Подарок Параскевы

Глава 16: Ночка тёмная…

Матвей, как только ночь на порог, не задумываясь, лёг и мгновенно уснул. Не только потому, что не спал толком целых полгода. Мыслями мучился. А ещё и потому, что Марьяна подала надежду. Надежда, что Параскева во сне явится, всё лучше, чем совсем без неё. Алёнка уже заснула, а значит, и ему спать пора. Лёг, и только голова коснулась подушки, — провалился в сон.

Сон, чёрный и глухой, длился долго. Матвей подсознательно подгонял его, повторяя: «Хватит, хватит уже… Где ты, любимая? Приди. Не томи меня, грешного…» И вот, словно услыхав муженька, она явилась. Затрепетала свеча, заиграли на стенах тени. Скрипнула дверь и в горницу вошла Параскева. Села на краешек кровати, погладила мужа по голове и прилегла рядом, плотно прижавшись к нему, как две ложечки: прибор к прибору. Вошла в сон и сразу ладошку ко рту:

— Молчи, Матвеюшка. Молчи. Как же я по тебе соскучилась. Пришла я не скажу, что по праву. Нет у меня прав навещать тебя. Но я всё равно буду. Только не произноси моего имени. Как только произнесёшь, меня и поймают с поличным. А ещё в бане. В бане безопасней всего. Там моя вотчина. Там я могу установить охранную магию. Для конфиденциальности положено. Поэтому ходи, Матвей, в баньку почаще. Там мы с тобой можем свидеться. А теперь обними меня. И поцелуй. Пусть всё это не по-настоящему, но грёзы — преддверие к настоящему. А у нас оно было. И, дай Бог, будет ещё.

Матвей повернулся к ней лицом и так крепко обнял, как только можно обнять женщину во сне. Слеза выкатилась из левого его глаза и потекла вниз, соленым окрашивая вкус поцелуя. «Пусть молодёжь думает, что в пятьдесят не могут люди так страстно целоваться, пожирая друг друга губами. А зря. Что меняется-то? Если любовь настоящая, то ничего не меняется. Тело ещё полно сил, кожа упруга, а, опыт сын ошибок трудных, может подсказать самые невероятные решения.

Можно быть и горячим, и страстным. А ещё нежным. Понимая, насколько дорог тебе человек, насколько любим. Незаменим никем и ничем. Если удалось сохранить в семье чувства, то не пропадут они никуда, а только крепче станут с годами».

Матвей слышал где-то, что фаза быстрого сна длится пятнадцать минут. Враки. Он пробыл с Параскевой всю ноченьку. Проснулся уже в одиннадцать часов, весь разбитый с непривычки так долго валяться в кровати. Встал, умылся и не нашёл в доме Алёнку.

— Гулять ушла? К подружке? Да какая же подружка. Нет у неё подружек. Так где ж она?

Выскочил во двор, на улицу, огляделся.

— Алёна! — уронив руки, крикнул он. Понимал, что этим делу не поможешь. Ну, ушла? Как ушла, так, может, и вернётся!? Что нервы-то трепать? А он не мог так. Болела душа. С годами он становился всё чувствительнее, беспокойнее.

— Нет её… — изводился Матвей готовый уже разрыдаться. Психика как тонкая старая занавеска — ещё немного и дырами пойдёт.

— С Марьяной твоя Алёнка пошла. В лес. Видно, по травы Марьянка собралась, а та с ней. И кот чёрный ваш за ней увязался, — сообщила соседка наискосок. А Катерина тоже, видно, знала, но промолчала, наблюдая из-за угла. Вопль Матвеев застал её на полдороге в огород. Так и застыла в нерешительности: сказать или не сказать. Решила не говорить. Из вредности. Всё ещё злилась она на Матвея. Хоть за что не понимала. Теперь уже и он такой же страдалец, как она, а всё равно злилась.

— С Марьяной? — повторил он и вроде бы успокоился. Сразу припомнилась ему ночка. Это ж Марьяну благодарить нужно. Значит, дочка его в целости и сохранности будет…

Алёнка вошла в пещерный замок под холмом и, затаив дыхание, следовала за провожатым долгими коридорами, залами, поднимаясь и спускаясь многочисленными лестницами, сделанными из хрусталя, то из мрамора, то из белого камня, то из черного, названия которым она не знала. По пути ей встречался снующий туда-сюда волшебный народ. Некоторые останавливались при виде нового незнакомого лица и чёрного кота, следующего по пятам за хозяйкой. Здесь, под холмом, время замерло: восемнадцатый век с его нарядами — корсетно-кринолиновыми, бархатно-атласными, шелково-парчовыми — сиял, расшитый золотом, самоцвето-бриллиантовыми украшениями дам и кавалеров. В главном зале горели массивные хрустальные люстры, чадили золочёные канделябры, а на троне восседал царь эльфов Агнис.

— Агнис Великолепный! — представил его царедворец. Алёна оглянулась: её эльфа в травном венке и холщовой тунике уже и след простыл.

— Сядь, — мягко сказал царь, и подбежавший на носочках паж поставил у её ног танкетку, обтянутую парчой, с золотыми ножками, гнутыми, как оленьи рога. «Коко-рококо…» — вспомнилось Алёне при виде всей этой роскоши, но точно она сказать бы не смогла. «И вообще, какой смысл знать название стилей? Вообще не важно!»

Она села на танкетку среди огромного сверкающего богатством зала и сразу почувствовала себя не в своей тарелке. Где она, а где вся эта роскошь!?

— Ты… дочь Параскевы, Ольхона?

— Алёна я. Параскева, моя мама. Это правда.

— Добриил, ты послал за Параскевой? Амина, Добриил фасаш.

— Син.

— Это хорошо. Ольхона, твоя мать должна нам. И в качестве оплаты мы хотим получить тебя в жены. Тебе досталась магия навьего рода и ты нам нравишься. Мы с удовольствием лицезрели тебя всё это время в царское магическое зеркало.

— Я Алёна, Ваше Величество. Мне ещё только пятнадцать лет.

— Нам подходит, — услышала в ответ Алёна и, подняв глаза на царя пристально на него посмотрела. Так, что он смутился, опустив пушистые чёрные ресницы. «Интересно, сколько лет этому женишку? Посмотреть бы на него поближе…» — подумала Алёна, и тут же взгляд её разрезал пространство, и объектив зрения оказался настолько близко к носу жениха, что она смогла разглядеть каждую чёрточку на его лице. Даже внезапно появившийся румянец на щеках царя не мог ускользнуть незамеченным.

— Ты ведёшь себя дерзко! — не выдержал он.

— Вы же предлагаете мне вашу руку. А как насчёт сердца?

— Наше сердце прониклось к тебе симпатией. Но… мы хотим удостовериться в твоем предназначении.

— А вот моё сердце ещё не успело… — как можно ласковей ответила Алёна. — А что за предназначение? — не сразу поняла она. В её планы не входило поссориться с царем. Он был молод и красив, принадлежал миру магии, как и мама. Вероятно, она зависела от него как-то. Это предназначение… Стоило быть немножко осторожнее. Алёна неосознанно стремилась, во что бы то ни стало приобщиться к миру волшебства. Быть с мамой и найти здесь свою судьбу. То, что на неё положит глаз сам Лесной царь — и мечтать было страшно. Особенно после стихов Жуковского о Лесном царе. Со знанием, что он похищает детей… что он грозен и жесток сталкиваться с ним было не с руки. Хотя при взгляде на него сейчас Алёна сомневалась в правдивости народных поверий. «Может всё из страха придумали? Или… говорят же церковники, что старые боги были жестоки. Сейчас упор делается на любовь. Всё в мире эволюционирует, даже психология богов! Только люди, кажется, не стремятся эволюционировать… они и без того венец творения богов! Зачем им! — усмехнулась Алёна. «Ну, натворили, так натворили. Теперь эволюционируют, чтобы подстроиться под свои создания. И заметьте: не люди к богам, а боги к людям!»

— Если ты предназначена мне в жены у тебя на запястье должно появиться пятно в виде веточки ольхи.

Алёна оглядела руки.

— Нет ничего!

Царь поднялся с трона, легко сбежал по ступенькам и подошел к юной красавице резко взяв за запястье. Кот рявкнул, вздыбив шерсть и бросился спасать свою хозяйку от Лесного царя, как настоящий рыцарь без страха и упрека. Агнис увернулся, не отпуская девушку. Взметнулась вверх пола его камзола и тут-же между ними и котом возникла хрустальная преграда. Кот с яростью дикого зверя прочертил на ней шесть вертикальных полос когтями и начал нарезать круги, недовольно ворча и ловко уворачиваясь от попыток пажей и дворецкого его отловить.

— Хороший у тебя защитник, — шепнул Лесной царь.

Взглянув в ярко синие глаза царя, Алёна словно провалилась в небо.

Агнис развернул её руку ладонью вверх и приложил своё запястье к её запястью так, что маленькая ладошка оказалась в большой прохладной ладони царя. На запястье что-то завибрировало и обожгло. Будто такая же как Алёна юная пчёлка попала в западню меж двух рук. Алёна одернула кисть и вгляделась в зудящее место: похожее на миниатюрную брошь, на запястье темнело пятно в виде веточки ольхи: листочек и две шишечки. Алена чуть слышно вскрикнула:

— Этого не было! Вы только что сами наколдовали.

— Нет. Предназначение откликнулось на призыв. Теперь оно будет на запястье всегда. Как и моё — ты предназначена мне судьбой. Я был очень предусмотрителен и мудр разрешив Параскеве остаться с людьми. Мокошь она была и есть.

Алёна слушала его с интересом: «Вот оно как бывает!..»

По поводу пятна она всё же слукавила: пятно было и раньше. Почти незаметное, оно иногда чесалось, а после бани становилось красноватым. На днях Алёна собиралась сходить в поликлинику — вдруг чесотка или ещё что-нибудь заразное. Оказывается, совсем нет!

— Мне нужно время, чтобы привыкнуть к вам, Ваше Высочество, — невинно пожав плечиками сказала она. Почему-то ей показалось, что домой вернуться сегодня ей уже не светит. Захомутает её жених! Посадит в серебряную клетку — только коса на улицу…

— У тебя будет время. Месяц! В течение месяца ты будешь жить с отцом, готовиться, а потом — добро пожаловать! Хочешь привыкнуть быстрее — я готов знакомиться. Твоё сердце не заставит тебя ждать. Ещё никто не смог отказаться от любви Лесного царя, Ольхона.

— Я Алёна, — немножко запаниковав, она стала невпопад улыбаться. То натягивая, то сбрасывая улыбку: «Месяц! Всего-навсего месяц».

— Ольхона. Ты будешь Ольхона, — сняв хрустальную защиту ответил Агнис, магической волной отбросив прочь навязчивого кота. — Так звали мою дочь. Двести лет назад она предпочла мир людей и вышла замуж за молодого Тушина. Крестилась в христианской церкви. Отступница! Назвалась Ольгой. В честь неё Тушин назвал поместье Ольгинкой. И город ваш в Ольгенбург переименовал царь. Тоже в её честь. Он встретил мою дочь на балу, и она произвела на него оглушительное впечатление! Из-за того, что царь добивался моей дочери, всячески затрудняя её существование, она и заболела. Я просил дочь вернуться, но она предпочла смерть рядом с Тушиным, который не оценил её жертву, как того следовали обстоятельства.

— Меня будут звать как нашу гору? — удивленно взглянув на Агниса, спросила Алёна и взяла на руки кота. Он не оставлял попыток напасть на царственную особу. При этом из-под когтей его летели искры, а глаза горели дьявольским огнем.

— Отправлю в навь! — жестко осадил его Агниса, и кот, наконец, притих. — Гора зовётся Ольшанкой. Старая ольха, что растет на холме — магическое дерево. Центр нашего магического круга. Она опутала холм и питает его своим волшебством. Поэтому ты Ольхона. И никак иначе. Ты должна родить наследников, чтоб сила магического круга не иссякла. Если родится дочь… хочу назвать её Ольгой. Это будет справедливо.

— А можно осмотреться здесь?

— Осмотреться?

— Да. Я хочу осмотреться. Забавно всё это. Столько столетий находился под Ольшанкой ваш чудесный дворец, практически целый мир, и никто о его существовании не знал!..