттера в маленький пакет, покумекал немного, наклонился и засунул его в собственный носок. Так, чтобы к кости не прижимался и не выполз при ходьбе. Затем осторожно окутал полусгнившее полотно лопатки сменной футболкой и уложил в кулёк. Свёрток получился не громоздкий, но заметный. Сначала я засунул его в рюкзак, но затем передумал и впихнул во внутренний карман ветровки, слегка тот разодрав. И наглухо застегнул ветровку на змейку до самого подбородка. Так будет лучше. Никто ничего не узнает, если ничего не заметит.

Время уже играло против меня, когда я всё подготовил. Потому больше тратить его было непозволительно. Из общей кучи я выбрал самый большой рюкзак, где скрывалась палатка, натянул на плечи и, схватив оба металлоискателя, потрусил в сторону поляны. Хоть я был собой невероятно доволен, вызывать лишние подозрения было крайне опасно. Всё же, как я уже убедился, с этими людьми шутки шутить надо крайне осторожно. А то натравят Захара Котта. У этого ненормального рука не дрогнет, если ему прикажут допрашивать меня с пристрастием.

Впрочем, пусть попытаются. Мы и сами не пальцем деланные.