Пламя пяти сердец

ГЛАВА 23

Сэррет смеялся, когда они выводили его из подземелья. Он знал, что никто из господ Шерберы не посмеет тронуть его и пальцем, если не хочет пасть замертво от руки Инифри, и смеялся так открыто и так уверенно, будто все происходящее вокруг было не более чем шуткой, а он — главным шутником.

Даже когда его заковали в цепи и приковали к столбу посреди площади: раздетого догола, какой была Шербера, с меткой от змеиных зубов на шее как свидетельством его предательства и бесчестья, — он вскинул голову в небо и громко смеялся.

— Ты будешь казнен, когда вернется второй дракон, — сказал Тэррик.

— Вы все умрете, когда вернется второй дракон, — ответил Сэррет и снова засмеялся.

Змеемаги же дрожали, падали ниц в истоптанный и грязный снег у ног фрейле и молили о пощаде. Они бы не дали убить избранницу сына Хирииши. О нет, они никогда не посмели бы навлечь на себя гнев Хвостатой матери, и с-смотри, гос-сподин, ведь на наших шеях нет метки, видиш-шь? Мы хотели увидеть пророчес-ство, но не с-смерть.

Прэйир и Фир были за то, чтобы отсечь желтолицым людям головы сразу же, как они перестанут шипеть и ползать на снегу, но Шербера не позволила. На них не было меток, а значит, они не лгали. Как скоро закончатся их жизни, пусть решает Инифри. С нее хватит смерти, особенно теперь, когда впереди ее так много.

— Но я сама хочу убить Дшееш.

Она была все еще грязная, голодная и уставшая, и сидела на руках Фира, закутанная в его кофз в ожидании, пока слуги Тэррика наполнят горячей водой ванну, но в сердце уже жила месть.

Фир рассмеялся, и даже Прэйир хмыкнул, услышав эти слова.

— Шербера, линло, ты даже нам не оставила шанса отомстить за тебя. Все приспешники этого ублюдка сдохли в мучениях. Змеедевка была первой из них.

И теперь даже Олдин улыбнулся, увидев, насколько она разочарована.

Тэррик приказал магам запечатать дом самой сильной магической печатью до конца войны — тогда, если выживет, он решит его судьбу. Шербера выбралась на свет в объятьях своих господ, и, казалось, мир вокруг совсем не изменился: люди, снег, горячий воздух от очага, теплая, ждущая ее возвращения постель...

Но змеи помнили ее присутствие в той тьме. И люди и нелюди из войска видели, как умирали один за другим предатели, которые осмелились коснуться акрай самого фрейле, — и это был знак свыше. Когда Тэррик объявил, что его брат Сэррет лишен власти над войском в наказание за предательство, воины и маги южного войска без колебаний принесли присягу новому господину и поклялись защищать его ценой своих жизней.

Тэррик принял их клятвы. Их — и двух других, пришедших к городу тяжеловооруженных отрядов с севера, каждый по пять сотен воинов величиной. Новоприбывших отправили отдыхать и набираться сил. Основное войско уже строилось у стен города, устанавливало катапульты, которые прикатили на колесах северяне, точило железные перья, проверяло, как прилажены сбруи на животных, смазывало маслом кожаные доспехи, чтобы не потрескались в мороз.

За городской стеной тоже кипело оживление. В больших котлах на огне в доме, который когда-то служил общественной столовой, булькал яд, укладывались в связки и загружались на повозки стрелы, копья и болты, целители готовили мази, бинты, травы и шовные нити. В кухнях повара пересчитывали окорока и мешки с крупами и покрикивали на мальчишек, разливающих в огромные бочки у стены принесенную из городского колодца воду. Дело находилось каждому.

Шербера помылась, и ловкий мальчишка — она с удивлением узнала в нем того, кого Олдин спас от лихорадки — принес ей трапезу. Он был одет в чистую одежду и умыт, выглядел страшно довольным своей новой обязанностью и сразу же сообщил Шербере, что досталась она ему не просто так, а за заслуги лично перед господином.

— Я теперь буду жить здесь, в доме, и мне не придется больше спать в палатках воинов, Шерб. А еще — смотри, — мальчишка показал ей, — у меня есть кинжал. Нерпер дал его лично мне, а потом, может быть, он даст мне меч, как воину, и я тогда... — он услышал шаги в коридоре и спохватился, — ой, я же забыл сказать, что господин скоро к тебе придет! Я побежал!..

Тэррик вправду появился у нее, когда она еще ела. За ним пришли ее другие господа, и Шербера, доедая мясо и запивая его горячим ягодным отваром, тепло которого проникало, казалось, в каждый кусочек ее тела, рассказала своим мужчинам все, что рассказал ей Сэррет — и что показали Номариам и тьма.

Кувшины. Драконы. Зал с потоком высотой с небо. Зеленый от вражеских тел берег и слова об огне, который она должна зажечь. Пророчество, которое дала ей и другим магам Мать мертвых за день до великой битвы.

Шербера не знала, что оно значит. Образы были ясные — и в то же время она их не понимала. И как только маги ухитряются растолковывать видения, которые посылает им Инифри? Она могла придумать дюжину разных историй про пламя и кувшины, но какая из них будет верной?

— Ты не должна никому говорить об этом, Чербер. И вы тоже, пока я не прикажу, даже если змеемаги начнут спрашивать, — сказал Тэррик, расхаживая по комнате, когда Шербера закончила рассказ.

Она сидела на камне, поджав под себя ноги, и доедала лепешку. Фир и Олдин уселись на край ее постели, а Прэйир стоял посреди комнаты, скрестив руки на груди. Все они не проронили во время ее рассказа ни слова.

— Но маги спросят, — возразил Олдин. — И маги будут ждать от Шерб слов, ведь она теперь — одна из них.

— Если и так, они будут ждать чего-то большего, чем пересказа запутанного сна, — ответил Тэррик, поглядев на него. — И нам не стоит рисковать сейчас, если Шербера не знает, что означает это видения. Ты видел, сколько народу убило проклятье. Сэррета слушали и слышали многие.

— Но разве то, что сотворила с предателями магия керпереша, не лучшее доказательство того, что этот ублюдок ошибался? — спросил Фир. — Разве не лучше, чтобы воины боялись возмездия за попытку убить акраяр?

Тэррик ответил ему не сразу. Он подошел к окну и выглянул в него, и смотрел и смотрел, как внизу женщины и мужчины готовятся сражаться за город и все Побережье в битве, равной которых не бывало под двумя лунами этого мира.

— Страх — как трава сурхуз, которой ваши женщины лечат смертельную детскую горячку, — сказал он наконец, обернувшись и обращаясь к Фиру, но Олдин кивнул тоже, понимая, о чем речь. — Дашь одну щепотку — и лихорадка пройдет без следа. Дашь две или больше — и дитя охладеет и превратится в камень, как только мать выпустит его из рук.

Он решительно покачал головой.

— Мы не можем запереть акраяр, пока длится битва — они нужны войску, это их долг и их предназначение — служить своим воинам и Инифри. Мы не можем заглянуть в мысли тех, кто выйдет с нами на поле боя и проверить, нет ли среди них трусов и предателей, которых магия Шерберы не почуяла и не наказала. Но мы можем пройти свой путь до конца, каким бы он ни был: с честью, подняв голову и глядя врагу в глаза. Воины идут за мной благодаря надежде жизни, а не страху смерти. И я не собираюсь это менять. — Он посмотрел на Шерберу. — Я не могу.

— Тебя держит долг, фрейле, — подал голос Прэйир, — но у меня и кароса каросе нет войска в подчинении и нам не надо отвечать за жизни дюжин и дюжин людей. Мы не спустим с Шерберы глаз. Мы будем рядом.

— Ты могла бы помогать мне в доме целителей, — пробормотал Олдин, поднимаясь и подходя к Шербере. — И тогда я тоже мог бы не спускать с тебя глаз.

Она повернула голову и посмотрела на него, вставшего рядом, положив руку на ее плечо. Олдину гораздо легче было бы наблюдать за ней в палатке целителей, чем Прэйиру и Фиру — в гуще боя, где каждый если не размахивает мечом, то скрежещет зубами. Но у Шерберы тоже было предназначение. Она тоже не могла.

— Я буду участвовать в сражении, — сказала она мягко, положив свою руку на его.

Олдин наклонился и поцеловал ее и лоб, едва коснувшись кожи губами.

— Разве я этого не знаю, Шерб? — Он обернулся к Прэйиру и Фиру, и голос его остался таким же нежным, когда он проговорил: — Ты, славный воин, и ты, карос каросе. Берегите ее, иначе моя магия найдет вас и превратит воду вашего тела в песок.

Второй дракон прилетел к городу на закате, утомленно махая крыльями и выдыхая из ноздрей белый дым. Он пролетел низко над войском, разинув рот, и одного за другим ухватил зубами и отправил в свою голодную пасть дюжину рыболюдей. Люди-птицы шарахнулись в сторону, серебрясь в свете Ширы железными перьями, женщины-кобылицы ржали и осыпали дракона неистовой бранью, но сын Инифри не тронул никого из тех, кто умел думать и говорить. Устало выдохнув теплый зловонный дым, он унесся за город, к своим, беспокойно расхаживающим в круге растопленного снега соплеменникам, и вскоре улегся там спать, прикрыв глаза и изредка оглашая окрестности храпом.

Тэррик не думал, что темволд рискнут идти в лапы врагу посреди ночи, но Шира, как назло, была полная и чистая, так что они должны были быть готовы.

В городе горели огни, в поле развели костры. На переднем крае расставили стражу из видящих и чующих ночью: вервес, змеелюди, степные маги с фатхарами. Три разных народа, которые еще вчера жестоко сражались между собой за место на Берегу, теперь встали бок о бок у края лагеря и устремили взгляды вдаль, туда, где под светом серебряной луны казалась безбрежно-серым морем снежная долина.

Когда луна Шира взобралась на вершину неба и уселась там, наблюдая за происходящим внизу, Тэррик, господин господ, привел в исполнение свой приговор Сэррету.

Он не созывал на площадь народ: люди отдыхали, готовились к битве, ели, проводили время с любимыми — и отнимать у них это время он, как фрейле войска, не стал. Предатель заслуживал мучительной смерти, бесславной смерти в одиночестве, но Тэррик знал, что и Шербера, и все они хотели бы видеть, как он умрет.

Шербера, все они — и Волета. Умытая, согревшаяся, накормленная и тепло одетая, она пришла на площадь, растолкала собравшуюся толпу — народу было немного, но все же было — и подошла ближе, встав рядом с Шерберой.

— Рада, что с ребенком все хорошо, сестра, — сказала ей Шербера.

Волета погладила живот и молча кивнула. Может быть, она и проливала слезы по своему Займиру, этого никто не знал, но на людях Волета была пряма, как древко копья, и так же сдержана на чувства, как и другие ее господа. Никто не должен был жалеть предателя.

Повернув голову, она уставилась на привязанного к каменному столбу Сэррета, дрожащего от холода и уже давно переставшего смеяться, и, сделав два шага вперед, плюнула ему на голые посиневшие ноги.

Его лицо побелело от такого вопиющего оскорбления, тело напряглось и дернулось в путах.

— Как ты посмела, акрай?! Как ты посмела!

— Ты должен радоваться, фрейле, — заметил стоящий рядом с Шерберой Прэйир. — На ее месте я бы плюнул тебе в лицо.

По знаку Тэррика верный Нерпер с кинжалом-афатром в руке выступил вперед и приблизился к приговоренному. Толпа чуть сжалась вокруг них, охватывая столб кольцом, и на лицах присутствующих воинов, большая часть которых принадлежала, разумеется, южному войску, Шербера не заметила ни капли сочувствия.

Фрейле был их господином, когда вел за собой во славу Инифри. Теперь же перед ними стоял обычный пленник с обмороженными ногами и обвисшей мужской плотью... и люди знали: ни для славных воинов, ни для своих братьев фрейле не делают исключения.

— Поскольку твою смерть почувствует моя акрай, — начал Тэррик, чуть возвысив голос, чтобы слышали и другие, — она будет легкой. Иначе бы казнь твоя длилась несколько дней.

Сэррет бросил взгляд на Шерберу и промолчал.

— Если ты хочешь сказать что-то перед смертью, говори. Народ Побережья, — Тэррик обвел взглядом и рукой людей, стоящих вокруг, — милостив и готов услышать слова раскаяния любого, кто пожелает их произнести.

Сэррет дернул головой.

— Народ Побережья уже скоро исчезнет с лица этой земли, и ты вместе с ними. Просто убейте меня.

— Мы это сделаем, — склонил Тэррик голову, — но начала ты должен лишиться того, чем осквернил мою акрай. Ты недостоин умереть как мужчина, так что отправишься в бездну Инифри как скопец.

Сэррет выдохнул «Нет», когда Нерпер без малейшего колебания взял в руку его мужской отросток. Кинжал ударил резко и быстро, но боль пришла не сразу, и он еще успел ошеломленно проследить за тем, как часть его тела падает в грязный снег.

А потом истошно заорал. Сделал еще вдох и заорал снова, и тогда Нерпер выгнул его шею и полоснул лезвием уже по ней, и кровь брызнула в сторону Шерберы и остальных, запятнав землю и снег перед ними.

— Твоя магия умерла вместе с тобой, — снова сплюнула Волета, пока тело фрейле еще дергалось в связывающих его веревках.

Шербера сжала зубы, когда отголосок смерти Сэррета пришел к ней резким ударом боли в грудь, но потом тоже наклонилась и плюнула.

— Пусть Инифри вышвырнет тебя из своей колесницы.

Люди почти сразу же начали расходиться, и один из близких, очевидно, ожидавший неподалеку, подвел Тэррику взнузданного коня. Но сначала он приблизился к Шербере, неподвижно стоящей и наблюдающей за тем, как тело Сэррета снимают со столба.

— Ты устала, акрай. Но теперь ты можешь спокойно отдохнуть. — Он провел ладонью по ее щеке, а потом с заметной только ей неохотой убрал руку и отвернулся к ожидающим приказа воинам. — Тело вынесите за стену, выпустите кишки и оставьте там.

Шербера проследила за тем, как ее господин легко вспрыгивает на коня. Тэррик выпрямился в седле и сжал бока коня пятками, заставив его загарцевать на месте. Голос его разнесся по площади, перекрывая другие голоса, перекрывая, казалось, даже звон посуды и окрики ядоваров в общей столовой неподалеку:

— Народ Побережья! — воззвал он. — Вот и настало наше время, вот и настал миг, когда мы должны исполнить наше предназначение! Сегодня наша последняя мирная ночь перед боем. Побудьте с любимыми. Проведите время в тренировках или в крепком сне. Помолитесь Инифри, как бы вы ее ни называли, и попросите у нее ясной погоды и безоблачного неба, чтобы нам было лучше видно, как корчатся в последней судороге ублюдки-темволд и их зеленокожие собаки!

Он поскакал прочь, сопровождаемый согласным ревом провожающих его людей, и Шербера обернулась к Олдину, Прэйиру и Фиру.

— А что будем делать в эту последнюю ночь мы? — спросила она, потирая слипающиеся от усталости веки костяшками пальцев.

— Ты будешь спать, акрай, — сказал Фир. — А мы все будем хранить твой сон.