Пламя пяти сердец

ГЛАВА 22

Она больше не была в этом мире. То, что над ее телом зависли четыре кинжала, ничего не значило. Они не коснутся ее еще долго. Очень долго — потому что она больше не была в этом мире, и песок времени здесь тек по-другому, и до ее смерти пройдет дюжина дней.

Но в каком мире она была...

Маги рассказывали им о тьме, откуда пришла Инифри. О тьме, в которой нет и никогда не будет света, а самой тьмы так много, что ее можно ссучивать между пальцами, как нить, и ткать из нее жизнь — создавать, творить, наделять силой и именами.

Инифри соткалась из этой тьмы: сама эта тьма, сама веретено, сама нить, сама — руки ткачихи и станок. Она порвала эту тьму, как бабочка прорывает кокон, выбираясь на свет, и оказалась в их мире, чтобы наделить его собой.

Но прореха, из которой она выбралась, еще не закрылась. Маги говорили, она никогда не закроется, а значит, Инифри всегда будет с ними.

А значит, вслед за ней могут прийти и другие.

Говорили, что та прореха находится где-то возле Каменного водопада. Там, в бездне, на краю которой ютится народ, называющий себя фассахи, и таится сотканная тьмой тьма, а в той тьме обитают в ожидании колесницы Инифри погибшие в бою и умершие от колдовства воины и маги, женщины: любимые, потерявшие любимых... все, кто умер не своей смертью и еще мог быть жить.

Говорили, что если спуститься в эту бездну с факелом и найти и ухватить своего потерянного любимого за руку, то можно вывести его оттуда обратно в мир живых — и тьма это позволит, потому что ей не нравится огонь.

Говорили, что не нашлось за две Жизни безумцев, которые бы на это решились.

Шербера знала, что не умерла, но она как будто попала в этот темный мир.

Она одновременно лежала на столе, залитая светом, и стояла посреди нигде, и вокруг нее клубками змей вилась тьма. Шербера помнила эту тьму. Она уже видела ее однажды — когда спасала от смерти Тэррика. Неужели она вернулась за своим любимым во тьму и вывела его обратно, как гласили легенды?

Но ведь прореха между мирами была не здесь.

Или здесь?

И где это — здесь?

Тьма звала ее к себе, и Шербера пошла в ней вперед. Ее босые ноги ступали бесшумно в этой тьме, и сама тьма была бесшумной. Она не знала, куда идет, но это было неважно. Инифри вела ее. Это она знала, и это было всем, что имело значение.

Кто-то пошел с ней рядом совсем скоро, и она тоже знала, кто. Он не касался ее, он был невидим ее взором — ведь был мертв, а она была лишь гостьей в этом мире мертвых, — но Шербера все равно чувствовала: его присутствие, его защиту, его силу.

— Где я, господин? — спросила она негромко, и Номариам ответил:

— Иди смелее, Шербера-трава. Никто здесь не причинит тебе вреда, раз я с тобой.

И она доверилась ему и пошла смелее.

Они вышли из этого странного дома с лестницами, бегущими вниз — и Шербера с радостью в сердце увидела своих господ, склонившихся над Волетой, и здорового ребенка в ее чреве... сильного мальчика, который придет в этот мир сразу после битвы и славой и подвигами смоет с себя позор своего отца.

Ребенок переживет эту битву, предрекла ей тьма. Хочешь, я скажу, переживут ли битву твои господа, Шербера?

Хочешь? — тут же запело далекое эхо. — Хочешь?

— Нет! — сказала она громко, и эхо затихло, и тьма скрыла ее господ своей пеленой и повела Шерберу и Номариама дальше, за городские стены.

Через снежное поле, где прощался со своей нежной драконицей дракон, идущий на смертную битву. В ее чреве тоже зрел маленький дракон, и он тоже будет расти без отца, как и сын Волеты, как и сыновья и дочери мужчин, которые уже завтра полягут на поле последнего боя.

Шербера шла не останавливаясь. Номариам шел рядом с ней. Кинжалы стремительно неслись к ее сердцу, но прошел целый день пути и еще день, и она все еще не умерла.

Впереди забрезжила зелень — не Океан, потому что до Океана было так далеко, но зелень тел, покрытых тонкой скользкой кожей. Их очень много, сосчитала для нее тьма. И они все умрут, рассыплются в прах под мечами славных воинов союзного войска... и восстанут из мертвых, потому что не нужны ни Океану, ни Инифри.

Здесь они и остановились.

— Разбей магический сосуд, — снова запело эхо. — Зажги огонь. Разбей магический сосуд. Зажги огонь.

Шербера оглянулась через плечо на Номариама, стоявшего рядом с ней — тень в тени, сила и имя во мраке. Он тоже слушал эхо и тоже слышал эти слова.

Земля вдруг стала каменным полом, а небо — расписным узорчатым потолком, сложенным из ярких голубых камней. Под самым потолком кружились, глядя вниз, драконы. Она, Шербера, стояла посреди огромного пустого зала в каменном доме — храме Инифри, а вокруг нее, на равном расстоянии друг от друга, как ряды воинов в карее, стояли большие глиняные кувшины высотой в человеческий рост.

— Разбей сосуд, — пело эхо. — Зажги огонь.

Стоящие вокруг кувшины рассыпались, превратившись в прекрасных женщин-акраяр. Они были одеты в длинные одежды ослепительно белого цвета, эти женщины, и каждая из них была окружена своими мужчинами: воинами с занесенными для удара мечами, магами, готовыми сотворить магический щит.

— Разбей сосуд, — пело эхо. — Зажги огонь.

Шербера знала, что видит и слышит. Это было пророчество — и за их спинами внимали ему все маги союзного войска, и шептались, называли ее имя, удивляясь тому, почему и она здесь... и одновременно зная, почему.

Драконы кружились все ниже и ниже над замершими в неподвижности акраяр. Их пасти открылись, чтобы выдохнуть пламя, напряглись, неся тяжелые тела, кожистые крылья...

Как будто удар грома раздался снаружи, и земля под ногами задрожала.

Дверь в темницу открылась, впуская внутрь четверых разъяренных мужчин, и удар магии, нанесенный Олдином, расшвырял всех стоящих у алтаря в разные стороны.