Пламя пяти сердец

ГЛАВА 14

Их провожали взглядами и голосами.

Вопли Хесотзана переполошили лагерь, а когда из палатки, где сегодня должна была связаться с ним рыжеволосая акрай, запахло горелым и повалил зеленый дым, даже самому пьяному воину стало понятно, что в дело вмешалась магия.

Магия змей.

Фрейле, спокойный даже тогда, когда речь шла о жизни и смерти его акрай и людей, которые он выбрал ей в спутники, приказал двоим змеемагам войти внутрь — и когда они вышли, их лица, бледные, словно выцветшие, и голоса, полные страха и благоговения, заставили собравшихся вокруг зашептать молитвы Инифри.

— Керпереш, керпереш, — зашипели ящерицы из народа Иссу, втягивая ноздрями потекший из палатки к небу зеленоватый дым. — Магия Хвостатой матери, заклятье мага, сотканное на пороге смерти, защита, которая неподвластна живым, потому что создана почти мертвым!

— Это змеиные чары, — тут же послышались людские голоса. — Хесотзана убили чары змеиного мага, я сам видел, как дымка принимала вид змеи! Она — избранная сына Инифри! Запретная, запретная акрай!

Олдин не слушал эти голоса. Он одеялом сбил с одежды Шерберы пламя, схватил ее, обернув другим одеялом, и понес прочь из палатки, обожженную, окровавленную, с отметиной от зубов человека на шее и следами кулаков того же человека на опухающем лице.

Тэррик следовал за ним. Фир и Прэйир присоединились к ним на середине пути к палатке целителей, и люди расступались и давали им дорогу, натыкаясь на выражение их глаз.

— Нерпер, Хоксмир! — Он не знал, что Тэррик может говорить так: злобно, яростно до черноты перед глазами, и акцент его стал таким сильным, что слов было почти не различить. — Отправляйтесь в палатку, которую мы только что покинули. Закопайте тело отравленного воина прямо там, закидайте землей и снегом и сожгите палатку дотла.

— Что с вещами, господин? — поклонившись, уточнил Нерпер.

— Вещи раздайте мальчишкам. — Ответ Тэррика был быстрым и жестоким. — Этот воин закончил свои дни бесславно. Я хочу, чтобы о нем забыли.

Олдин пронес Шерберу мимо лежаков, за тканевую ширму, туда, где еще недавно лежал, истекая кровью внутри и снаружи, Номариам. Разум его будто отстранился от происходящего, как было всегда, когда перед ним оказывался тяжелораненый воин, который вот-вот мог умереть, мысли стали четкими и походили на план.

Остановить кровь.

— Теплую воду. Корпию.

Зашить рану.

— Костяную иглу и чистые повязки.

Смазать ожоги, пока в них не зародилось пламя лихорадки.

— Колтуницу. Мазь от ожогов, быстро!

И даже Прэйир покорно шагнул в сторону по взмаху руки Олдина, когда лекарки торопливо внесли требуемое и поставили на стол.

Они сняли с Шерберы одеяло, и Фир разразился страшными проклятьями, когда увидел расцветившие ее кожу ожоги и лицо, на котором наливались фиолетовым цветом синяки. Она лишь на мгновение открыла заплывшие глаза, когда Олдин прижал кусок ткани к следу укуса на шее, и снова закрыла их, тихо и протяжно застонав.

— Приди в себя. — Но она уже лишилась чувств, и голова бессильно откинулась.

Без лишних раздумий Олдин отвел руку и ударил Шерберу по распухшей фиолетовой щеке — и отлетел к стене, когда Фир снес его взмахом руки, яростно рыча. Позади него сделал шаг вперед Прэйир, и только Тэррик, понимая, что происходит, остался на месте.

— Что ты делаешь, целитель? — Фир навис над ним, сверкая глазами. — Ты обезумел?

— Мне нужно, чтобы она пришла в себя, — проговорил Олдин, поднимаясь и морщась от боли в виске, которым задел край стола. — Нам нужно, чтобы она отдала магию, которая все еще в ней осталась. Нам нужно, чтобы она позволила керперешу уйти.

Он ударил ее по лицу снова, ненавидя себя за боль, которую причиняет, и Шербера застонала и открыла свои травянисто-зеленые глаза, тяжело и хрипло дыша.

— Олдин, — ее лицо прямо на глазах становилось зелено-фиолетовым, из надорванного уголка рта сбегала тонкой струйкой кровь — и она тоже была с примесью зелени, как испорченная патиной медь. — Олдин, мне так больно...

— Мы все здесь, линло, — сказал Фир тут же, шагая вперед и наклоняясь над ней.

— Мы все здесь, мы все рядом, Чербер, — эхом откликнулся Тэррик.

— Мы с тобой, Шербера, — проговорил Прэйир.

Олдин остановил руку Фира, потянувшуюся к Шербере, безмолвно, кивком головы указав на расползающуюся по ее коже зелень.

«Это яд?» — спросили глаза Фира.

«Это яд, и он будет есть твою плоть, если ты прикоснешься к ней», — ответили глаза Олдина.

— Мне так больно, — повторила Шербера почти беззвучно, будто не чувствуя, как касается ее ран теплая вода, как осторожно отделяют от тела прикипевшие к нему остатки одежды ловкие руки Олдина. — Фир… еще никогда мне не было так больно…

— Шербера, ты должна оставаться с нами и слушать наши голоса, — проговорил Олдин, и с губ ее будто в ответ на его слова сорвался стон. — Ты слышишь меня? Ты должна оставаться с нами.

Новая волна боли заставила ее резко выдохнуть, когда Шербера попыталась пошевелиться и повернуть голову к Тэррику, который тоже подошел ближе.

— Хесотзан... — прошептала она. — Тэррик, что...

— Этот сын пустынной собаки сдох в жутких мучениях у себя в палатке, — подал голос Прэйир, и сердце Олдина дрогнуло, когда лицо Шерберы исказилось от неудержимого страха.

— Это я... я убила...

— Нет. — Олдин взял ее руку в свою, переплетая свои теплые пальцы с ее ледяными, сжал их крепче, почти до хруста, чтобы она ощущала это прикосновение и не уходила во тьму. Яд ткнулся в него, но собственная магия Олдина ослабила его, и вместо жжения он ощутил лишь сильный зуд. — Это был керпереш, Шерб. Змеиные чары. Защита, которую дал тебе Номариам перед смертью. Слушай меня, Шербера, ты не должна спать, ты должна...

Но глаза Шерберы закрылись и пальцы разжались, словно слова о Хесотзане были единственным, что она хотела услышать.

— Магия сожжет ее изнутри, если она не проснется, — сказал Олдин, внутренне сжимаясь оттого, что должен будет причинить ей боль снова. — Мне нужно разбудить ее. Она должна быть на свету, чтобы магия покинула ее тело. Она должна приказать ей.

Он занес руку, но все не мог решиться, и тянул и тянул момент… пока его не остановил голос Тэррика, вставшего рядом.

— Нет. Остановись. — Голос звучал мягко, но в нем была власть. — Позволь мне протянуть к ней нить нашей связи. Позволь мне вывести ее из тьмы, а не выгнать ее оттуда кнутом.

— Ты хочешь прикоснуться к ней.

Тэррик кивнул.

— Ее яд будет жечь твою кожу, как кислота, — сказал Олдин, и Тэррик снова кивнул и промолвил:

— Я знаю. Ведь я уже был отравлен этим ядом однажды, но пережил это. Разве ты забыл?

Он приблизился к изголовью лежанки, на которой лежала Шербера и, просунув руки под ее спину, приподнял ее так, чтобы его губы оказались у ее уха. Ее голова откинулась на его плечо, и из угла рта потекла новая струйка крови.

Она была уже совсем зеленой. Им нужно было спешить. Зелень яда, словно настоящая патина, покрывала кожу Шерберы неровными пятнами. Ни колтуница, трава, помогающая снять боль, ни целебная мазь от ожогов не смогут подействовать сейчас, когда змеиная магия разъедает ее плоть изнутри.

— Чербер, — заговорил Тэррик негромко. — Ты должна позволить этой магии покинуть тебя. Ты должна выйти на свет, к нам, и оставаться с нами, потому что ты нам нужна. Протяни руку, любовь моя, и схватись за нить, что связывает меня с тобой. Возьмись за нее, и я выведу тебя на свет.

Прежде чем Тэррик сказал еще хотя бы одно слово, с другой стороны от Шерберы оказался Фир. Боль от прикосновения к ней заставила его зашипеть, но его пальцы только сжались крепче, а голос, когда он заговорил, был полон только любви и уверенности, такой же ясной, как та, что звучала в голосе Тэррика:

— Ты знаешь, что должна сделать, линло. Ты знаешь, что должна сражаться с тьмой, чтобы остаться с нами. Возьми меч и подними его, Шербера. Возьми меч вместе со мной и подними его.

— Давай же, акрай, не заставляй упрашивать себя. Не ты ли еще недавно бахвалилась передо мной своей силой? — И рука Прэйира обхватила запястье Шерберы мгновение спустя.

Они все окружили ее, они все называли ее имя — призывали ее суть, укрывшуюся от боли во тьме, — они все прикасались к ней, несмотря на опаляющий кожу огонь, и вот наконец Шербера открыла наполненные зеленью магии глаза и посмотрела прямо перед собой, и выдох ее был тяжелым и полным запаха яда.

— Не борись с магией, Шерб. — И она жалобно застонала, извиваясь в их руках, когда Олдин прижал ее ноги к лежаку. — Позволь ей уйти туда, откуда она пришла. Скажи ей, что она может уйти.

— Мне... больно...

— Кричи, Шерб. Если больно — кричи.

И она закричала. Казалось, это не просто крик боли — это крик родовой муки, крик женщины, которая готовится исторгнуть из своего чрева дитя, и тело Шерберы выгнулось дугой в руках Тэррика и Олдина, когда судорога, похожая на родовую схватку, пронзила ее с головы до самых ног.

— Уходи!

— Кричи, Шерб, кричи!

Дикий крик огласил палатку, и они все отшатнулись в разные стороны, когда вместе с криком с губ Шерберы потекла струя зеленого горького дыма.

— Еще!

— Я приказываю тебе уйти!

— Еще!

Она согнулась, истошно крича, и зеленого дыма стало еще больше, так много, что он стал есть глаза. Еще крик — и Шербера закашлялась. Еще крик — и зеленая дымка у их ног стала приобретать очертания огромной змеи с раздутым капюшоном, но теперь никто из окруживших лежанку мужчин не двинулся с места и не попытался укрыться, когда эта змея с шипением бросилась на них, снова готовая убивать.

Замерла у лица Фира, открыв огромную пасть.

Зашипела у самых губ Прэйира, высунув раздвоенный язык.

Коснулась кончиком хвоста Олдина, скользнула к Тэррику... положила на мгновение призрачную голову на его плечо, узнавая того, кого чуть не лишила жизни однажды.

Мгновение — и Шербера вдохнула открытым ртом зеленый воздух и вдруг чихнула, едва не вырвавшись из удерживающих ее рук. Мгновение — и змея бесследно растаяла, и боль, которую причиняло им прикосновение к Шербере, прошла. Остались только они, мужчины, и она, их акрай, но все же... каждый из них, Олдин знал это, он видел это в их глазах, ощущал в себе частичку Номариама, крошечную каплю керпереша, который связал их с Шерберой вместе еще сильнее.

Сама же Шербера почти тут же погрузилась в глубокий сон, и Тэррик осторожно уложил ее на лежанку и укрыл одеялом перед тем, как отступить и оглядеться вокруг.

— Проклятье Инифри, — произнес Фир, качая головой и тоже отступая. — Я преклоню колени перед этим змеемагом, когда мы встретимся на колеснице мертвых.

— Номариам был поистине великим магом, — проговорил Тэррик медленно. — И до конца ночи об этом узнают все.

— Что будет с ней дальше, фрейле? — спросил Прэйир, потянувшись за своим мечом. — Новый отбор? Новый спутник?

— Я не позволю ей пройти через это еще раз! — процедил сквозь зубы Фир, но Тэррик остановил его легким наклоном головы.

— Я не стану испытывать терпение богини мертвых, — сказал он внушительно, обводя взглядом всех, кто стоял рядом. — Номариам был сыном Инифри, и то, что случилось с Хесотзаном — это его знак. Она не должна принадлежать кому-то еще. Только нам, тем, кто знал Номариама до его смерти, тем, кого уже выбрала для Шерберы богиня. Любого нового спутника будет ждать участь Хесотзана. Любого мужчину, который посмеет коснуться Шерберы без ее на то воли.

— Запретная акрай, — повторил Олдин слова, которые уже услышал сегодня, и Тэррик повернулся к нему и кивнул, блестя темнотой глаз.

— Да. Запретная. Номариам сделал ее такой. Это его дар и ей, и всем нам.

Он в последний раз оглянулся на Шерберу, а потом лицо его утратило все намеки на чувства, снова став лицом их господина, фрейле, пришедшего посмотреть на то, как целитель войска лечит его акрай.

— Обработай ее раны, Олдин, а потом мои близкие заберут ее ко мне в палатку. Нам нужно двигаться дальше. Впереди — город фрейле.