Пламя пяти сердец

ГЛАВА 30

Еще вечером Тэррик озвучил людям города весть о том, что на них надвигается новая буря. Уже к полуночи праздник завершился, оставив после себя догорающие огни в ямах и пустые столы, а рано утром, едва вервес снялись с места и полетели всей своей огромной стаей прочь, на прощание пообещав Тэррику рассказывать историю о великой битве всем, кого встретят, люди и нелюди взялись за работу.

Ворота нужно было сбить заново. Перевесить огромные петли, смазать их маслом, отрегулировать сложный механизм.

Птицы решились отправиться в путь и попробовать обогнать бурю, но кобылицы попросили у Тэррика приюта до ее конца, и он не отказал. Цокот их копыт вскоре тоже зазвучал возле ворот.

Все были озабочены бурей, так что слова Тэррика о том, что женщины, ранее бывшие акраяр, могут взять себе не одного, а нескольких мужей, были встречены гораздо меньшим ликованием, чем могло бы быть. Но воины их услышали. Стоило ему договорить, как Волета и ее трое господ приблизились и изъявили желание стать Волетой и ее тремя мужьями — и Шербера не могла не порадоваться за них и за нее, хотя почти не удивилась.

Волета была отмечена Инифри.

Ее ребенок был отмечен — и пусть сама Волета тоже не помнила ничего с той ночи, Шербера знала, что это так.

Сама тьма, сама богиня мертвых хранила этого ребенка. Шербера почти знала: ей не суждено выяснить, для чего. Как не суждено было узнать, появлялась ли на самом деле в теле Волеты Инифри или все это ей просто привиделось. Бывшие акраяр не помнили. Прэйир и Фир тоже, а расспрашивать кого-то еще она уже не могла.

Она вот-вот должна была стать женой самого фрейле. Негоже было бегать по городу и приставать с расспросами.

— Лард готов связать нас клятвами, — сказал ей Тэррик ранним утром, имея в виду старшего мага войска. — К нему уже выстроилась очередь, но без меня он начать не сможет.

Она и Прэйир еще лежали в постели, когда он зашел, и Прэйир посоветовал ему «убраться с глаз долой, потому что ночь еще не кончилась». Тэррик, конечно же, пропустил его слова мимо ушей.

— В обычаях наших народов праздновать день, когда мужчина и женщина становятся мужем и женой, — сказал он, все так же глядя на Шерберу, севшую на постели с одеялом на груди. Очаг почти погас, и в комнате был полумрак. — Я надеюсь, ты простишь меня за то, что наш день пройдет без большого праздника.

Она протянула ему руку, которую он сжал.

— Мы живы. Я люблю тебя. И праздник был у нас вчера. Буря не станет ждать, пока мы к ней приготовимся.

Работы у ворот должны были не прекращаться весь день, и все же на площади тем утром, собралось, казалось, все войско. Там, где вчера стояли столы, теперь стоял брачный помост, на который по очереди должны были восходить пары, желающие связать себя клятвами мужа и жены. Лард, строгий мужчина с густой темной бородой, ставший старшим магом после того, как дюжину дней назад смерть забрала предыдущего старшего мага, уже приказал своим помощникам раскурить в чашах, расставленных по помосту, травы, и теперь над площадью плыл ароматный дым.

Он был желтым.

Тэррик и Шербера поднялись на помост первыми. Она чувствовала на себе взгляды толпы, слышала вопросы, которые задавали «своим» чужие воины и маги, и смело встречала взгляды.

Ей нечего было стыдиться. Она принадлежала пятерым по воле Инифри. Она станет женой трем из них, потому что клятвы, данные, чтобы скрепить магию, скрепили и их сердца.

— Эта битва станет легендой, — сказал ей Фир, когда они встретились в длинном доме, чтобы пойти на площадь вместе. — Твоя история, Шербера, станет легендой. Акрай. Воин. Маг. Жена фрейле. Люди будут спрашивать, кто же ты на самом деле?

Она улыбнулась, слыша эти имена.

— Я — женщина, которой повезло пережить войну и обрести любимых.

Люди приветствовали Тэррика и Шерберу, когда они взошли на помост. На Шербере снова было платье, правда, сегодня оно было серым и развевалось вокруг ее ног и танцевало на ветру. Тэррик, облаченный в одежду зеленого цвета: кофз, сараби и длинный плащ, встал рядом с ней и воздел руки, прося толпу о тишине.

— Сегодня первое утро нашего нового мира. Первое утро мира в городе, которым я буду править, как правили им мои братья до меня, — заговорил он, когда все стихло. — Вы, каждый из нас, вольны остаться здесь до конца Холодов и сколько пожелаете — или уйти, если того хотите. Мы готовы дать каждому, кто соберется уйти, провизии на два дня пешего хода. Ваше оружие можете забрать с собой.

Он помолчал и позволил людям осознать сказанное.

— Сегодня моя акрай Шербера станет моей женой. Это значит, что она будет править городом вместе со мной. Вы можете обращаться к ней с просьбой и быть уверены, что она передаст эту просьбу мне. Люди, которых она сегодня назовет своими мужьями, также будут служить мне, так что вы можете обращаться и через них.

По кивку Тэррика Лард, стоящий чуть поодаль, чтобы не мешать господину говорить, приблизился и встал рядом. Он тоже сказал несколько слов о победе, милости Инифри и радости, но Шербера едва ли слышала: осознание того, что вот-вот должно случиться, вдруг пришло к ней и заставило сердце заколотиться в груди, а ладони — вспотеть.

Она станет женой Тэррика, Фира и Прэйира. Уже сегодня. Еще пять дней назад она была акрай, сосудом магии, пусть и хорошо владеющей мечом, а сегодня она станет женщиной, которую нужно уважать и к которой придется относиться с почтением, потому что она — не просто та, с кем делят постель, а самая настоящая жена.

Но занятия с мечом она не бросит, о нет. Шербера мельком посмотрела на Прэйира и улыбнулась. Он прав: она совсем не готова снова чувствовать себя той, кого нужно защищать.

— Тэррик, сын города, перед лицом Инифри я спрашиваю тебя: почему ты берешь эту женщину в жены? — заговорил Лард, становясь перед ними, и они с Тэрриком повернулись друг к другу и взялись за руки.

— Потому что я так хочу, — дал он церемониальный ответ.

— Клянешься ли быть верным этой женщине и быть ей опорой и защитой до конца твоей жизни?

— Клянусь, — сказал Тэррик.

— Шербера, дочь Побережья, перед лицом Инифри я спрашиваю тебя: почему ты берешь этого мужчину в мужья?

— Потому что я так хочу, — сказала она.

— Клянешься ли быть верной этому мужчине и оберегать и хранить его честь до конца твоей жизни?

— Клянусь.

— Инифри, стань же свидетелем этого добровольного союза! — воззвал маг, обхватывая своими холодными ладонями их запястья. — Заклинаю вас властью, данной мне матерью мертвых, заклинаю бездной и светом, заклинаю войной и миром! Так будьте же вы перед лицом живых и мертвых мужем и женой и да будет же проклят тот из вас, кто нарушит клятву, данную перед лицом Инифри!

Маг разжал ладони и отступил, отошел в сторону, чтобы позволить народу города увидеть новобрачных. Шербера успела только удивиться тому, как быстро все прошло, когда Тэррик привлек ее к себе и поцеловал под приветственные возгласы толпы.

Его глаза светились любовью и преданностью, когда он отстранился и улыбнулся ей.

— Инифри связала нас, Чербер. Снова. Но теперь не потому, что так надо, а потому что мы так хотим.

Он спустился с помоста, чтобы уступить место сначала Фиру, а потом Прэйиру. И когда последний перекинул ее через плечо и потащил сквозь толпу прочь, их провожали громкий смех и свист.

— Завтра у нас много работы, — сказал Тэррик, когда уже вечером они остались вдвоем в ее комнате и уже готовились ко сну.

Пока все должно было остаться так, как было: длинный дом, отдельная комната, чужие люди вокруг, но Тэррик сказал, после ухода Холодов он попробует восстановить большой дом, где до войны и смерти жили правители города. Там были целых три крыла, большой сад, в котором росли плодовые деревья, а еще там были комнаты для детей.

Шербера хотела увидеть комнаты для детей.

Она порадовалась, когда у нее пришла кровь: это значило, что она не забеременела от Сэррета и его семя сгинуло без следа. Но она хотела ребенка. Теперь, когда война кончилась, и можно было думать о детях — она думала о детях.

Она сидела на постели, укрывшись по плечи теплым одеялом, в ожидании, пока к ней присоединится Тэррик, и когда услышала эти слова, кивнула.

— Ворота должны быть восстановлены в срок. К утру поднимется легкий ветер, а к вечеру работать на высоте может быть уже опасно.

— Но вы успеете? — спросила она.

Тэррик кивнул. Забравшись на постель, он тоже укрылся одеялом и придвинулся к Шербере. Его глаза смотрели на нее как будто бы так же, как и раньше: с неприкрытой любовью, и все же немножечко иначе. Он больше не боялся ее потерять. Ушли в прошлое война, пророчество, пролитая кровь, неуверенность в будущем. Шербера теперь принадлежала ему.

На самом деле. Навсегда.

— Успеем. Рабочих рук много. Осталось только приладить и проверить. — Он поцеловал ее в висок, прежде чем продолжить, и прикосновение губ отозвалось в ней приливом нежности. — Чербер, я знаю, что тебя огорчил уход Олдина...

— Да, — сказала она честно. — Я буду скучать по нему.

— Но ведь ты задумчива не только поэтому. Фир сказал, ты что-то видела той ночью, когда мы исполнили пророчество, но не успела ему рассказать. Что?

Она обняла его рукой под одеялом и положила голову на плечо. Тэррик был единственным, кого она могла теперь спросить. И если он скажет, что ничего не видел, это будет значить, что и ей лучше забыть и никогда не вспоминать...

— Я видела огонь, — сказала Шербера, погладив его по груди. — Драконы сожгли нас огнем. Мы горели в этом огне, но не чувствовали боли. Я видела свои руки, Тэррик. С них облезла кожа, они стали черны, как обгоревшее дерево, но я не чувствовала боли. Совсем. Не горел только живот у Волеты. Он был такой розовый и нежный... Ее ребенка хранит Инифри.

Шербера помолчала.

— Я видела ее в огне.

— Инифри? — спросил Тэррик спокойно.

— Да. — Она подняла голову от его груди, чтобы увидеть лицо, и оно было сосредоточенным. — Я видела Инифри, и она называла ваши имена: Фир, Прэйир, Номариам... она сказала, что любила его.

— Хороша же ее любовь, — проговорил он почти про себя и покачал головой. — Нет, Чербер, я тоже ничего не видел. И змеи не видели, это точно. Если бы им явилась Инифри, Харзас уже с того вечера начал бы строить прямо здесь ее храм.

— Она называла меня «смертная», — сказала Шербера негромко. — Так, будто не знала моего имени... хотя знала. Ведь это она дала мне меч, который я нашла в пещере. Это им я высекла искру и зажгла огонь.

— И где этот меч сейчас? — спросил Тэррик.

— Он исчез вместе с Инифри, когда исчезло пламя. Она сказала, что этот меч был мне знаком... моим знаком, моей частью пророчества... — Шербера помолчала, выпростала из-под одеяла и вытянула перед собой руку. Шрамы от переломов были почти одного цвета с кожей, но все еще оставались заметны. — Как ты думаешь, если она забрала этот меч, это еще один знак? И лучше мне больше не брать оружия в руки?

Он провел рукой по ее волосам, обдумывая ответ, ласково взял за подбородок, гладя большим пальцем губы.

— Если меч был частью пророчества, то Инифри забрала его потому, что пророчество исполнилось. Я думаю так, Чербер. Меч стал больше не нужен, потому что он выполнил свое предназначение. Как и ваша магия.

— Но магия Номариама тоже ушла, — прошептала она грустно. — Неужели и она была только частью пророчества? Его дар, который я так и не успела понять и осознать... Неужели я и тут не распознала знака?

Тэррик поцеловал ее, прижимая к себе, и она ответила на его поцелуй — сначала все еще задумчиво, а потом, когда его тепло и прикосновения начали постепенно пробуждать внутри огонь — жарче и требовательнее, и глубже. Он перевернул ее на спину и покрыл поцелуями ее тело, вырисовывая одному ему ведомые узоры и письмена любви на ее шрамах...

А потом вдруг отстранился, поймал ее наверняка затуманенный возбуждением взгляд, и все-таки ответил на вопрос, который она задала, пусть это и был не совсем ответ.

— Я видел много миров в книгах предков, но нигде не было сказано о богах, которые говорили бы то, что думают, и до конца раскрывали бы смертным своим планы. — Уголок губ Тэррика дернулся в улыбке, когда Шербера нетерпеливо потянула его на себя. — У моего народа есть поговорка: «поживем — увидим». Поживем — увидим, Чербер...