Пламя пяти сердец

ГЛАВА 8

Войско неумолимо приближалось к Берегу. Переходы были долгими, а отдых — коротким, словно Тэррик решил наверстать упущенное и нагнать врага, присутствие которого с каждым днем, проведенным в пути, они ощущали все сильнее.

Гниль. Слизь. Вонь.

Вонял Оргосард — его воды, загустевшие и оттого бегущие все медленнее в местах, где русло сужалось, пахли так, словно в его глубинах полегло целое войско зеленокожих.

Воняла земля — словно вскрылся застарелый нарыв, — и в воздухе стоял запах разложения и тлена.

Деревни, которые им попадались, оказывались большей частью пустыми или полупустыми, и настолько маленькими, что в некоторых они даже не оставались на ночь — что толку в десятке домов, притулившихся на краю берега, что толку в крыше над головой для фрейле и десятка его людей?

На восьмой день пути они наткнулись на прибрежный город, который заняли темволд. Тучи падальщиков поднялись с поля за городом, услышав топот армии, и женщины и мужчины войска испустили общий горький вопль, когда увидели, чем именно пировали эти огромные бело-серые птицы.

Мертвые. Женщины и дети, немногочисленные мужчины — все они были просто вынесены за стены города и брошены в поле, без священного огня, без прощания, без надежды отдать свою магию и отправиться к Инифри.

У города были тростниковые стены и дома из глины и камышей-дудуков, и только поэтому Тэррик не позволил драконам выжечь его дотла, хоть воины требовали этого и негодовали, услышав отказ.

Но они должны были помнить о том, что народу Побережья нужно будет куда-то возвратиться, когда закончится война. Им нужны будут эти дома и эти стены, и эти крыши, но те, кто занимал город сейчас, должны были быть стерты с лица земли.

Тэррик отдал приказ; город пал, и резня на улицах была страшной.

Воины не щадили ни мужчин, ни женщин; убивали бы даже детей, если бы здесь оказались дети, и запах старой крови перебила новая кровь, а ярость уже скоро потребовала другого выхода, который нашли — и тоже очень скоро.

Десяток пленных женщин темволд были связаны и оставлены на всю ночь в домах, где развлекались воины. Шербера слышала дикие крики, доносящиеся оттуда, но знала, что Тэррик не вмешается и позволит воинам выместить на женах и дочерях предателей свою боль и гнев. А еще она очень хорошо знала, что ни одна из женщин этой ночью не умрет. Они будут страдать, принимая в себя одного за другим желающих выплеснуть свой гнев, но умрут только завтра, когда уставшие воины погасят, наконец, огонь в своих чреслах и решат, что месть свершилась.

Шербера осталась этой ночью в целительском доме: были раненые, и Олдину были нужны ее руки, хоть он и снова дал ей какое-то поручение подальше от себя. Весь вечер зашивала раны и накладывала повязки, приносила чистую воду для промывания ран и уносила грязную, помогала вытаскивать умерших и успокаивала тех, кто боялся умереть.

Около полуночи Шербера наконец выбралась из дома на свежий воздух. Руки болели, спину тянуло, и в голове мутилось от терпкого запаха травяных отваров, которыми поили воинов, чтобы унять боль. Ночь была безлунной — Шеле, словно не в силах смотреть на то, что творилось внизу, скрылась за снежными тучами. Пламя, поднимающееся к небу со стороны поля, где воины предавали огню тела погибших, заставляло тени колебаться и окрашивало их в красный цвет.

Заметив у дома неподалеку копошащуюся на земле тень, Шербера сначала не поняла, что именно она видит. Ей показалось, что это какое-то животное, большая собака или лошадь, упало и не может подняться на ноги и хрипит и сопит, совсем, как задыхающийся от раны в груди человек.

Через пару шагов она увидела, что это мужчина, лежащий на женщине и пытающийся стянуть с нее сараби, одновременно свободной рукой закрывая ей рот. Еще через пару шагов она увидела, что женщина под ним отчаянно сопротивляется и хрипит. Она уже хотела отвернуться — еще одна женщина-темволд, еще один воин, еще одно насилие, которого не избежать, — когда Шеле вдруг выглянула из-за тучи на мгновение, и Шербера увидела два обращенных друг к другу искаженных лица.

Мужчиной был Хесотзан. Женщиной — желтоглазая Дшееш.

Она не имела права вмешиваться и сейчас, но ноги словно сами принесли ее к ним, и слова сорвались с губ, прежде чем Шербера успела опомниться:

— Ублюдок! Отпусти ее!

— Уйди отсюда, — зарычал Хесотзан, прижимая ладонь к лицу вырывающейся женщины, но Шербера со всей силы пнула его в бок, и рычание сменилось шипением боли. — Ах ты маленькая тварь!

Он мгновенно забыл обо всем и вскочил на ноги, оказываясь лицом к лицу с акрай, которая его ударила и оскорбила, и пусть у Шерберы не было оружия, кроме священного кинжала, но у нее были ноги и руки, и колено, которое безошибочно нашло мягкий пах.

Удар.

Хесотзан согнулся, хватая ртом воздух, но праздновать победу было рано. Шербера упустила момент — рука воина взметнулась, сжимаясь в кулак, и от удара в лицо из глаз брызнули искры, а из носа — кровь.

Боль ослепила ее. Краем глаза Шербера успела заметить, как пришедшая в себя Дшееш поспешно отползает прочь, а потом Хесотзан потянул ее к себе, выплевывая яростные ругательства и не менее яростно тряся.

— Девка! — Ее голова моталась, в ушах звенело все сильнее, ноги подкашивались. — Как ты посмела! Как ты посмела тронуть меня?!

Ни о чем не думая, Шербера со всей силы ударила Хесотзана ладонями по ушам. Он вскрикнул, рука разжалась, и она отпрыгнула назад, зная, что бежать бесполезно — он догонит ее в два счета, и если она окажется на земле, под ним, в темноте у дома....

Взмах кулаком — но на этот раз Шербера увернулась. Еще взмах — и Хесотзан потянулся за висящим на бедре кинжалом... но ее кинжал акрай тоже легко и быстро взлетел вверх и уперся в ямку на шее воина, стоило ему сделать к ней шаг.

На одно мгновение они оба застыли, тяжело дыша и глядя друг другу в глаза.

В следующее — ее оторвала от земли и отбросила назад неведомая сила.

Задыхаясь — приземление выбило воздух у нее из груди, — и одновременно пытаясь собрать в горсть мокрой глины, чтобы бросить новому противнику в глаза, Шербера вскинула взгляд.

— Прэйир!

Да, это был он, и он заслонил ее собой, закрыв от воина, которого она готова была разорвать на части. Хесотзан зарычал, когда перед ним словно выросла скала, но в его рычании не было страха — только ярость и бешенство, только желание отомстить за причиненное унижение и боль.

— Твоя акрай пыталась меня убить!

— Я разберусь с ней, — Прэйир цедил слова сквозь зубы. — Убирайся!

— Он пытался изнасиловать Дшееш! — выкрикнула Шербера гнусаво, пытаясь подняться на ноги и зажимая рукой нос, из которого ручьем текла кровь.

Прэйир обернулся:

— Кто эта Дшееш?

И Шербера только сейчас поняла, что желтоглазой женщины простыл и след, и у стены дома остались только они.

— Это лекарка из народа Иссу, она...

Но он уже отвернулся от нее так, словно она ничего не говорила, и под его взглядом Хесотзан неторопливо убрал кинжал в ножны на бедре и приосанился.

— Значит, змеедевка, — в голосе Прэйира звучало нескрываемое презрение. — Твоя новая подруга, славный воин?

— Постельные девки не делятся на своих и чужих, — Хесотзан усмехнулся прямо ему в лицо. — Сегодня твоя, завтра моя, и моя сегодня немного поупрямилась, прежде чем раздвинуть ноги, так что пришлось ее присмирить.

— Но она не постельная девка! — Шербера встала рядом с Прэйиром, ее руки, лицо и рубица спереди были в крови, а голова казалась наковальней, по которой ударили молотом, но она не собиралась молчать. — Она — лекарка, и я скажу фрейле о том, что случилось! Тебе не поздоровится, клянусь Инифри!

— Акрай, — предупреждающе зарычал Прэйир.

— А она становится опасной. — Голос Хесотзана звучал сладко, чистый мед, но глаза выдавали угрозу. — Возможно, это из-за того, что ты учишь ее сражаться, как воина, твоя акрай и возомнила себя воином. Но я бы напомнил ей, где ее место.

— Мы все помним, — проговорил Прэйир сквозь зубы, и Шербера поняла, что укол попал в цель, — где ее место.

А потом он просто схватил ее и прижал к себе, и заставил стоять на месте, пока Хесотзан не исчез за поворотом улицы, и только потом отпустил, хоть и тут уже вцепился в плечо, чтобы она не сбежала.

— Ты соображаешь, что делаешь, Шербера?

В его устах ее имя звучало как проклятие, глаза даже в темноте метали молнии.

— Ты попыталась убить воина. Ты напала на него с оружием в руках. Я учу тебя сражаться для того, чтобы ты нападала на своих?

Кровь все еще текла из ее носа, но ни Прэйир, ни сама Шербера не обращали на это внимания. Она много раз получала в нос на тренировках. Главное, кости не были сломаны, а кровотечение уймется само совсем скоро.

— Не нужно, чтобы тебя сейчас видели другие. — Прэйир нахмурился, оглядев ее. — Идем со мной, акрай.

— Я...

— Молча.

Он держал ее плечо, пока они шли через опустевшие улицы, сквозь голоса и звон оружия, пока добирались до палатки, разбитой за городскими воротами. Там Прэйир дал Шербере воду, чтобы смыть кровь. Там в свете факела он оглядел ее лицо и, убедившись, что перелома нет, приказал ей ложиться спать — здесь, рядом с ним.

— Так я буду уверен, что ты не натворишь новых глупостей, — сказал он, вылив таз с окрашенной кровью водой за палатку и вернувшись.

— Тэррик накажет его, — сказала Шербера глухо, прижимая к лицу смоченную водой ткань. — Я расскажу ему, и он накажет.

— Тэррик не станет заниматься этим сейчас, — сказал Прэйир, проходя мимо нее, чтобы зажечь факелы в чашах. — Драконы принесли вести. К нам движется южное войско. Они ведут с собой большой отряд рыболюдей, сотни, если не тысячи. Мы должны встретиться с ними через два дня пути.

Через несколько мгновений в палатке стало теплее и светлее; отблески пламени заставили тени забегать по полу и полотняным стенам в поисках укрытия и спрятаться в углах, то и дело протягивая в середину палатки длинные тонкие руки.

— Южное войско? – переспросила Шербера, и Прэйир кивнул. – Но почему мы не знаем?

— Объявят завтра, – сказал он спокойно, начиная расшнуровывать рубицу. — Но даже если бы не это... Я не видел, как все случилось. Я видел только акрай, приставившую свой кинжал к горлу славного воина в нарушение всех заветов Инифри, и если бы фрейле задал вопрос, я сказал бы, как есть.

— Ты не веришь мне. — Она не задавала вопроса.

— Мне не нравятся эти говорящие ящерицы, — сказал он. — В городе мы брали их без разбора и не знали отказа...

— И ты тоже? — перебила она.

— Ты задаешь так много глупых вопросов, акрай. — Он не ответил, и Шербера уже хотела повторить вопрос, обжигающий ее горло ревностью, когда Прэйир все-таки покачал головой: — Нет. Я же сказал: мне они не нравятся. В городе эти женщины ложились под любого, кто предложит, за деньги или без. И я не знаю, что именно случилось сегодня между ним и этой… Дшееш. И ты не знаешь. А вот Хесотзан знает, и если он не дурак, он будет молчать... и что-то мне подсказывает, что и его желтоглазая подруга не скажет ни слова.

Шербера села на шкуре, подтянув колени к груди. Прэйир начал стаскивать с себя рубицу, и ее сердце уже забилось в предчувствии того, чем окончится эта ночь, но мысли не давали покоя, и она наконец решилась.

— Хесотзан напал на меня однажды. В пустыне, уже после того, как я дала вам клятву.

Прэйир застыл. Медленно развернувшись, он посмотрел на нее, и в свете факела его лицо и обнаженное до пояса мускулистое тело казались отлитыми из красной меди.

— Дальше, акрай.

— Он встретил меня на берегу реки, когда я была одна. Он знал, что я не связалась с тобой, и сказал, что если ты не успеешь, то он придет к Тэррику и попросит меня для себя. Это было за день до того, как... — она запнулась лишь на мгновение, но взгляда не отвела, — я тебя поцеловала. Он пригрозил убить коня Фира, если я кому-нибудь расскажу.

— И ты рассказала кому-нибудь?

— Нет, — мотнула она головой. — Я его боялась.

— А теперь нет. — Он не спрашивал.

— А теперь нет. — Шербера выпрямилась, отвела плечи назад и вздернула голову, и когда Прэйир опустился на шкуру рядом с ней. — И я рассказала тебе не потому, что ищу защиты. Теперь я смогу себя защитить.

— Акрай, во имя Инифри, ты — не воин! — яростно процедил он сквозь зубы. — Хесотзан прав — ты забываешь, где твое место, ты заставляешь меня пожалеть о том, что я начал тебя учить.

— В последней битве я возьму с собой только меч, — упрямо сказала она, сама не зная зачем.

— Нет.

— Да! — Прэйир, казалось, готов был снова ее перебить, так что Шербера заговорила еще быстрее. — Ты же знаешь пророчество. Пока живы акраяр, войне не будет конца.

— Это все выдумки магов, — выплюнул он.

— Маги всегда несли нам волю Инифри! — сказала она, и голос дрогнул при воспоминании о разговоре с Дшееш. — Разве они не рассказали нам о клятвах акраяр, о возвращении магии, о повороте в войне? Разве до этого почти все, что они говорили, не сбывалось?

— Не все, — сказал Прэйир, но она не слушала; мысли и страхи вырывались наружу неудержимым потоком слов — перед ним, перед тем, кому она поклялась никогда не показывать своей слабости, не говорить о своем страхе.

— Я хочу стать воином, Прэйир. — Шербера не заметила, что положила руку на его обнаженную грудь, пока не почувствовала пальцами, как она окаменела — как и его лицо, в которое она так настойчиво сейчас смотрела. — И если мне придется умереть, я хочу умереть, как воин, сражаясь с врагом, а не со своими людьми, которые придут, чтобы убить меня и положить этим конец этой долгой войне. Разве ты выбрал бы для себя такую смерть?

— Пророчество — выдумка, — отрезал он, — и хватит об этом говорить.

— Ты сделаешь это, если придется? — спросила она. — Ты убьешь меня, если окажется, что маги правы и смерть последней акрай должна будет прекратить войну?

Шербера была готова настаивать, спорить, упрямиться, но неожиданно Прэйир снова ей уступил, кивнул, сдвинув густые брови, и сказал, закрепляя словами обещание, данное своей акрай:

— Да. Клянусь Инифри, я это сделаю. — В мгновение ока она оказалась лежащей на шкуре; его потемневшие глаза скользили по ее быстро вздымающейся груди, рука ловко развязала и уже стягивала с нее сараби. — Хватит разговоров, акрай. Уже прошла половина ночи, а я все еще слушаю рассказы о змеедевках и их любовниках.

И она покорилась ему.

Отдалась его прикосновениям, его огню, его власти — так неистово, словно делала это в последний раз.

Зеленокожие близко. Эти ночи и в самом деле могут оказаться последними для них, эти опаляющие ласки могут быть единственным, что останется у нее от Прэйира в конце этой войны, а значит, она возьмет с собой в этот бой все, что сможет взять.

— Я люблю тебя, мой темный воин, – выговорила Шербера и почувствовала, как вздрогнуло сильное тело Прэйира, когда она сказала о своей любви так, как говорили о ней древние народы Побережья и говорят помнящие старые традиции фрейле. – Мое сердце принадлежит тебе.

Шербера не ждала ответа: знала, что его не будет, знала, что Инифри не окажется к ней благосклонна даже в последние дни войны. Так что она просто позволила себе любить своего господина, а когда Прэйир хрипло выдохнул и задрожал, ловя ртом воздух и пульсируя в горячем экстазе у нее внутри, не отпустила его – перекатилась следом, когда он отстранился, оказалась сверху и нежно коснулась его обветренной пустынным ветром щеки губами.

— Нам лучше поспать, акрай, – сказал он, не принимая этой ласки, хоть и не отвергая ее.

Шербера молча кивнула, сползла с него и улеглась рядом на шкуре, отвернувшись к стене палатки. Сердце ее болело, но Прэйир хотя бы не оттолкнул ее.

Что ж... Пока она жива и покуда будет на то воля Инифри, она останется рядом с ним.