Подарок Параскевы

Глава 8: Лиза

Когда Олеська подбегала к калитке Лизкиного дома, заметила отца. Тот куда-то очень торопился, а точнее сказать откуда-то. Поправляя на ходу рубаху и застёгивая ремень растянутых джинсов, он воровато оглядывался по сторонам. Откуда он держал путь говорила распахнутая настежь калитка теть Лизиного дома.

— Ого — присвистнула Олеська. — Вот это на… дела. — Чуть не вырвалось из хорошенького ротика грязное слово.

На цыпочках пробравшись в дом тётки, она застала финальную сцену, дополняющую весь предыдущий видеоряд. Тётя спешно заправляла кровать, распихивая по углам игрушки: плётку, наручники и другие вещички, виденные Олеськой лишь однажды: новогодней ночью по телевизору на одном из кабельных каналов. Нажимала кнопки ну, и случайно наткнулась решив, что это плод больной фантазии режиссера.

— И как же это всё понимать, тётечка Лизочка! Я к вам всей душой, а вы… Поди, мать позвонила, предупредила, что я иду? А иначе откуда такая торопливость?

Тётя Лиза в одной рубахе демонстративно взяла в руки легинсы и стала натягивать с таким лицом, будто виноватой себя нисколько не считает. И вообще, мол, Олеська, смотри, на что твой папаша позарился. Бесстыдно демонстрируя племяшке свои полные голые ляжки.

— Хочешь, чтоб мамка обо всё этом узнала? — складывая руки в замок перед грудью, ультимативно заявила Олеська, и спесь с тётки моментально слетела. Она поняла, что совсем не в том положении, чтоб выпендриваться. Поджала губки, выражая крайнее неудовольствие, и посмотрела на племяшку вопрошающе:

— А ты, поди, мечтаешь узнать кто твой настоящий отец в обмен на это. Не знаю, где я больше выгадаю, а где прогадаю! Сестра поймёт, что я её предала и в том, и в другом случае. А Панкрат пострадает по всем фронтам. Его ждёт ажно тройной коллапс. Не жалко отца?

— Учитывая последние данные… нет! Не знаю почему, но особой любви между дочкой и отцом, как все говорят, бывает, у нас с папочкой не наблюдалось. Рассказывай если тебе его действительно жалко, я не стану никому о том рассказывать. Он не узнает.

— Коли ты знаешь, что Панкрат тебе не отец, может, догадываешься, кто отец?

— Есть мысля. Матвей? Сосед наш с заячьей губой.

— Откуда инфа?

— Не дура. Он сказал, что у нас с его дочкой имена похожи, словно мы сестрички.

— Как по такой фразе можно догадаться? Ну деваха, даешь. Это вообще, ни о чем не говорит.

— А мать услышала и давай ему рот затыкать. А он в ответ что-то про дочь.

— Так про свою же!

— Нет! И вообще зачем тогда рот затыкать? Говори тётя Лиза, а иначе…

— Ладно, ладно… В селе отмечали Ивана Купала. Мы: Катька, Анька и я, гуляли на празднике допоздна. Выпили чуток, разговорились и вспомнили древние славянский обычай, ну, когда на Купала все со всеми могли вступать в половые контакты во имя повышения плодовитости почвы, всего и вся. Особенно полезен такой обычай был для бездетных. Если муж не мог обеспечить продолжение рода, на Купала этому могли поспособствовать друзья или родственники.

— Да брось! А я слышала, что баб забивали плетьми, если те приносили в подоле!

— Это было уже позже. А века так до пятнадцатого никто никого не осуждал.

— И что вы сделали?

— Стали искать подходящую кандидатуру. И тут видим — Матвей.

— Поймали и изнасиловали, что ль? Не думаю, что он мог откликнуться на вашу просьбу.

— Точно так. Мы хотели, чтобы всё это осталось в тайне. А Матвей… сама понимаешь, не станет никому рассказывать, даже кого из нас и узнает ненароком. Он шел через кустарник, стемнело и мы… Ну, немножко с ним поразвлекались. Думаю, что это была единственная ночь любви в его жизни. И он так разгорячился, что нам на всех хватило. Правда, пришлось его держать, но, тем не менее. Двое держат, а третья…

— Вот гады. Прости, господи… сучки! — выпалила Олеська в обиде за Матвея.

— Ну и сучки. И что! Мы мужику радость доставили. Вспоминал, поди, потом с вожделением и…

— Заткнись!

— Заткнись, заткнись… тоже мне защитница… — крикнула вслед убегающей из избы Олеськи тётя Лиза.

Сестре она ничего говорить не стала. Олеська не расскажет, и дай Бог, всё как-нибудь утрясётся. Главное, чтоб Панкрат не попал в мясорубку, Катька-Олеська — вся деревня…

— Ну чё? — спросила Катерина шепотом, хватая дочку за рукав, когда та дернувшись, попыталась протиснуться мимо неё. И протиснулась, мстительно посмотрев на мать.

«Сказала что Лизка или нет? Скорее нет. А то сейчас тут такое было б…» — решила про себя Катерина. Панкрат вернулся домой прямо перед дочкой и был отчего-то не в духе. До предела взвинченный, он сразу дал понять супруге, чтоб не лезла на рожон. Только Катерина всё равно пыталась. Пыталась загладить перед мужем несуществующую вину.

— Картошечки… — подошла она с тарелкой. — Со шкварками!

Но Панкрат даже не повернулся поставил перед тарелкой блок рукой. Пришлось убраться восвояси. Второй раз она подошла к мужу уже перед сном.

— Панечка, ты остыл? Уже спать пора. Я свежую постель постелила, — обвивая шею, руками Катерина наклонилась над ним в атласной рубашке с глубоким декольте, но тут же пожалела. Панкрат снова поставил блок рукой, и получилось так, что толкнул. Катерина завалилась на пол и, раскачиваясь туда-сюда, пыталась успокоится, когда мимо прошла Олеська. Понимая, что выглядит это всё со стороны не очень, поднялась и пошла на кухню выпить глоток воды.

— А ты плётку купи и наручники. Может, дело-то и пойдёт, — язвительно сказала Олеська, унося с собой тарелку с салатом.

— Что!? — в сердцах подняла на неё руку мать и застыла на месте. На глаза навернулись слёзы…