— Кто же такие альвы? Я как-то слегка запуталась, — пожав плечами и позёвывая, спросила у Параскевы Алёна.
— Спать уже пора. Ночь за окном, а вы всё сказки рассказываете. С чего бы? — разворчался Матвей, глядя на засидевшихся на кухне баб. Хотелось скорее остаться наедине с женой. Обнять, приласкать свою Параскевушку, ведь он так долго её не видел.
— Пап, это же мамин мир. Мир, о котором мы ничего не знаем. А он при этом реально существует! Без нашего на то ведома.
— Ну и пусть. Главное, Параскева вернулась, — глядя в пустые чашки из-под чая, буркнул он и понёс их в раковину.
— А тебе не интересно разве, откуда она вернулась? И как надолго? Что если ей снова прикажут уйти? Боги или то альвы?
— Ну… и кто же эти альвы?.. — сердясь, задал вопрос Матвей. Он, узнай, наверное, сам бросился бы воевать, чтобы больше никто не посмел отнять у него любимую…
— Те же эльфы. На Руси их принято было величать альвы. Или альбы. От латинского Albus. Белый. Наименование это тянулось за ними с людской молвой из Европы. Сами они себя никак не величали. Альвы явились на Русь из погибшей Гипербореи. Тогда и Русь была не Русью вовсе, а лесами и холмами, где-то степями и речными поймами, где-то полями широкими, заселенными славянскими племенами. От Эльбы до Урала и до Чёрного моря на юге. Вплоть до Кольского полуострова на севере. Вернее, от Кольского полуострова. Где-то в тех краях затерялась легендарная Гиперборея. Бритты слагали о ней легенды, называя Аквилоном. Везде страну происхождения этого огромного народа величали по-разному: и Аквилоном, и Асгардом, и Атлантидой и Гипербореей — страной северного ветра борея… Всё смешалось в умах человеческих. Ведь сами альвы себя никак не называли и, сдается мне, были разного рода племени.
Пришли они, как набегает на берег морская пена. Стремительно. Спасаясь от потопа. Расселились в Европе с севера на юг. Между ними и богами возник спор о владычестве над людьми. Но вскоре он удачно разрешился. Силы богов были несоразмерно выше. Но и гиперборейцы магией оказались не обделены. Здесь их было особенно много. Светлые, голубоглазые, они смешивались с местным населением, и без того обладающими русыми генами: светлыми волосами, глазами и кожей. Ведь свет на Руси тогда русью называли. Как капли росы белыми кажутся, показались альвы людям светлым народом не только внешне. Их и приняли почитай, за богов. И мы уступили. Встали они на ступень ниже нас. С тех пор над людьми кто только не властвовал. Головы поднять не давали. Со всех сторон обложили людей, как говорится…
Альвы поделили зоны владычества по племенам: северяне, древляне, кривичи, лужане да лужичи… всех не упомнишь. Велика Русь. Только вот сами альвы остались альвами. Никогда они своё присутствие в людях не выпячивали. Генетически образовали они от связи с людьми несколько рас, как магических, так и не магических. Что стало для них большой ошибкой. Из рода в род магия разбавлялась и слабела. А народ уменьшался в числе. Связи альвов и людей повлекли за собой появление полумагического народа. А иногда и вовсе народца, стоящего на грани бытия — нежити. Главным признаком существования которых стала недолговечность. Они плодились, как бабочки однодневки и быстро погибали. Тогда альвы вступали в браки, не ведая о последствиях. А сейчас это стало для них простой необходимостью. Они выбирают себе в жены и в мужья детей от браков с богами, пытаясь удержать остатки магии.
— Так что же боги снашаются с людьми?
— Мммм… Матвеюшка. Как грубо, — покачала головой Параскева. — Перед тобой Мокошь, богиня любви. Разжалованная, но богиня. Собрались боги на совет и лишили меня прежнего могущества. Из-за ревности и зависти многие из богов лишились своих сил. С кем поведёшься, от того и наберёшься… слышали поговорку? Боги влюблялись, ревновали, ссорились, воевали друг с другом. Обиды таили… На то им был ответ эволюции — богов поубавилось тоже. Глупцы. Но я не ропщу. Мне моя судьба нравится. Я сама Любовь. Мне что не делай — жить хорошо. Когда любить-то умеешь… что ж не жить?
— Богиня ты моя… богинюшка… Спать пора! Завтра свою историю доскажешь, — глядя на жену, с любовью сказал Матвей, да так, что свет так и прорвался наружу сквозь радужку его зелёных глаз.
…Что в нонешном годочке
Вздумал молодец жениться.
Но не знат, кого спроситься,
Кроме матери, отца.
— Позволь, тятенька, жениться,
Позволь взять, кого люблю? —
Отец сыну не поверил,
Что на свите есть любовь:
— Есть на свите люди равны,
Можно всех любить вровне. —
Отвернулся сын, заплакал,
Отцу слова не сказал… — тихонечко, с душой пел всадник на белом коне.
Дружина растянулась метров на триста: всадники и пешие, и кони шли сонно. Всадники дремали, роняя буйны головы на грудь. День жаркий клонился к вечеру. Пора пришла вставать на ночь. Все порядком подустали, а место битвы разведчики, вернувшиеся на взмыленных конях пока открыть Агнису не смогли. Тихо было вокруг: в десяти-пятнадцати километрах не слышались плач и крики, и звон оружия. Не горели хаты. Значит, Калеб был ещё далеко. Агнис пел, думая о том, как он вступит в бой и какой тактики станет придерживаться. Много лет отец ни в какие сражения и потасовки с соседями не ввязывался, стараясь удерживать мир. Старая рана ныла и периодически воспалялась. О воинском искусстве Агнис знал только что в теории. От этой мысли сосало под ложечкой.
— Разбить лагерь! — закончив песню, выкрикнул Агнис, и трое его спутников подпрыгнули от неожиданности в сёдлах, сбрасывая остатки сновидений. Войско рассыпалось и вскоре по краю поля, на котором ещё недавно мирно паслись коровы, выросли шатры походных палаток.
Лагерь растянулся в длину вдоль края поля. На самом поле в изобилии лежали щедро разбросанные ловушки в виде коровьих лепёшек — туда сунулись было дружинники, да, скривив рожи, отступили.
— Минное поле готово, командир! — почуяв специфический душок, отчеканил перед командиром Андрей.
— Переведи.
— Так точно, альва фатер! В будущем появится оружие, которое разрывает противника в мелкую щепку. Оно чем-то напоминает коровьи лепёшки. Мины прячут в траве, слегка присыпав землей. Наступил и: ба-ба-м!!!
— Это ты про ховно, сейчас говоришь? — удивился Листок.
— Про ховно. В свежем виде оно чистейшей воды мина — вляпаться равнозначно смерти.
— А-ха-ха! Ну ты, Андрюша, и шутник.
— А «командир», что это за словцо? — серьезно спросил Агнис. Ему явно было не до веселья.
— Это самый главный человек в дружине. Тот, кто командует войском, дружиной, армией. Воевода, князь, генералисимус… Сотник управляет сотней. Тысячник — тысячей дружинников и т. д. и т. п.
— Тп?
— Так далее и тому подобное. Ты Владыка, что-то типа «князя». У князя, как и у тебя есть княжество: город или несколько городов и селений в подчинении.
— Ага, — задумчиво сказал Агнис, но чувствовалось, что эта информация для него была немного бесполезной. Гораздо важнее, казалось, продумать тактику и стратегию. «Гонцы сообщили, что впереди воинства идёт нежить, распространяя болезни и мор… Альвы к болезням стойки, а вот кони и люди…»
— …Так вот, не мог он справиться с войском противника и придумал хитрость: завёл рыцарей с конями на лёд. Весна, лёд подтаял, истончился, а рыцари тяжелые, в латах, и кони их… тоже в железо закованные. Раз-два махнули мечами, а лёд под ними возьми и тресни. Наши только в легких кольчугах и то отступили на всяк пожарный к берегу, а вражеская армия — ах! и на дне.
— Вот молодец какой прыткий.
— Ну-ка, ну-ка. Что там у тебя ещё есть в загашнике. Мне сейчас ох как нужны идеи, — оживился Агнис, сделал вдох и закашлялся. Виолетт поворошил костёр, и в воздух поднялся сноп искр вперемешку с пеплом. Андрей замахал перед лицом ладонью, отгоняя этих мерцающих серых мух от лица, и сказал:
— Предлагаю разделить дружину на части. Передовую часть под водительством Агниса в бой пустим, чтоб никто ничего не заподозрил, строй держать не стоит. Навалимся на них, как вот эта туча серых мошек. Вторую часть дружины, допустим, под предводительством Листока, придержим на правом фланге. Да не сразу в бой кинем, а когда войско Калеба смешается с нашим авангардом. Запустим их поглубже в наши ряды, чтоб как следует увязли и ударим в спину. А если случится, что враг начнет побеждать из чувства наглости уверенный в победе, слева, клином всадим им в бок дружину Виолетт. Измотаем врага постоянными вливаниями свежих сил. Дождёмся, когда он весь свой резерв в бой пустит и тут — хоп! Я выезжаю на белом коне собственной персоной. Моя дружина до поры до времени будет стоять где-нибудь неподалёку в лесочке и ждать удобного момента жахнуть. В засаде, так сказать. Вот будет сюрпрайз!
— Занятно! — глядя на беззаботного друга из другого мира, кхыкнул Агнис, и настроение у него чуть-чуть улучшилось. Он нисколько не сомневался в храбрости своей дружины и тем более друзей. Каждый день, несмотря на мир, они устраивали жесткие учебные бои. Все альвы были вымуштрованы, отлично держали строй, высоко держали головы и без проблем выдерживали многочасовые переходы, патрулируя границы Владений. Не хватало одного — практики. Особенно проблема касалась Агниса и других командиров — зелёных неопытных юнцов.
Мы смотрели на них чуть свысока. Наблюдали. В нашу задачу не входило сделать всё за них. Нет. Мы всегда стояли несколько обиняком. Нашей целью изначально были дела людей. Над ними мы держали шефство, помогали, властвовали, если хотите. Это неизбежно, если одни находятся на ступень выше других — мозг воспаляется язвой вседозволенности. Упоением властью. Понимаете? — вопросительно посмотрела на дочку и мужа Параскева. И тот и другая согласно мотнули головами.
…Мы хотели помочь. Альвы нам были симпатичны. Они чем-то напоминали нас на заре человечества. Нет, конечно, богами они никогда бы ни стали. Кишка тонка. Их магические способности находились в зачатке и вряд ли смогли перерасти в нечто похожее на настоящее волшебство. Волшебство… волшебство… слово то какое. Божеству подвластно практически всё в природе. Божество может управлять состоянием вещества. Огнем, водой, камнем, воздушными массами, растением и животным. Одно люди несколько преувеличили: наши всепроникающие уши и глаза. Нет такого. Когда люди жили на земле локально, а богов было больше, мы могли уследить почти за всем. Для каждого сложилась своя сфера ответственности, но мы легко управлялись и с другими задачами. Разделение получилось чисто формальным. Неужели, если где-то потоп, а я отвечаю за сферу любви, я оставлю проблему без внимания? Однозначно, первым делом стоит остановить потоп, а дела любви оставить на потом. После потопа, извините, и любить некому станет если стихия сметет всё на своем пути.
Это очень печально, что сейчас я, богиня любви, нахожусь в состоянии ниже по статусу обыкновенного альва. А скоро и вовсе превращусь в обычного человека.