По старой дороге далеко не уйдешь

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

У Наташи был день рождения. Никогда его не отмечала, а в последнее время даже невзлюбила — он делал ее на год старше. Утром к ней явилась тетя Поля, поздравила и ушла в церковь. Наташа сидела у окна и, глядя на пустынный двор, думала об Иване. Со времени их последней встречи прошло больше месяца. Она все же надеялась, что он придет, и упрямо ждала, ждала. Вечерами торчала дома, вязала шерстяную кофточку, а когда закончила ее, взялась за шапочку. Но Иван не приходил. «Не может простить… Надо выбросить его из головы, забыть, поставить точку». — Наташа, тряхнув головой, подошла к телевизору, включила его. Передавали выступление самодеятельности. Пел хор. Народные песни трогали, брали за душу. Потом началась пляска. Перед девушкой в расшитом сарафане лихо выплясывал парень в цветастой рубахе. Девушка не замечала его, глядела в сторону. На сцену выбежали еще два парня и две девушки, и плясовой вихрь закружился. Наташа так увлеклась передачей, что не слышала, как в дверь позвонили. Когда на сцене на какие-то секунды стих гром музыки, она услышала резкий звонок. «Кто это?» — подумала она и неохотно пошла открывать. В раскрытых дверях стоял Страхов.

— С днем рождения, Натка! — он протянул завернутый в газету букет живых цветов.

Вот уж кого она не хотела видеть! Но выгонять Страхова было как-то неудобно. Соображая, как бы от него отделаться, Наташа спросила:

— Откуда знаешь о моем дне рождения?

— У тебя короткая память… Забыла, как мы его отмечали? Помнишь, какой я тогда принес подарок?

Наташа покачала головой:

— Нет, не помню…

— А я все помню. — Страхов положил букет на стол, по-хозяйски прошел к вешалке, начал снимать пальто.

— Не вовремя ты явился, Страхов, я собралась уходить, у меня дела.

— Как не вовремя? У тебя такой день! А дела можно отложить, Натка. — Он повесил пальто.

Самоуверенность Страхова раздражала Наташу, она заволновалась:

— Я серьезно говорю, у меня нет времени.

Страхов улыбнулся и, не зная, верить ей или не верить, глядел на нее во все глаза.

— Человек приехал к тебе с цветами поздравить, пожелать здоровья, полчаса-то найдешь?

— А что это тебе даст?.. Оставь меня, вот твои цветы, они мне ни к чему. — Она взяла со стола букет и протянула его Страхову.

Он смотрел на цветы, растерянный и изумленный.

— Бери, бери! — настаивала она.

Страхов был в смятении.

— Брось, Натка, нехорошо так, я тебе не враг.

— И не друг. Просто — незваный гость… — Она не договорила, сунула букет ему в руки, подошла к вешалке, надела пальто, перед зеркалом натянула на голову шапочку, поправила волосы. — Я ухожу, одевайся! — Наташа повернулась к Страхову.

— Что ж так, Натка? — Он вконец растерялся.

— Одевайся, одевайся! — поторапливала она.

— Может, милицию позовешь?

— Позову, дождешься!..

«Черт, а не баба, — подумал Страхов. — Влюблена, что ли, в кого или просто не в духе?» Помедлив, он снял пальто с вешалки.

— И больше не приходи! — сказала Наташа, и в голосе ее отчетливо прозвучала неприязнь и категоричность.

— И не приду! — злобно произнес он, в бешенстве схватил цветы и хлопнул дверью.

«Так-то», — проводила его взглядом Наташа.

Минут пять она стояла, не зная, что делать. Она вовсе никуда не собиралась. Идти ей было некуда. Но после визита Страхова нервы были так напряжены, что лучше было уйти из дома, бесцельно побродить среди людей, отвлечься. Она подождала еще немного, заперла квартиру и спустилась вниз.

На улице было морозно, дул ветер. Наташа подняла воротник, закрыла подбородок шарфиком. Шла, то и дело оглядываясь: не выслеживает ли ее Страхов? Сейчас она ненавидела его за самолюбование, за эгоизм. «Пропадал бог знает где. Опомнился и явился… Хотел, чтоб я смирилась с участью всепрощающей жены. Какая я ему жена? И какой он мне муж? Мне нужен человек, а не мразь, какой навсегда останется Страхов».

Думая о себе и о своей жизни, она еще некоторое время ходила по улице. Потом, надышавшись свежим воздухом, вернулась домой. От нечего делать полила на окнах цветы, влажной тряпочкой протерла каждый листочек. Снова зазвонил звонок. «Неужели Страхов вернулся?» — испугалась Наташа. Но это была тетя Поля.

— Бог счастье прислал!

Эту фразу тетя Поля произносила всегда, когда приходила к Наташе из церкви. Она опустилась на диван и начала рассказывать о проповеди, о святых мучениках. Наташа слышала эти истории уже много раз и знала, если старуху не остановить, она не поленится повторить их снова.

— У тебя, тетя Поля, все одно и то же… Устала я, хочу отдохнуть.

— Отдыхай, родимая, отдыхай, а бога-то вспоминай. Он тебе зла не делает.

— А кто его знает, тетя Поля? Может, и делает.

— Христос с тобой, опомнись! Разве можно так?

— Опомнилась, тетя Поля, жизнь потребовала.

— Жизнь, голубушка, требует многого. Грехи одни от этого.

— Ладно, тетя Поля, довольно, — Наташа махнула рукой. — Говорю же: устала я.

— Я тоже, родимая. Три часа в церкви простояла. Зашла на минутку. Христос с тобой, отдыхай.

Тетя Поля поднялась, схватилась за поясницу, заохала и, стуча об пол палкой, с которой она теперь не расставалась, ушла.

«Неужели я буду такой же? Одинокой, старой, никому не нужной? И в утешение — церковь? Ни за что! Надо выйти замуж! Но за кого? Иван?.. Бог с ним, коль не может простить, трогать его не стану. Борис Колесов?.. Хороший человек, нравится мне… Но у него жена, двое детей. Строить счастье на несчастье других?..»

Наташа встала, прошлась по комнате. Чтобы развеять мрачные мысли, пошла в ванную, разделась, встала под поток теплой воды, потом долго терла смуглое тело мохнатым полотенцем. Разобрала постель и легла спать.

Утром проснулась бодрая — ни усталости, ни сумятицы мыслей. Выпила кофе, съела бутерброд и отправилась на работу.

На завод она ездила с удовольствием. Там кипела жизнь, там Наташа не так остро чувствовала свое одиночество. Чем труднее попадалось дело, тем охотнее она бралась за него, испытывая удовлетворение от того, что разработанная ею технология внедрялась в производство. В дни испытаний подолгу оставалась в цехе и наблюдала за работой токарей, фрезеровщиков. Особенно любила бывать на слесарном участке — все изготовленные детали приходили сюда. Слесари производили сборку, голые каркасы обрастали деталями, приобретали формы машин и приборов.

Она сошла с автобуса, влилась в поток людей, спешивших на завод. В проходной предъявила пропуск, направилась к себе в техотдел. В комнатах пока еще никого не было. Подошла к своему столу — и замерла: в резной вазочке, наполненной водой, стояли живые цветы. Взяла вазочку, поднесла к лицу, вдохнула аромат. «Кто принес их? Борис? Конечно, он». Поставила вазочку на стол, села и задумалась.

Вспомнила, как оттолкнула от себя Бориса, этого, в общем-то, хорошего, славного человека. Потом встретилась с Иваном, что-то всколыхнулось в душе. Но в тот первый вечер по ошибке назвала его Борисом. «Борис, кто он такой?» — спросил тогда Иван. Она ушла от ответа, думала, что с Колесовым все кончено. А вот надо же: оказывается, он ее не забыл.

Она взялась за работу. На столе лежали потрепанные, захватанные руками старые чертежи, которые она забрала из цеха, чтоб в свободное время перечертить их. Старые чертежи были выполнены карандашом. Полустертые линии и цифры едва различались. Чтобы не делать пустой работы, новые чертежи стала чертить тушью. Закончив чертеж, откладывала его, бралась за следующий.

Между тем подошло время обеденного перерыва. В столовую Наташа ходила редко. Обычно приносила что-нибудь с собой, раскладывала на своем рабочем столе и ела. Сегодня она не стала вытаскивать свой пакетик, ее тянуло в столовую, где она могла встретиться с Колесовым. Он был переведен для налаживания производства в отстающий цех, и она его видела только изредка, да и то издали, когда он шел на работу или возвращался с завода домой. Ей вдруг захотелось узнать, как он живет, наладились ли у него отношения с женой.

В заводской столовой было многолюдно и шумно. Наташа знала, что Борис всегда обедал за крайним столиком у окна, — сейчас его там не было. Заняла очередь в кассу, выбила чек. Подошла к раздаточной, получила обед. С подносом в руках раздумывала: садиться за столик Бориса или пройти дальше, сесть за соседний. К счастью, кругом все столы были заняты. Тогда она решительно подошла к столику у окна и села на тот стул, на котором сидела всегда, когда они обедали вместе с Борисом. Расставила тарелки, бумажной салфеткой протерла ложку и вилку и принялась за обед. Борщ был горячий, обжигал губы. Она ела медленно, не переставая думать о Борисе.

— Разрешите присесть?.. — вдруг услышала голос.

Робко подняла глаза. Перед ней стоял Борис, осунувшийся, похудевший.

— Пожалуйста, место свободное, — пожала она плечами.

Борис сел напротив нее, взял ложку, попробовал борщ, поморщился:

— Горячий.

— Горячий, — участливо повторила она.

Оба молчали, ощущая скованность, боялись посмотреть друг на друга. После столь продолжительной разлуки не находили слов.

— А вы на новой работе заметно похудели, — взглянув на Бориса, первой заговорила Наташа, обращаясь к нему на «вы».

— Просто давно не виделись, — оживился он. — А работа как работа, двигаем потихоньку прогресс. — Он хотел сказать, что похудел вовсе не из-за работы, а из-за того, что пришлось пережить много семейных неприятностей, но вместо этого спросил: — А ты как живешь?

— Как всегда — работаю, отдыхаю, сплю, ем… Чего же еще?

— И так до самой смерти? — Он почувствовал в ее словах горькую иронию.

Она опять пожала плечами:

— А бог его знает! Может, и до самой.

— Плохо, — покачал он головой.

— А что делать? Лучше не получается.

— Бывает… — согласился он. — У меня тоже не получается.

— У тебя жена, дети. Это много значит.

Он помолчал, потом произнес:

— Конечно, семья много значит… Но у меня ее нет…

— Как так?! — воскликнула Наташа.

Он положил ложку на стол.

— Так вот… С женой разошелся, а новую не нашел.

— Ты разошелся с женой? — переспросила Наташа. — Зачем же?

— Бессмысленно мучить друг друга. У нас нет ничего общего.

— Но раньше-то было…

— Казалось, что было, а жизнь показала, что нет. Наташа поставила локти на стол, обхватила ладонями лицо и глухо спросила:

— А дети?

— Разделили: мальчика взял я, жена — девочку.

— Где же ты теперь живешь?

— Пока у родителей… Завод отстраивает новый дом. Буду хлопотать о квартире. Думаю, не откажут.

Наташа знала немало случаев, когда люди расходились, потом снова сходились, и ей подумалось, что и о Борисом может случиться то же самое.

— Погорячились вы… Пройдет время, снова вместе будете.

— Исключено, Наташа. — Колесов отодвинул стакан с компотом. — Бывшая моя жена сошлась с другом своей юности.

— Это еще ничего не значит…

— Как не значит? — рассердился Колесов. — Что развалилось, снова не склеишь.

— Бывает, склеивают.

— Но не крепко. Уж лучше все снова начать.

«Лучше все снова», — мысленно повторяла Наташа, помешивая ложечкой кофе.

Она больше не задавала вопросов. Из столовой они вышли вместе. «Теперь она знает все: я свободен, я не один, у меня сын», — думал Борис, шагая рядом с Наташей.

— Это ты мне сегодня принес цветы?

— Да. Я хотел вчера привезти их тебе домой, но постеснялся.

— Чего же? И впредь стесняться будешь? — Лицо Наташи осветила улыбка.

— Почему же? — обрадовался Борис. — С твоего согласия могу прийти хоть сегодня. — Он смело посмотрел ей в глаза.

Наташа понимала, что настал момент сказать свое слово, от которого зависело все.

— Сегодня? — Она помолчала и тихо добавила: — Приходи… Только захвати мальчишку.

— Какого мальчишку? — не сразу понял Борис.

— Сынишку. Хочу посмотреть на него. Приходите вместе. Я буду очень рада.

Борис почувствовал, что в горле встал комок. Хотел что-то сказать, но не смог.

— До вечера! — улыбнулась Наташа…

После работы она зашла в кондитерскую за тортом. Потом заехала в «Детский мир», купила заводную машинку, коня, мяч.

Дома распаковала игрушки. Наполнила конфетами до краев вазу, переоделась в праздничное платье. И, когда зазвенел звонок, волнуясь, открыла дверь.

Колесов держал за руку мальчика лет двух-трех. В другой руке у него был сверток.

— Проходите, проходите…

Наташа присела перед мальчиком на корточки и начала его раздевать. Развязала цветной шарфик, сняла пальто и шапочку.

— Вот мы и готовы. Какой у тебя красивый костюмчик!

Мальчик молчал, хлопая ресницами. У него были карие, как у Бориса, глаза, широкие скулы и большой лоб. Наташа взяла его на руки, и села на стул.

— Как тебя зовут? — склонилась она над ним.

— Саса, — пролепетал чуть слышно мальчик.

— Ну вот, Сашенька. Конфеты любишь?

— Любью.

— А еще что любишь?

— Все любью.

Наташа развернула плитку шоколада и дала малышу. Мальчик взял ее обеими руками и охотно стал есть. Тающий шоколад пачкал его губы и щеки, Наташа то и дело вытирала их платочком.

Колесов с улыбкой наблюдал за ними, любуясь Наташей и сыном. Он не стал им мешать. Развернул свой сверток, достал бутылку шампанского.

— Где у тебя вилки и тарелки?

— Ты, Борис, извини… — Наташа на секунду отвела глаза от малыша. — Хозяйничай сам. Посуда на кухне. Не забудь принести торт. Он на окне.

Бориса не смущала роль хозяина. Он расставил посуду, открыл шампанское, наполнил бокалы и позвал Наташу к столу. Когда она села, не выпуская из рук малыша, он торжественно произнес, поднимая бокал:

— Сегодня у меня один тост — за твое рождение!

Тост был кстати. Наташа чувствовала себя так, как будто на самом деле присутствовала при своем втором рождении. Придерживая одной рукой мальчика, другой она подняла бокал, звонко чокнулась с Борисом и немного отпила. Поддела ложечкой кусочек торта и опять занялась ребенком.