Подарок Параскевы

Глава 3: Лебедь

Матвей в школе задерживаться не собирался. Как только отпустили детей, он тоже бросил всё, как было, и торопливо вышел из школы. Алёнка, похоже, ушла чуть раньше. Она тоже была на уборке школы, но работала в другом крыле. Матвей видел её сквозь большие окна в крыле напротив. Типовое здание школы стояло буквой «П» и из окон, выходящих во внутренний двор, противоположное крыло просматривалось как на ладони. Некоторое время он наблюдал за дочкой с чувством горечи и тоски, а потом она увидела его, помахала рукой, и Матвею пришлось ответить похожим жестом. Делая вид, что остановился случайно, беспокойный отец развернулся и удалиться в класс. На его лице появилась маска грустного мима…

— Матвей Ильич, у вас всё в порядке? Ничего не случилось? — поинтересовалась молоденькая химичка.

— Нормально… всё. Я в порядке, — опустив глаза долу, ответил ей Матвей. Привычка смотреть в пол нет-нет и брала над ним верх. Особенно во время тягостных размышлений и особо горестных событий он начинал вести как прежде: замыкался, стараясь не смотреть людям в глаза. Кто не знал его прежним, до появления Параскевы старались искренне его поддержать. Впрочем, горе, оно в любом случае горе. Только не всякий примет заботу, как должно. Для некоторых, таких как Матвей, одиночество лучше. Несоблюдение личных границ они воспринимают как вторжение. И не важно, с какой целью это вторжение произошло — с доброй или с недоброй…

Агнис нарушил границы его личного пространства, захотев жениться на Алёне.

«С какого перепугу она ему понадобилась? Чего других баб в его Владычестве мало? Альвоведе не из одного Жар-Агниса состоит! Баб, поди уж полно! Не отдам Алёнушку мою. Хоть плач, хоть дерись — не отдам…» — думал Матвей размашистой походкой направляясь домой через центр Ольгинки. Он хотел проверить, не там ли Алёна? Не с этим ли хлыщем Агнисом проводит время в таком взрослом месте, как кафе Амбер.

Народу в центре оказалось не много. Видно будний день, середина августа и все заняты или огородом или с детьми в город уехали покупать школьные принадлежности или ещё чего. Погода стояла на редкость хорошая. Жаркие дни сменялись умеренным теплом. По небу ходили белые бараны, периодически сменяющиеся чёрными драконами, нагоняющими дождь. Но после ночных гроз и густых туманов с утра снова показывалось солнышко, и температура поднималась до двадцати-двадцати пяти градусов. Хозяйки заботливо прятали помидоры под укрывным материалом, спасая богатый урожай от фитофторы. Торопились засолить огурцы. На берёзах в изобилии появились жёлтые листья, и при полном безветрии вдруг налетевший ветерок снимал эти листья и гнал по воздуху, кидая блёкло-оранжевые и бурые пятна на всё, до чего смог дотянуться, и пропадал, оставляя в воздухе аромат грядущей осени.

У кафе Матвей заметил группу молодёжи, среди которых сразу узнал Алёну. Три парня во главе с Валькой, тем самым, с которым Матвей перекинулся парой слов по поводу нового Алёнкиного ухажера, цеплялись к Агнису, выпячивая вперёд грудь, как задиристые гуси. Но Агнис не двигался с места. Он, видимо, считал недостойным себя вмешиваться в банальную уличную драку.

— … А ну вали отсюда! Наших девчонок не тронь. Ишь, повадились, городские… Думаешь, богатенький, так имеешь право на самое лучшее? Да? Вали, говорю тебе, а иначе… — Валька опрокинул пластиковое кресло, готовясь схватить Лесного царя за грудки… но тут перед ним встала Алёнка, загораживая своего царственного кавалера.

— Да что же это… даже за даму вступиться не может! — буркнул Матвей, собираясь вмешаться, но тут увидел, как Алёнка вся побелела… именно побелела, раскрывая огромные лебединые крылья. И даже Агнис пошатнулся, чуть не свалившись со своего пластикового кресла. Сверкнула яркая огненная вспышка, и в суматохе отшатнувшихся от Леды-Ольхоны парней он не заметил, как она исчезла. Исчезла вместе с Агнисом. Или же Агнис испарился, скрывая с глаз ошарашенной публики свою Леду.

Матвей схватился за голову и мешком рухнул в кресло, мешающееся под ногами в свалке с другими креслами. Он огляделся по сторонам и в витрине кафе Амбер заметил Марьяну, которая даже привстала, вглядываясь в затемненное окно витрины. Рядом с ней сидел Василий, новый прокурор и местный миллионер Алекс Брамс с женой…

— Что же будет… как теперь всё объяснить-то… — хватаясь за сердце, задал себе вопрос Матвей.

— Подойду-ка я к дяде Матвею. Думаю ему нехорошо. Парням всё равно никто не поверит… а вы, надеюсь, сможете сохранить всё произошедшее в тайне? — обратилась Марьяна к притихшим за столиком друзьям, которые так остались немы…

— Дядь Матвей, вы как? Ничего не беспокоит? — спросила Марьяна, бросившись с крыльца прямо к столику Матвея.

— Марьяна, думаешь, что это всё мелочи? Увидел и забыл? А что люди скажут? — глядя куда-то в пустоту, сбивчиво ответил он.

— Пацанам никто не поверит. А мои друзья будут молчать. Они в курсе тех чудес, что иногда случаются в Ольгинке.

— Чудеса — это что-то очень хорошее. Думаешь, можно назвать чудом то, что произошло?

— Ваша дочь превратилась в белую лебедь. Что может быть прекраснее? Леда всегда была почитаема на Руси. Она помогала роженицам, была дочерью богини плодородия Мокоши… А жар-птица? таких чудес я вообще никогда не видела в Ольгинке. Думала, что всё больше призраки и нежить водятся здесь. А Леда — это же подарок богов! Дядя Матвей, вы задарены богами. Не знаю за что, но, видимо, за что-то очень и очень хорошее.

— Не понимаю твоего восторга… — всхлипнув, сказал Матвей, глядя, как у Марьяны горят глаза. — Поможешь мне встать?

— Конечно…

Матвей встал, пошатнулся, но, сделав пару шагов, уверенно двинулся вперед. Марьяна пошла рядом на всякий случай…

— Я уже ничего не понимаю. Даже не говори… Молчи, Параскева.

Параскева поставила перед мужем кружку горячего чая и пододвинула блюдце с ватрушками. Из двери своей комнаты высунулась Алёнка грустно взирая на отца.

— Я сама не ожидала. Честно…

— У Алёны проявляется спонтанная магия. Она Леда. Новая Мокошь. Ей нельзя оставаться среди людей.

— Вы сговорились? Специально всё это сделали? — как-то обреченно спросил Матвей. Его мощный торс сгорбился и осел, превращая здорового мужчину из великана в старика.

— Нет, милый мой. Конечно же, нет. Но, видимо, не только я виновата. Дочка наша имеет божественные силы. Твои мать и отец не казались тебе особенными никогда?

— Не знаю. Что значит особенные? мама всегда была для меня особенной. Я её любил. Но ушла слишком рано. Мне не было и тридцати. А отец — он простой. Проще некуда. Как и я.

— Нет, милый мой. Ты не простой. Ты мой. Я тебя выбрала из всех, значит ты особенный. Уже поэтому, — Параскева погладила мужа по голове и прижала его голову к своему животу. Матвей вдохнул аромат её платья, обхватил за бёдра, шумно вдыхая этот запах — запах, без которого и жизнь ему была не мила, и заплакал. В этот момент он понял, что придётся расстаться с Алёной. Что она ему не принадлежит, как, впрочем, не принадлежит ему ничего, кроме собственной жизни.

Алёна выскользнула из комнаты и обняла своих любимых родителей. Она тоже ощущала эту болезненную горечь расставания.