Пламя пяти сердец

ЭПИЛОГ. НЕМНОГО ВРЕМЕНИ СПУСТЯ

Шербера открыла дверь и быстрым шагом вошла в пустой обеденный зал, и Тэррик, стоявший у очага, сразу же двинулся ей навстречу. Она не видела на его лице тревоги, но предпочитала всегда не верить безоговорочно своим глазами, а слушать еще и слова.

— Ну что?

— Обыскали весь дом, — сказал он, и слова все-таки выдали правду. — Заглянули даже в колодец во дворе...

Она прижала руку к груди с легким почти беззвучным вскриком.

— Но его нигде нет. — Тэррик оглянулся на окно, потом снова посмотрел на Шерберу, и на мгновение в его глазах проглянул безотчетный страх. — Чербер, мы найдем его. Дом огражден. Он может быть или тут, или в саду, больше нигде. Близкие ищут.

Как может маленький ребенок в возрасте всего четырех Жизней причинять целой дюжине взрослых столько беспокойства?

Элдрик был старшим из троих детей Шерберы и ее постоянной головной болью. Любовь мальчика к побегам и пряткам уже заставила Тэррика возвести вокруг сада высокий забор, закрыть колодец и приставить к сыну настоящую надзирательницу — проворную женщину по имени Ладила, но Элдрик знал слабые места всех надзирателей в округе и, казалось, обладал умением исчезать из виду без особых усилий.

В первый раз потеряв старшего сына, Шербера едва не сошла с ума от тревоги.

В пятый раз было не легче.

— Его придется наказать, Чербер, — сказал Тэррик, когда они, уже вместе, спустились по каменной лестнице на первый этаж дома и шли к выходу. — За Тэрлиона я спокоен, но Мариам уже становится любопытной. Если не хотим бегать по дому в поисках двоих детей, Элдрик должен быть наказан.

Тэрлион был гораздо более спокойным и даже застенчивым братом-близнецом Элдрика, и сейчас, пока родители и близкие отца сбивались с ног в поисках своего старшего сына, сидел в детской с младшей сестрой и учил ее складывать цветные камешки.

Фир и Прэйир находились в отъезде в соседней деревне. Иначе бы по дому бегали и они.

Шербере было достаточно неудобно наклоняться с животом, который был пусть еще и небольшим, но уже мешал, и под столами и кроватями искали ребенка другие. Впрочем, третья беременность протекала у нее легко, как и две предыдущие. И она ждала этого ребенка с большим нетерпением, чем первых и второго.

Гадала, на кого он будет похож.

Элдрик и Тэрлион были точными подобиями своего отца: смуглые, с высокими скулами, придававшими лицам сходство с треугольником, и темными волосами, которые у них пока еще вились. И Шербера ожидала от вторых родов такого же точно ребенка, но когда немного ошарашенная повитуха подала ей завернутую в пеленку девочку, поглядела на свою дочь... и ахнула.

У малышки были глаза, как луна Шира, и волосы, как луна Шеле. Серебро и золото, цвета Номариама, цвета змеемага, который когда-то ее любил и оставил на память о себе метку на шее, магию и... дочь?

Она позвала Харзаса, чтобы тот посмотрел на малышку, и маг поклялся именем Хирииши, что ребенок несет в себе змеиную кровь. В тот момент Шербера поняла, куда делась ее змеиная магия. Наверняка она проснется однажды в крошке Мариам, и Шербера поклялась себе, что сделает все, чтобы ее дочь осознала и научилась уважать свое змеиное наследие.

А значит, того же можно ждать от других?..

Глаза Фира, когда она показала ему и Прэйиру ребенка, вспыхнули надеждой. Он не говорил с ней о детях, в отличие от Прэйира, который сразу же высказался прямолинейно, но Шербера втайне страдала от мыслей о том, что не сможет подарить им сыновей или дочерей и что двое здоровых и сильных мужчин будут воспитывать чужих детей вместо того, чтобы завести своих, но теперь...

Теперь ее ребенок мог оказаться пустынной кошкой в теле человека или обладателем грозовых глаз и тяжелого подбородка. Шербера не говорила никому о своих чаяниях и только истово молилась Инифри и благодарила ее за награду, которую она обещала своим воинам — и послала ее в теле недостойной смертной, которую могла легко убить.

А еще она молилась о благополучии Олдина и встречала каждый караван, прибывающий в Стохолмие с южной стороны. Но вестей не было.

Никаких.

Ни разу за пять Жизней, отделивших их от Великой Войны.

Ее сердце тосковало по нему, не переставая.

— Госпожа! Господин! — Они едва успели распахнуть двери и выйти из тени дома на яркий дневной свет, как их едва не сбила с ног возбужденная Ладила. — Мы нашли его! Он забрался на дерево и сидел там, пока мы ходили вокруг, а теперь слезает! Сам!

Шербера и Тэррик рассмеялись, но тут же постарались придать лицам серьезное выражение, и двинулись за женщиной в направлении сада.

Тэррик, как и обещал, привел в порядок дом, который раньше занимали правитель города и его семья. Здесь было два этажа и отдельная большая комната для мытья с железной ванной, воду для которой можно было нагреть тут же, в большом котле. Шербера в жизни не видела кровати такого размера, как в хозяйской спальной, и в первые ночи, смеясь, говорила Тэррику, что может его на ней потерять.

Спальную в правом крыле занял Фир. Левое досталось Прэйиру, и он впервые за все время не возражал против излишних удобств. Возможно, потому что прямо под окнами была выложенная камнями площадка, которую он и Шербера могли использовать для тренировок.

Пусть война уже кончилась. Она хотела оставаться способной защитить себя.

С первой же Жизнью стало ясно, что Оргосард еще доставит городу неприятностей. Первозданный Океан устал от зеленокожей заразы, и его водам было нужно очищение. Вода в Оргосарде стала настолько прозрачной, что на глубине двух человеческих ростов можно было легко разглядеть дно. Усоглавцы, плостыши и прочие речные гады, которых жители Побережья знали хорошо, показались безобидными в сравнении с тем, что косяками проходило против течения мимо города в те дни и дюжины дней.

Тэррик отрядил часть воинов на берег реки, чтобы быть постоянно настороже. Оргосард менялся, и пусть мерзкие твари жрали в этой прозрачной воде только друг друга, он не хотел упустить мига, когда что-то этакое полезет из воды на берег.

Прэйир две луны почти не снимал руки с рукоятки меча.

Все Цветение Оргосард, как положено, давал городу черепах, водорость, рыпь и рыбу, но с началом холодов вода снова стала мутнеть и наполнилась жизнью. Теперь она возвращалась в родной Океан.

Только колодцы, вырытые по всему городу и исправно снабжающие его водой, оставались чистыми. Фрейле знали толк в том, что делали.

Так было всегда.

Оргосард наполнился невиданной им гадостью и на следующую Жизнь, но теперь они уже были готовы. И когда какие-то зубастые твари с кучей лап все-таки попытались вылезти на берег, чтобы обсушиться и отложить яйца, они им это позволили... А потом убили и столкнули тела в воду, и она забурлила и окрасилась кровью, когда идущие следом пожрали тех, кому не повезло.

Шербера и Тэррик направились к высокой раскидистой берзе, чья тень давала прохладу в жару, а орехи, наполненные сладкой водой и желтой вкусной мякотью, утоляли сразу и жажду, и голод, и успели застать момент, когда один из близких правителя города снимал с нижней ветки крайне довольного собой ребенка.

— Мама, я был на дереве! — закричал он, чуть заметно искажая слова, как искажал их Тэррик, и все же произнося их необыкновенно четко для ребенка его возраста. — Отец, ты бы видел, как высоко я залез!

Но все удовольствие мигом слетело с его лица, когда он увидел выражение их глаз.

— Отец...

— Сын, — сказал Тэррик. — Ты в который раз заставляешь волноваться меня и свою мать. А ей сейчас, когда она ждет появления на свет твоего нового брата или сестры, нельзя волноваться.

Шербера моментально потеряла всякое желание наказывать Элдрика сразу же, как увидела его на земле, целым и невредимым, но ее муж и правитель был прав. Если крошка Мариам, которая подвижностью явно пошла в своего старшего братца, начнет интересоваться, куда это он постоянно сбегает и прячется, они совсем потеряют покой. И лазать по деревьям?.. Сердце Шерберы сжалось от мысли о том, что было бы, если бы мальчик сорвался.

— Твой отец и я считаем, что ты должен быть наказан, — сказала она твердо и протянула сыну руку. — Идем.

Он ухватился за нее, пытаясь снизу вверх заглянуть ей в лицо, но Шербера не позволила и, выпрямившись, повела дитя за собой.

— Проведешь весь день в пустой комнате.

— Нет! — тут же заныл ребенок.

— И никаких поездок на лошади еще два дня.

— Мама!

— И пока я заберу у тебя меч, который дал тебе Прэйир. Как видно, ты еще слишком мал для такой ответственности.

— Я не мал! — Элдрик захныкал. — Я не мал!

Они завели его в комнату, закрыли дверь и повернулись друг к другу с одинаковым выражением жалости и любви на лице.

— Никогда не думала, что это будет так тяжело, — вздохнула Шербера.

Тэррик привлек ее к себе и поцеловал в лоб, ласково проведя рукой по животу.

— Потом он поймет. А теперь иди и отдохни. Я приведу к тебе детей чуть позже.

Но она все равно сначала заглянула в детскую. Мариам так увлеченно наблюдала за лошадью, которую выкладывал на полу из камешков Тэрлион, что даже засунула палец в рот. Ее огромные серые глаза обратились на мать всего на мгновение, а потом вернулись к камням, но Лион уже бросил все и, немного неуклюже поднявшись, поспешил к Шербере.

— Сын. — Шербера наклонилась к нему, и мальчик обнял ее за шею, когда он поцеловала его в щеку, но тут же отпустил и вернулся к сестре. — Что это ты тут выкладываешь? Что это такое?

— Конь! — заявила Мариам, ткнув пальцем в камешки.

— Лошадь, — поправил Тэрлион, снова деловито усаживаясь на пол и принимаясь выкладывать лошади ноги.

— Конь. Конь, конь, конь! — настаивала Мариам.

Шербера потрепала дочь по золотоволосой макушке и улыбнулась. Какая-то часть ее все еще удивлялась тому, как легко она свыклась с ролью жены и матери, и как легко приняли мужчины — не только ее, а мужчины всего города — это право женщин-акраяр заводить нескольких мужей, любить их, рожать им детей...

Но, наверное, рассуждала Шербера, случилось то же, что случилось, когда началась война. В тот раз Инифри дала им свой закон и сделала ее волю их волей. В этот раз закон установил Тэррик, но раз он работал и раз за все это время ни одна из женщин и ни один из мужчин, выбравших в жены акрай, не пожаловались и не пожелали разорвать данные Инифри клятвы, значит, богиня его одобрила и приняла.

Пусть даже это означало, что она, женщина, является сердцем семьи и объединяет вокруг себя мужчин, а не наоборот.

Но война научила их верить женщинам, вокруг которых они объединялись. Женщинам, которые стали сердцем их миров и хранили пламя, как раньше хранили магию.

Теперь их пламенем была любовь.