Пламя пяти сердец

ГЛАВА 18

Фир в который раз отпил ягодного отвара из чаши, чтобы унять непонятное и неприятное жжение в груди. Зверь тоже его чувствовал и ворочался, но в последнее время он всегда был беспокоен из-за магии змей, появившейся в Шербере. Эта сила ему не нравилась... хотя нет, скорее, он ей просто не доверял, как не доверяет животное с теплой кровью тому, чья кровь холодна.

И пусть они оба знали, что Номариам никогда не причинил бы их избранной зла, зверь помнил, как зеленая магия чуть не убила Шерберу и как сделала больно ему.

Змеи. Им было так трудно верить. Зверь верил, но всегда был настороже.

Сама же Шербера, казалось, почти сразу же забыла о том, что случилось тогда, в палатке Хесотзана, и после, когда она чуть не умерла. И она была по-прежнему ласкова со зверем и нежно прикасалась к тому месту на груди Фира, где он тыкался лбом, и прикладывала ухо, чтобы послушать, как он урчит.

Фир любил ее.

Зверь любил ее.

Но если Фир был горд и не показывал своей тоски по Шербере, пока она была с другими, то зверь не скрывался: выл вместе с ветром, скребся лапами, рычал...

— Он злится?! — удивленно восклицала она, отнимая ухо от груди Фира. — Но почему?

— Потому что он упрямый пустынный кот, — заявлял тот, и рычание и вой становились злее и громче.

— Упрямый конь, упрямый кот, — бормотала Шербера, проводя пальцами по новому тонкому шраму, идущему по груди Фира наискосок к шее. — И хозяин их тоже упрямый и гордый.

— Не слишком гордый, раз позволяет своему зверю вести себя, как котенку, который соскучился по ласке.

— Говорят, даже безжалостный черный фатхар любит, когда Инифри чешет ему за ухом... — Она наклоняла голову и касалась его шрама губами, и их обоих сметало горячим ветром.

В груди снова засвербело, и Фир отвлекся от мыслей о своей акрай и нахмурился.

Магия?

Он огляделся вокруг, думая, что, может быть, и вправду чувствует какое-то магическое присутствие, но змеемаг Харзас сидел спокойно, как и другие маги... да и вряд ли кто рискнул бы творить чары при Олдине. Мальчишка знал свое дело. Слишком часто в последнее время отвлекался на Шерберу, но знал.

Фир перевел на Олдина взгляд, прищурился, внимательно разглядывая. Магу, казалось, тоже не сиделось на месте, лицо его было сосредоточенным и напряженным.

Все-таки магия?

Он пытался слушать, что говорят за столом, но зверь разволновался не на шутку: требовал, просил его пойти к Шербере, и все уговоры Фира и напоминание о том, что они увидят ее завтра, не помогали. Наконец он сдался, поднялся с места, предупредив фрейле, что сейчас вернется, и вышел в коридор, сразу же быстрым шагом направившись к лестнице на второй этаж.

Шербере достаточно будет коснуться зверя, и он успокоится. Бороться было бесполезно — схватка только измотает обоих и сделает их слабыми перед днем дозора. Он просто позволит ей себя коснуться. Просто позволит...

Уже на лестнице Фир услышал за собой торопливые легкие шаги. Это был Олдин, и то, что он почти бежал, было плохо.

— Ты к Шербере? — Его голос дрожал от сдерживаемой магии. — Ты тоже это чувствуешь, воин?

Проклятье Инифри! Фир даже не затруднил себя ответом. Он в три широких шага добрался до второго этажа и оказался у двери в комнату Шерберы.

— С дороги! — рявкнул оторопевшему охраннику и распахнул дверь, готовый ко всему... и застыл, схватившись рукой за меч, когда зверь злобно и раздраженно завыл, что предупреждал же, просил же, чувствовал...

— Где акрай? — раздался позади него громкий голос Олдина.

Воин что-то забормотал о том, что она вернулась и больше не выходила, когда Фир развернулся и одним ударом кулака в челюсть отбросил его к стене.

Он выхватил меч, позволяя зверю вырваться на свободу, а человеку — укрыться за туманом безумия, и с размаху воткнул его в грудь завопившему от боли воину. Фир знал, куда бить: не в сердце, а так, чтобы целители смогли подлатать плоть, не насмерть, но так, чтобы боль была смертельно сильна и не давала лишиться чувств.

— Где она? — зарычал он воину в лицо нечеловеческим рыком. — Отвечай!

Но тот только вцепился в меч мгновенно порыжевшими от крови пальцами и захрипел.

— Ты должен был оставаться здесь всю ночь! Всю. — Фир чуть повернул меч в ране, чувствуя, как тот упирается в ребра. — Ночь. Зачем ты ушел?

— Ты убьешь моего хорошего воина, карос каросе! — донесся до него сквозь туман голос фрейле. — Остановись! Ты не знаешь, что именно случилось.

— Я чувствовал ее боль! — заревел зверь и приготовился к броску.

— Я бы не советовал тебе вмешиваться, фрейле, — голос Прэйира позади него звучал лениво, текуче, спокойно. — Иначе он убьет и тебя тоже, а потом и нас всех.

Он убьет. Если с Шерберой что-то случилось, если она мертва, он убьет всех, а потом и себя тоже, но сначала...

Фир надавил мечом, чувствуя, как легко каменное лезвие разрезает мягкую плоть, и тогда наконец воин, задыхаясь, закричал:

— Это была женщина, женщина!

— Ты покинул пост, чтобы сунуть свой отросток в дырку какой-то шлюхи. — Фир ухватился за меч покрепче, с наслаждением слушая бульканье крови, вместе с пузырями вытекающей из раны. — Ты, близкий фрейле, ушел со своего поста.

— Милости! — захрипел воин, ища глазами фрейле. — Милости, господин, это была магия… я бы никогда…

— Погоди, — раздался голос Олдина совсем рядом, и Фир увидел, как маг опускается подле воина на колени. — Дай мне взглянуть на него, прежде чем ты его убьешь.

Он бесцеремонно задрал голову умирающего и заглянул ему в глаза. Двух ударов сердца было достаточно этому магу, чтобы подняться и отступить, стряхивая с пальцев что-то желтое и похожее на чешую.

— Змеи! — зарычал Фир.

— Нет, воин, только одна змея. Женщина-змея. И магия, которая действует на любого, кто не имеет в своем сердце истинной любви.

Женщина-змея. Ярость все еще застилала Фиру глаза и разум, но голос Олдина пробивался сквозь нее, и его слова отрезвляли, заставляя думать.

— Как ее звали? Эреп! — голос фрейле, казалось, мог остановить мертвого, уже шагнувшего одной ногой в колесницу Инифри. — Я приказываю тебе назвать ее имя именем Матери мертвых.

— Дшееш... — выдохнул тот, и лицо его исказилось от страха. — Господин, я прошу...

— Я знаю ту, о ком он говорит, — проговорил Прэйир медленно, и они все обернулись к нему, чтобы увидеть, как мрачнеет его лицо. — Я знаю, кто эта шлюха, и у меня и Шерберы с ней свои счеты. — Он перевел взгляд на Фира. — И поэтому эту женщину ты, карос каросе, оставишь мне.

Если речь шла о личной мести, то Прэйир имел на нее право. Фир сжал зубы и кивнул.

— Она должна быть живой и способной говорить, когда я захочу допросить ее, — сказал фрейле. — Прэйир, Фир, идите за ней. Приведите ее в зал, где мы ели, и ждите меня. Олдин, обыщи комнату. Может, Чербер невольно оставила нам какой-то знак. Нерпер! Всю стражу, охранявшую улицы рядом с домом, ко мне по одному. Немедленно.

Но желтолицей Дшееш в целительском доме не оказалось, и никто не знал, где она. Фир и Прэйир только перепугали целителей и встревожили змеелюдей, которым явно не понравилось, что одну из них ищут сразу два близких фрейле с мечами в руках.

Дшееш-ш, как обычно, закончила с-свою работу и уш-шла, гос-сподин.

Какую работу? Она с-скатывала бинты и щ-щипала корпию, готовяс-сь к приему раненых после с-сражения.

Куда уш-шла? Неизвес-стно. Но ведь никто не был обязан с-следить за ней, гос-сподин, никто....

Олдин нашел в изголовье кровати, под подушкой, кинжал акрай, а меч воина — лежащим на каменной полке над очагом. Никакого магического следа в комнате — но это было и не нужно, потому что главное они после рассказа Прэйира поняли. Шербера ушла сама. Она знала Дшееш и доверяла ей, и потому ушла вместе со змеедевой по доброй воле... и зверь Фира почувствовал боль, которую ей причинили, как свою.

Ему нужно было сразу же идти к ней.

Он ничего не сумел бы сделать. Было слишком поздно.

Фир изрыгал проклятья и расхаживал по залу туда-сюда. Прэйир и Олдин сидели у очага и молча слушали, как фрейле одного за другим опрашивал прямо здесь охранников, расставленных вокруг дома.

— Не видел, господин.

— Нет, ничего не знаю.

Наконец, один из близких, стоявших в карауле у склада, вспомнил, что видел акрай господина и какую-то женщину уходящими в сторону неосвещенной части города быстрым шагом, почти бегом.

— Акрай шла сама, господин. Женщина постоянно ее торопила.

Это мог сделать только безумец, билась в голове Фира самая очевидная мысль, но другая была еще очевиднее: нет, это был человек, в полной мере осознающий, что делает и с кем.

Похищение акрай у фрейле означало не просто смерть. С ублюдка, который это совершил, живьем будут снимать кожу, посыпая каждый оголившийся участочек едким перцем.

Его оскопят.

Ослепят.

Раздробят колени и локти.

И все же он будет жив к моменту, когда афатр вспорет его и выпустит наружу внутренности.

Фир надеялся, что именно он будет держать этот афатр. Он даже хотел попросить фрейле о милости к ублюдку: разрешить не ослеплять его, чтобы он мог видеть свои лежащие на земле кишки и обугливающееся тело суки Дшееш, которую будут жарить живьем на каменной жаровне.

— Он убьет ее, когда начнется битва, — проговорил Прэйир, глядя в угасающее пламя, и в потоке полных мести мыслей Фира эта отдалась яркой вспышкой. — Я не знаю, что именно он задумал, но убивать ее сейчас он не станет.

— Тронет ее пальцем — и сдохнет в муках, — сквозь зубы проговорил Фир.

— Он знает это, — сказал Прэйир. — Ты ведь тоже это знаешь, карос каросе. Кто бы это ни был, он готов к мукам и смерти. Они оба готовы.

Но даже если похититель не убьет Шерберу сейчас, что может он сделать с акрай, которую можно оставить висеть над пропастью смерти на волоске, и знать, что даже по этому волоску она сможет выбраться из тьмы на свет?

До сих пор он всегда встречал врага лицом к лицу и сражался с ним на поле честного боя, будь то меч или магия. Но сейчас, не зная, где Шербера и что с ней, Фир оказался в растерянности.

Он впервые чувствовал себя по-настоящему беспомощным.