По образу и подобию (СИ)

Глава 30. Дневник Эринии Конерс (15–17 августа 1958 года)

Дневник Эринии Конерс

Ленинград, 15 августа 1958 года.

Наверное, нет смысла вести дневник, если забывать про него так надолго. Но, с другой стороны, о чем было писать? Если только о том, как пыталась выучить программу средней школы за несколько недель. Будь у меня пару месяцев назад хоть какое-то представление о том, сколько всего надо знать и сделать, то идею с институтом откинула бы сразу. Или отложила бы на год.

Все оказалось слишком сложным для меня. Книги, книги, книги… Неужели кто-то может все это запомнить? Агнесса Ильинична научила писать конспекты, выбирая из текста только ключевые мысли. В итоге стопки тетрадей и огромная мозоль на среднем пальце. Интересно, эта мозоль так и останется навсегда? Или пройдет? Хотя, если поступлю, уже предвижу, писать придется столько, что у мозоли никаких шансов сойти.

А если не поступлю?

Агнесса Ильинична говорит, что тогда можно будет устроиться в больницу санитаркой. Так многие начинают, это бесценный опыт. Вот Ланаор удивится, если так оно и получится. Спросит: «Душа моя, а чем ты там занимаешься?». А я ему расскажу, как полы мою в больнице и утки меняю. Может, будет так потрясен, что сразу замуж позовет?

Скажет: «Душа моя, зачем ты так себя мучаешь, и меня тоже. Мне так одиноко без тебя, давай поженимся». А я поведу бровью и отвечу: «Дорогой, это все, конечно, замечательно, но тебе придется немного подождать, я твердо намерена подготовиться и поступить в Первый медицинский, с успехом его закончить. А там, как знать, может, еще профессором захочу стать». Он схватится за сердце, а я такая возьму его за руку, пульс нащупаю: «Хм, — скажу, — да у вас легкая тахикардия, дорогой. Чаще гуляйте на свежем воздухе, а еще я вам выпишу успокоительный сбор».

Но такого никогда не будет.

И я тоже хороша, напридумывала себе всякого.

«Хорошо, если ты никогда этого не поймешь, — сказал тогда Ланаор, — просто прими как данность. Я был женат на девушке, о которой мечтал. Я был с нею счастлив, но не смог уберечь. Не собираюсь больше ни с кем связывать свою жизнь, это равносильно предательству. Ты права, я должен отпустить те события. Но это не значит, что смогу забыть. Я не хотел становиться объектом твоей первой влюбленности, всегда относился к тебе как к младшей сестренке. Относись и ты ко мне как к родственнику. И закроем этот разговор раз и навсегда».

Все экзамены позади, на следующей неделе должны вывесить списки поступивших. Найду ли там свою фамилию?

Завтра отправляемся с Агнессой Ильиничной в Ариманию. На этот раз на весь день. Последнее время совсем ведь не гостили, так, набегами. Я к папе Виттио на прием больных, Агнессе Ильиничне открывала портал к дому Карпенко. Когда прием заканчивался, буквально пять минут на обед с родными, а там уже и Агнесса Ильинична ждет. У меня на общение с Наташей и Егором Николаевичем времени особо не было, да и желания, признаться, тоже. Последние пару раз Агнессу Ильиничну Роман провожал. Просто здоровались, обменивались дежурными фразами. Вижу, как плохо ему.

Чувствую себя виноватой.

Хорошо, что Агнесса Ильинична все понимает, ни слова о внуке. Да и вообще.

Много раз вспоминала тот разговор с Егором Николаевичем, понимаю, что как отец он прав. У меня, действительно, еще ветер в голове, разве такая жена нужна Роману. Дорогая Всевидящая, пожалуйста, пусть он встретит хорошую девушку и забудет про меня. Пожалуйста.

Одно хорошо, не будь того разговора, не оказалась бы я в Ленинграде. Агнесса Ильинична говорит, что все, что ни делается, к лучшему. Может, так оно и есть.

Надеюсь, завтра у Ланаора не будет важных дел, и он найдет время, чтобы вместе пообедать или поужинать. Мы почти не говорили последнее время. Когда сильно уставала от учебы, просто подходила к зеркалу и открывала портал. А он всегда как чувствовал. Уже стоял напротив и ждал. «Как дела? — Хорошо. — А у тебя? — Тоже». Вот и весь разговор. Посмотрим друг на друга, помолчим. Потом я назад к учебникам.

Элоя рассказала, что на месте его разрушенного дома теперь просто лужайка. Одно время горожане чего только не говорили, столько домыслов наплодилось. Все ждали появления нового дворца, но, видимо, зря. Мне кажется, Ланаор сейчас и вовсе где-то в Акатоне обосновался, а в Тиильдере если и задерживается, то только у Великого Магистра. Если подумать, то Акатону теперь куда больше подходит быть столицей, чем Тиильдеру. Возможно, к этому все и идет.

Пусть завтрашний день будет хорошим. В Ариманию потихоньку приходит весна. Хоть Агнесса Ильинична и считает, что наша весна не такая, но все же это весна. Мир оживает, появляются первые цветы. И небо синее, и на душе как-то радостнее.

Дневник Эринии Конерс

Тиильдер, 16 августа 1958 года.

Стоило оказаться дома у родителей, те сразу набросились с расспросами. Я им сказала, что списки зачисленных будут только на следующей неделе, но я не уверена, что наберу проходной балл. Иван Ефремович, хороший знакомый Агнессы Ильиничны, настоящий маг химии, считает, что первый вопрос надо было раскрыть лучше. И в сочинении не уверена. Будь что будет. Призналась, что и в санитарки готова. Папа Виттио одобрил мою решительность.

Потом был опять прием больных, все как обычно. Папа говорит, что у меня получается все лучше и лучше, но все же чувствуется, что нет специального образования. Я понимаю. Сначала отучусь в Ленинграде, потом буду искать наставника здесь. Стану уникальным целителем, владеющим науками двух миров. Мы говорили об этом после окончания приема, как вдруг зашла мама Элоя:

— Там еще один пациент, не по записи, но говорит, что вопрос жизни и смерти.

А сама как-то странно на папу посмотрела.

— Раз все так серьезно, то, конечно, надо принять, — ответил папа Виттио.

А потом повернулся ко мне:

— Уважаемый коллега, этого пациента я, пожалуй, доверю вам целиком и полностью, а у меня есть еще одно посещение на дому, срочное.

Только они вышли, в кабинет заглянул Ромка.

— Доктор, можно?

Я, конечно, тоже скучала. Но вот если бы чуть меньше радости в его глазах. Ромка, Ромка, что же мне с тобой делать?

— Вы ошиблись, у меня еще нет лицензии, я всего только ассистент, если вам нужен целитель, то подождите возвращения Виттио Конерса, — поясняю доброжелательным тоном, не поднимаясь из-за стола.

— Но я не могу ждать ни минуты, — отчаянно заламывает руки посетитель.

— Хорошо. И что вас беспокоит?

— Сердце… — Ромка страдальчески приложил руку к груди.

Не живи он небом, из этого человека вышел бы отличный комедиант.

— Ром, не начинай, — попросила я, дав понять, что не желаю участвовать в этой комедии.

— Ой, доктор, простите, немного попутал. Коленка болит. Так, что еле хожу.

Закрыв дверь, хромая, Рома подходит к кушетке у стены и буквально падает на нее.

На всякий случай просматриваю внутренние токи, все у него отлично, здоров как бык.

— Ваша коленка в прекрасном состоянии, — сообщаю с улыбкой.

— Доктор, но вы ведь ее даже не пощупали, как вы можете так утверждать?

Но не на ту напал.

— Если вы обратились за помощью именно к нам, то должны знать, что ассистент доктора Конерса практикует диагностику на расстоянии. Уверяю вас, с коленкой никаких проблем.

— А рука? Вот здесь совсем плохо сгибается, — Ромка демонстративно охает, поднимая локоть.

Тщательно протираю перо ручки и убираю ее в футляр.

— И с рукой у вас тоже все в порядке.

— Да? — удивляется Ромка.

Он пошевелил рукой с явным облегчением.

— Спасибо, доктор, и правда, как вы сказали, что все хорошо, тут же отпустило.

— Вот и прекрасно. Больше жалоб нет? — поправляю сложенные в стопку карточки больных, теперь на столе идеальный порядок.

— Что-то здесь в глазу беспокоит, вы бы посмотрели, доктор?

Вот ведь фантазер. Подхожу к шкафу, достаю щипцы для простерилизованных бутыльков.

— Доктор, а это зачем? — встревожился Ромка.

— Глазорасширитель, в своей работе мы используем самые прогрессивные методы.

Ромка в ужасе отшатнулся, даже головой о стену ударился.

— Что-то мне как-то не очень нравятся современные методы, — жалобно залепетал, потирая затылок, — доктор, а вы можете посмотреть по-старинке?

— Так вы, оказывается, ретроград? — бросаю разочарованно.

— А что это такое? — встрепенулся Ромка.

— Человек, который противится развитию и прогрессу.

Ромка опасливо косится на щипцы в моей руке.

— В некотором смысле…

Делаю шаг вперед.

— Абсолютный, совершенный ретроград! — выпаливает Ромка. — Оля, умоляю, убери от меня это!

— Но как же глаз, он ведь явно беспокоит?

— И глаз уже тоже прошел, только убери эту страшную штуку от меня подальше.

— Рада была помочь, — прыснула я и вернула инструмент в шкаф.

— Ну, знаешь… — выдыхает незадачливый пациент.

Осознав, что опасность миновала, снова разулыбался.

— Поехали кататься? За городом сейчас так здорово. Там мамка собрала корзинку, пообедаем на природе. Оль, клянусь, я не буду тебе досаждать, просто дружеское общение. Тебя так давно не было, поболтаем. Едем?

Как было не согласиться?

Он прекрасно управляется с машиной. У меня кружилась голова от скорости, а Ромка все время сыпал шутками. Было и страшно, и смешно, и так волнительно. А еще он показал мне огромную стройку, недалеко от испытательного полигона скоро будет целый институтский комплекс со студенческим городком. Потом мы устроили пикник, съехав с дороги в небольшую редкую рощицу.

— Ром, мне пора.

— Оль, ты только не уходи вот так, давай я тебя до дома довезу?

Он вернул меня к дому Конерсов.

— Агнесса Ильинична сказала, что ты хотела провести здесь два дня. Может, рванем завтра в Этиндер? Правда, добираться часов пять, там в двух местах ремонт идет. Если пораньше выехать, самое то, в обед будем на месте. Едем?

— Нет, Ром, на завтра у меня уже есть планы. Давай в следующий раз?

Вижу, расстроился.

— Ром, если ты будешь так огорчаться, я все-таки сотру из твоей упрямой головы все воспоминания обо мне.

— О, тогда тебе придется стереть всю мою жизнь.

— Не дави на жалость, это бесполезно. И вообще, зато ты станешь, наконец, счастливым человеком.

— Оль, а с чего ты взяла, что я сейчас несчастен?

Ромка опять улыбнулся своей сияющей улыбкой.

— Если что, я уже записался на прием на следующую субботу. Я теперь стану твоим самым преданным пациентом.

На том и разошлись.

Мне нужно было поговорить с Ланаором об изменении образовательных программ. Понимаю, что кто-то этим занимается, но мне некогда разбираться, просто озадачу, а там пусть сам решает. Кажется, у него было вполне благодушное настроение, потому что нашла я его в Акатоне. Он сидел на высокой крыше и любоваться слиянием неба и моря на горизонте.

— Чудесный вид! — бодро сообщила я, едва не потеряв равновесия на закругленном коньке.

— Нигде от тебя нет покоя, — проворчал Ланаор.

Не прогнал, и то хорошо.

Я осторожно примостилась рядом. Сидеть на черепице было не очень удобно, но просить перейти в более подходящее для разговора место я не решилась. Зато придвинулась ближе и вцепилась в его руку, положив голову на плечо. По-сестрински.

Мы какое-то время сидели молча. Под ногами лежал Акатон, его аккуратные дома сбегали вниз к верфям, за которыми простиралась водная гладь. Солнышко припекало почти по-летнему, однако с моря тянуло прохладой, и мне было очень уютно сидеть вот так, прижавшись к сильному и надежному плечу.

— Тебе нужен отдых, зря от Этиндера отказалась, — прервал молчание Ланаор.

— Откуда ты?..

— Нет, я не слежу за тобой, просто ты так громко думаешь, что тебя невозможно не услышать.

Вот это удар. Это был самый настоящий шок.

— Ты читаешь мои мысли? — растерянно пробормотала я.

— Поверь, это то еще испытание.

— Почему? — глупо спросила я.

— Душа моя, твоя голова забита огромным количеством противоречий. И с возрастом их количество только возрастает.

— Ну и дурак, — не успев подумать, огрызнулась я и поднялась.

Я шагала прочь по хрустящей черепице, судорожно соображая, что мне с этим всем делать. А потом открыла портал к учителю.

— Пожалуй, он все же преувеличивает, — сказал Великий Магистр, выслушав мой рассказ.

— Насчет противоречий? — уточнила я на всякий случай.

Магистр почесал лоб узловатыми пальцами и качнул головой.

— Нет, вряд ли он может читать все твои мысли. Скорее, догадывается. Но, думаю, тебе это все же неприятно. В свое время, когда мы практиковали проникновение в чужое сознание, одной из обязательных дисциплин для магов была ментальная защита. Как-то я упустил этот момент в твоем обучении, если хочешь, могу научить закрываться от считывания.

— То есть…

Не знаю, как насчет увиденных Ланаором противоречий, но в этот момент мои мысли прояснились как никогда.

— Подождите… Вы же специально меня этому не научили! То есть получается, что все это время Ланаор за мною наблюдал? Скажите, вы ведь специально, чтобы он мог шпионить и докладывать обо всех моих… о том, что у меня в голове?

Внимательно выслушав поток догадок, Великий Магистр совершенно невозмутимо ответил:

— Девочка моя, с твоим непредсказуемым характером и неожиданно открывшимися способностями ты представляла собой довольно серьезную угрозу. У нас просто не было другого выхода.

Мне надо было несколько минут, чтобы осознать такую новость.

— А теперь уже не представляю?

— Видимо, нет. Раз Ланаор отправил тебя ко мне.

— Я сама пришла! — я даже подскочила, кипя от негодования.

— Разве? — Великий Магистр улыбнулся.

Как понять, манипулировали тобой или нет? Наверное, теперь уже никак.

Магистр показал несколько простых приемов, когда я их освою в совершенстве, то буду готова к следующему шагу.

Вот такие новости.

Дневник Эринии Конерс

Ленинград, 17 августа 1958 года.

Мне приснился странный сон. Будто мы с Романом поехали в Этиндер, а там вместо побережья отправились в гостиницу. Мы с Ромкой раньше уже целовались, а на этот раз решили зайти дальше, но явился Ланаор и потребовал, чтобы я пошла с ним. Я отказалась, мы сильно поскандалили, Ланаор ушел. А я крепко обняла Ромку и смогла перенести нас в Ленинград. Потом вернулась за Агнессой Ильиничной. Мы стали жить с Ромой в моей комнате у Агнессы Ильиничны как муж и жена, потом родился сын. Мы были счастливы. Удалось оформить все документы, Роман стал летчиком. А потом его самолет разбился. Он должен был выполнить какую-то фигуру на новом самолете, и что-то случилось, самолет потерял управление и рухнул на землю. Это я прочитала в глазах важного начальника, вслух никто ничего не говорил, только соболезновали. Сыну было три года. Помню, как я плакала…

Проснулась и даже не сразу поверила, что все это было обычным сном.

А Ромка, действительно, приехал рано утром. Сказал, что сердце у него не на месте, на расстоянии чувствует, что мне плохо. Опять звал в Этиндер. Если бы не такой страшный сон, точно согласилась бы. А так мы сидели в его машине, и Рома никак не мог понять, что со мной, наверное, у меня вид был совсем потерянный. И тогда я рассказала, что в детстве меня не стали учить закрываться от проникновения в сознание, хотя всех магов этому учили в первую очередь, и что Ланаор все это время знал все мои мысли, все, что со мною происходит. Ромка нахмурился, но потом сказал, что на этот раз Ланаор поступил честно, признавшись. Он ведь мог и дальше следить за мной, но сделал так, чтобы я начала от него закрываться. Получается, что это даже хорошо, он начал считать меня взрослой.

Хотя Ромкины слова звучали убедительно, моя обида на Ланаора ничуть не уменьшилась. Даже хуже. Получается, что он меня и правда считает ребенком до сих пор. Считал.

Не выдержала и рассказала свой сон. А Ромка улыбнулся и заявил, что все это глупости и я напрасно так расстроилась. Во-первых, Ланаор не станет вмешиваться в наши отношения, тем более в такие минуты. Во-вторых Ромка заверил, что не стал бы оставаться в Ленинграде и сразу вернулся бы обратно, потому что у него здесь работа, которую он ни за что не бросит. Я спросила, даже ради меня? Он подумал и ответил, что я не должна ставить так вопрос, потому что сама должна быть благодарна Аримании за все, что имею.

Эти слова больно укололи. Может, я бы и с Ромкой успела поссориться, но к машине подошел наш курьер. Увидев черный конверт, я тут же забыла про все мелкие неприятности. Вышла, приняла послание, курьер тут же уехал. Ромка тоже вышел, попросил меня не расстраиваться, сказал, что я самая красивая и самая смелая девушка всех миров. А еще поинтересовался, понравилось ли мне быть вместе с ним во сне. И с хитрой улыбочкой сказал, что в реальности все будет так, как я и представить не могу в самых смелых мечтах. Пока соображала, что ответить на такое наглое заявление, он засмеялся. «Все будет хорошо» — заявил этот нахал и уехал.

В конверте было имя и совершённое преступление. Как и ожидалось.

Конерсы тоже видели курьера. Во время завтрака мы говорили о всяких глупостях, даже Лин вела себя как ни в чем не бывало. А потом я отправилась к осужденному.

Наверное, я и правда повзрослела, потому что раньше мне достаточно было увидеть подтверждение преступления в воспоминаниях человека, чтобы незамедлительно приступить к стиранию личности. Теперь мне стали интересны мотивы.

Мы долго говорили с этим человеком, я узнала всю его жизнь. В какой-то момент стало жаль преступника, может, сложись его жизнь иначе, он и не стал бы таким.

— Я видел уборщика улиц со стёртыми воспоминаниями. Я не хочу такого. Лучше усыпи меня, — попросил он.

— Если не хочешь, почему позволил гневу затмить твой разум?

— Я потерял контроль над собой, когда увидел их вместе. Тебе, наверное, еще не понять, ты так молода. Не делай меня посмешищем, просто усыпи, будь милосердной. Я знаю, что ты стала целителем, говорят, у тебя доброе сердце. Прошу тебя.

И тогда решила дать ему шанс. Этот человек и так наказан тем, что творится в его душе. Может, теперь он решит искупить вину и сделает много полезного людям. По моему приказу его освободили. Про себя решила, что буду просто за ним наблюдать, в случае необходимости успею привести приговор в исполнение.

Два часа я гуляла вдоль линии прибоя, закидывая брошенные волной ракушки обратно в воду. А потом вернулась к преступнику, но случилось то, чего я никак не могла ожидать. Он повесился. И уже ничего нельзя было изменить.

Я не стала стирать его воспоминания и тем убила.

Вернулась к Конерсам, потом за Агнессой Ильиничной и домой, в Ленинград.

Агнесса Ильинична тоже чем-то расстроена, но я была уже не в силах спрашивать, чем. Мы просто поужинали молча и разошлись по комнатам.

Кажется, эти выходные совсем не задались.